— Ты что, блять, творишь?!
И пока Тэхена сносит этим криком от его, между прочим, собственной двери в его, между прочим, собственную гостиную, он успевает подумать, что отдавать Чонгуку дубликат ключей от квартиры было очень необдуманным решением.
Чонгук тычет Тэхену в лицо телефоном, но Тэ и так, в принципе, знает, что у него там, поэтому пытается сохранять спокойствие, хотя у Чонгука такое выражение лица обычно бывает только перед самым началом очень впечатляющей драки.
— Ой, да ну ладно, Гукки, мы все здесь взрослые люди, я тебя умоляю…
Чонгук отбрасывает телефон на диван и останавливается в двух шагах, сжимая кулаки.
— Я ведь могу тебя ударить, хен, — говорит он подозрительно спокойно.
— За что? — Тэ всегда в таких случаях достает из арсенала свою самую милашную улыбочку, поэтому сейчас решает действовать так же.
Не прокатывает.
— Это то, чего ты хотел, да? — возмущается Чонгук. — Чтобы миллионы людей по всему миру облизывали экраны с твоей полуобнаженной фоткой? Да?
— Мой малыш ревну-у-у-у-у-у-у-у-у-ует…. — все еще пытается улыбаться Тэхен. — А ведь я тебе говорил: месть — это блюдо, которое подают холодным.
Чонгук застывает.
— Это ты мне мстишь за то видео из бассейна что ли?
Тэхен разваливается на диване, закидывая ногу на ногу.
— И за то видео, и за весь твой выпендреж на сцене с подниманием рубашки, а за твое разрывание пуговиц я чуть позже отыграюсь…
У Чонгука, кажется, сейчас истерика начнется. Во всяком случае, правое веко дергается у него явно не просто так.
— Так ведь это же не то, Тэ, это же совсем другое!!! — повышает голос до предыстеричного Гук. — Ну посветил я прессом, ну посмотрели все, ну и что тут такого?! Это же прессак, мало ли… Но светить всему миру твоим мяконьким животиком, на который имею право смотреть только я — это уже перебор, Тэ!!!
— А тебе не кажется, мой золотой макнэ, — из голоса Тэхена сочится такая ласковая угроза, что Гук на всякий случай съеживается, — что слишком много ограничений? Целовать мой животик можно только тебе, гладить его можно только тебе, слизывать с него клубничный сироп тоже можно только тебе. Мне показалось, что необходимо небольшое послабление. Чем-то нужно делиться, Гукки. Выбирай. Или, может, сохраним за тобой право видеть мой живот, но, к примеру, целовать мою шею разрешим…
— Нет! — вскакивает Чонгук. — Только попробуй. Мы еще поговорим с тобой подробно про твой этот новый телепроект в лесу, у меня там тоже есть вопросы…
— Началось, — вздыхает Тэхен. — Давай сразу договоримся на берегу: ты не поедешь следом за нами и не будешь выслеживать Хеншик-хёна в кустах, не говоря уже про Минхо-хена, у него до сих пор стресс от твоей конспирации в озере.
Ентан проносится мимо хозяина с пушистой игрушкой в зубах и вылетает через открытую дверь на балкон, тормозя передними лапами почти у самого ограждения.
— Даже Танни осуждает твое поведение, — Тэхен подходит к балконной двери, собираясь заманить собаку назад в комнату, но пес видит что-то явно интересное на балконе сверху, потому что виляет хвостом очень активно, задирая свою мохнатую голову.
— Ну да, хорошо, ты прав, я ревную, — соглашается, выходя к нему на балкон, Чонгук.
— У нас миллионы фанатов, ты же не собираешься ревновать меня к каждому? — Тэхен обнимает макнэ со спины и укладывает подбородок ему на плечо.
— К девушкам — нет, — ухмыляется Чонгук. — Но ты поедешь в лес с кучей парней, и каждый из них постоянно лезет к тебе обниматься.
— Побойся бога, макнэ, — всерьез злится Тэхен, повышая голос, — не каждый, кто хочет обнять меня, сразу же хочет меня и трахнуть, так не бывает!
— Бывает, — Чонгук краснеет. — Лично вот я…
— Я не про тебя говорю сейчас, успокойся.
— Да потому что невозможно обнимать тебя и не хотеть тебя, глупый ты хен! — Чонгук уже возмутился до крайней степени, поэтому успокаиваться не собирается. — Невозможно смотреть на твое фото в расстегнутой рубашке и не хотеть тебя! Невозможно смотреть на твой животик и не хотеть провести по нему языком, неужели так сложно это понять?!
— Тогда ты сейчас понимаешь, что чувствую Я, когда ты выделываешь на сцене все эти твои кренделя с рубашкой?! — пытается перекричать его Тэхен. — Тогда ты понимаешь, в каком состоянии мне приходится дотанцовывать танец, когда у меня в штанах…
Его пламенный крик души прерывает долгий звонок в дверь.
