Седжин стоит в своей манере — как памятник Великой Невозмутимости — и у него немного (сильно, до тошноты) пульсирующая боль бьет в виски.

   Когда вот так херово, плевать на все, только бы перестала болеть голова.

— Не знаешь, когда начнут? — тоскливо в который уж раз уточняет Тэ, разодетый в пух и прах в плавящуюся на жаре синтетику. — Почему нельзя делать эти костюмы из такой ткани, в которой не жарко?

— Потому что не жарко в натуральных тканях, а натуральные ткани недостаточно визуально эффектны на сцене, — вздыхает Седжин и сжимает рукоять зонта.

   У него в одной руке — зонт, потому что дождь завис над стадионом и дразнит одинокими каплями, щекочет нервы. У него в другой руке — картонка со стаканчиками холодного чая, пакет со снэками, через руку перекинут легкий дождевик, через плечо висит сумка, в которой

— таблетки от температуры, потому что Ким-блядский-Тэхён умудрился схватить простуду посреди лета,

— пластырь от мозолей, потому что ни один идиот не надевает новую обувь в первый раз именно на концерт, кроме обладателя гиперайкью Ким-лидера-его-за-ногу-Намджуна,

— репеллент от комаров, потому что у некоторых из числа рэперов по фамилии Мин слишком сладкая кровь (ха-ха, и смех, и грех),

— иголки с черной и белой нитками, потому что костюмер сунула со страшным шепотом «У Гукки кружева на рубашке на соплях!»,

— кушон, потому что чертовы юнмины не знают никаких границ, и теперь Чимина приходится штукатурить по всему периметру, как выставочную галерею,

— черная изолента и суперклей — три тюбика, потому что… да мало ли, почему!

— еще нашатырь, анальгетик, антигистамин и валидол — потому что вся аптечка в сумку не влезла,

— ну и влажных салфеток и бумажных носовых платков — целый стратегический запас.

   Седжину даже весело: стоит невозмутимый человек, скучающим взглядом смотрит в небо, а в неприметной сумке у него — целая шкатулка с секретиками.

— Пить хочу, — плямкает сухими губами Тэхён и тянется за холодным чаем. — Воды нет?

   Седжин протягивает ему термокружку с водой и вздыхает: судя по скучающим взглядам телеоператоров, начало сильно откладывается. Видимо, очередная шишка очередной раз опаздывает, вернее, задерживается.

— Когда у тебя отпуск, хён? — интересуется Тэхён. А у самого мордуленция такая хитрющая, что Седжин даже знает, какой вопрос последует.

— Как у всех, — цедит сквозь зубы, сохраняя свое непроницаемое менеджерское лицо.

— К нуне поедешь? — Тэхён не выдерживает, и улыбка разъезжается по его лицу, как занавес, обнажая блестящие зубы.

   Седжин поворачивается, собирается спокойно, строго кивнуть и попросить хотя бы минуточку тишины, потому что боль просто разрывает голову, но язык почему-то своевольничает, не слушается, зрительные ряды медленно кренятся вправо, и накатывает мутная и ватная тошнота.

— Отойди, Гукки, — голос над ухом визгливый и настороженный, чуток плаксивый: Чимин. — Врач сказал, не трогать хёна и не передвигать.

— Я видел в кино, что надо облить водой и похлопать по щекам, — обиженно тянет Гукки. — Я видел!

— Уберите мелких отсюда, — командует непривычно строго Джин. — Где там доктор?

— Намджун с ним на телефоне, он уже прошел мимо гримерок, — спокойно поясняет Шуга.

— Да дайте, я на него хоть немного побрызгаю мистом, — не сдается Чонгук. — Нельзя же так просто сидеть и ничего не делать, а вдруг хён умрет?

   Ох, кажется, в его голосе пробиваются слезливые нотки, и Седжин решает, что пора открывать глаза.

— Хён! Хён-хён-хён! — бросается к нему Хосок и щупает лоб своими холодными узкими ладошками. — Ты как? Вот это ты нас напугал!

— Норм…- во рту пересохло, губы слиплись, язык все еще не слушается, — Нормально. Тэхён где?

— В туалете ревёт, — присаживается рядом на краешек дивана Юнги. — Что менеджера-хёна не уберег.

— А ну-ка, молодые люди, дайте доктору дорогу, — бодро командует врач. — Предлагаю вам очистить помещение…

   Он измеряет давление, уровень сахара, качает головой, а потом оглядывается на стоящих вокруг ребят:

— Нет, ну правда, Седжину бы воздуха побольше…

   Бантаны понуро покидают гримерку.

— Эй, — слабо зовет с дивана Седжин, приподнимаясь. — Только попробуйте что-нибудь нуне сказать!

— Итак, молодой человек, — укладывает его назад доктор, — когда вы полноценно спали в последний раз?

   Выслушивать нотации доктора муторно и скучно, но Седжин — уважительный и воспитанный парень. Он и сам знает, что уснуть на пару часов, скрючившись в кресле зала ожидания аэропорта, — это за полноценный сон не считается. Что протеиновые батончики, закинутые в рот на ходу, почти не разжевывая, — это не еда. Ну, а что делать, если менеджеру, пока разберешься, кого сегодня укачало и тошнит, у кого аллергия на шерсть, у кого пломба из зуба выпала, и кто (опять, блять!) свой паспорт перед вылетом потерял, уже на еду и на сон и времени не остается?

   Доктор выслушивает, кивает, всаживает витаминный укол и отпускает, вытребовав обещание первую неделю отпуска посвятить полноценному и здоровому отдыху. Седжин предвкушает первую неделю отпуска и миролюбиво кивает.

   В принципе, после укола слабость быстро отступает, и Седжин, разминая ноги, выбирается из гримерки в холл, сокрушаясь, что мероприятие, кажется, все еще так и не начали.

   Копошение и встревоженные голоса за поворотом у окна привлекают его внимание.

— Да, да, нуна, представь: побелел как стенка и начал валиться прям на Тэхёна!

— О, я чуть в штаны не наложил от стра… от беспокойства!

— Да ладно, Тэ, ты сам чуть в обморок не хлопнулся!

— Нуна, ты бы видела, как он орал! Половина охраны сбежалось за кулисы! Думали, теракт!

— А вы бы на моем месте не орали, если бы любимый менеджер-хён на ваших глазах вдруг начал умирать!

— Седжин-хён не начал умирать, он просто в обморок упал! Ты что, опять ревёшь?

— Тэ, перестань, стилист Чхве сказал, что если ему еще раз придется тебя перекрашивать, он тебя лучше сразу убьет!

— Нуна, ты, главное, не переживай! С хёном все хорошо! Правда, у него еще не все анализы взяли… и надо бы (я, лично, считаю) сделать компьютерную томографию головного мозга…

— Чимини, малыш, ты понимаешь, что ты не успокаиваешь?

— Так.

   Седжин быстрыми шагами подходит к сгрудившейся вокруг экрана видеосвязи толпе и выхватывает телефон из рук смущенного Джина.

— Ну вот что вы за люди такие? — обводит Седжин семь виноватых хитрых физиономий. И если бы не красивая, добрая, родная нуна в телефоне, он бы сказал кое-что и покрепче.

— Ты понимаешь, что нам нужно серьезно поговорить? — раздается из трубки. — И учти, я выражения выбирать не намерена!