— Ты… — Чонгук оборачивается, — ждешь кого-то?
— Нет вообще-то, — испуганно таращит глаза Тэ.
Когда они вдвоем направляются в прихожую, Ентан обгоняет их с заносами на поворотах с таким видом, что кого-то ждал в гости именно он.
На лестничной площадке стоит невысокий пузатенький мужчина, в котором Тэхен узнает своего соседа сверху, знаменитого корейского художника на пенсии.
— Здравствуйте, сонбэ, — кланяются оба.
— Мальчики, добрый день.
Сосед мнется, как будто подбирая слова, и Тэхен приглашает его войти, но тот качает головой, оставаясь на площадке.
— Я пришел к тебе, Тэхенни, с небольшой просьбой. Дело в том… не знаю даже, с чего начать… Я бы не побеспокоил, но…
Чонгук с Тэхеном переглядываются.
— Говорите как есть, сонбэним, — еще раз кланяется Тэхен.
— Дело в том, что вы с… другом… сегодня разговаривали слишком громко, и, видимо, у вас была открыта дверь на балкон, а я обычно в это время дня делаю на балконе наброски к моей будущей работе…
Тэхен с Чонгуком краснеют как по команде, а предатель Ентан ехидно гавкает, соглашаясь с соседом.
— Извините меня ради бога, — продолжает сосед и тоже краснеет своими дряблыми щеками, — Я-то сам — человек бывалый, ко многому привыкший и многое повидавший, но мой несовершеннолетний попугай… Он за последние полчаса так пополнил свой словарный запас, что я боюсь, как бы он… Короче говоря, не могли бы вы закрывать балконную дверь, когда обсуждаете… то, что вы обсуждаете… Боюсь, у моего попугая может возникнуть много вопросов, на которые я, увы, не смогу дать ему ответов… Если можно… Пожалуйста…
В комнату вместо Чонгука с Тэхеном возвращаются две морковки сорта Purple Dragon, только по ставшим фиолетовыми татуировкам и смущенной квадратной улыбке можно признать в них мемберов всемирно известной кей-поп группы.
— Ты чего балконную дверь не закрыл? — шипит Чонгук в сторону смущенно хихикающего Тэхена.
Тот разводит руками и подсовывает макнэ примирительную баночку с банановым молоком.
— Ладно, — Чонгук обхватывает баночку обеими руками и виновато смотрит исподлобья. — Проехали. Я так понимаю, ты не остановишься?
— Неа, — веселится Тэхен. — Завтра тебя ожидает новая порция красоты в инстаграме.
— Можешь хотя бы не расстегивать рубашку до конца? — тон у Гукки становится таким жалобным, что Тэ смягчается.
— Хорошо, малыш, — кивает он и улыбается многообещающе. — Раз уж ты так просишь. Но ты же понимаешь, что для того, чтобы показать секс…
Тэхен прерывается и отвлекается на то, чтобы все-таки закрыть балконную дверь.
— … ты же понимаешь, что для того, чтобы утопить мир в восторженном возбуждении, мне не обязательно расстегивать рубашку до конца, да?
Чонгук хмурится.
— Просто… просто… каждый раз, когда я вижу, что твоя рубашка расстегнута кем-то, кто не я, я начинаю беситься, — бормочет он и, хватая Тэхена на руку, роняет его рядом с собой на диван.
— Пусть тебя утешает то, что ты — единственный, кто может делать это без разрешения, — многозначительно смотрит ему в глаза Тэхен.
Чонгук розовеет в щеках, протягивает руку и легонько касается пальцами воротника домашней футболки Тэхена.
— Единственный, кто может даже разорвать на мне эту футболку, — почти шепчет Тэхен, подаваясь вперед.
— Обожаю это! — выдыхает Чонгук, и его глаза загораются.
Ентан, пробегая мимо все с той же игрушкой в зубах, ворчливо гавкает и скрывается на кухне.
— Он напоминает тебе, сколько стоит эта футболка, если ты вдруг разучился понимать метафоры, — хихикает Тэхен, наклоняясь к самому уху макнэ.
— Судя по твоим коварным планам, мне скоро придется не разрывать твои вещи, а зашивать их прямо на тебе, — мурлычет Гукки, проводя носом по шее Тэ. — И, кстати, нам еще надо решить, где мы будем делать татуировки.
— Вот! — вскакивает Тэхен. — Подумай хорошо, Чонгук, ведь я буду просто обязан показать это место арми!
— Нет! — выставляет Чонгук ладошку вперед. — Дай маркер, я помечу на тебе запретные места.
— То есть, кому-то можно светить своими татуировками, а мне, значит, нельзя? — вопит в ответ Тэ, и Ентан, проносясь назад к балконной двери со своей многострадальной игрушкой в зубах, очень показательно закатывает глаза, чего, вообще-то, воспитанные несовершеннолетние собаки делать не должны.