У Хосока всё, что угодно, только не армия.

Поначалу ему, конечно, хотелось стекла и страданий, грустно смотреть в окно в свой последний вечер на свободе и водить пальцем по мокрому от дождя стеклу.

Но, во-первых, дождь все никак не начинался.

Во-вторых, Чонгук приперся сразу из аэропорта со словами «Я у тебя душ приму, хён? Дашь мне свои спортивки и диоровскую юбку заодно? Все равно тебе пару лет не понадобится».

Мерзавец. Хер ему, а не юбку. Спортивки пришлось дать, конечно.

Во-вторых, Тэхен приволок кучу виниловых пластинок и, с криками «Джаз — лучшая музыка для отрывона», начал выводить из себя хосочьих соседей. Пришлось бегать, улаживать конфликт, объяснять, что это Тэхен так подпевает Элле Фицджеральд, что никто его не бьет и уж тем более не режет на куски…

Еще Мин Юнги, пользуясь правом ведущего шучвитолога, пришел уже порядком «отрепетированным» с полуопустошенной бутылкой виски наперевес. И начал с места в карьер всем расписывать планы на после армии.

***

— Короче, Хосок, ты когда из армии выходишь? В 2025? Ничего не планируй, я тебе к тому времени следующий сайфер подгоню… — маэстро развалился на коврике у телевизора и лениво листает на экране собственные «гангстерские» фотки.

— А я к Юнги-хёну на концерт поеду! — напоминает всем запыхавшийся Чимин, для которого снова лифт на восемнадцатый слишком долго едет, а лестница на восемнадцатый — дофига повод для внеочередной тренировки.

— Вот, кому в армии будет по кайфу! — констатирует бухающий с Хосоком по видеосвязи Джин. — Здесь таких поводов для внеочередных тренировок — завались. Даже искать не надо, они тебя сами найдут.

— Главное, чтобы Хоши там не обижали, — безапелляционно заявляет Намджун, переходя со своего пафосного вина в пятнадцать каратов на старое-доброе-пролетарское соджу. — Иначе я туда лично приеду и…

— И чего? — уточняет Джин, чокаясь своей банкой контрафактного пива с экраном телефона, — будешь агрессивно зачитывать обидчикам длинные цитаты из «Кафки»? Ебать, ты зверь… Смотри, в Гаагу не загреми за такое…

Вместо зверя-лидера гремит макнэ, причем на кухне, причем громко орет при этом Тэ, плавно переходя с джаза на мат.

— Хосоки-хён, у тебя микроволновка сильно дорогая была? — на всякий случай уточняет Тэхен. — Не то чтобы мелкий не мог себе этого позволить, но мало ли, вдруг, она с какими-нибудь вшитыми кристаллами Сваровски?

— Херовски, — передразнивает Хосок и устремляется на кухню обезвреживать макнэ, потому что если микроволновку еще можно пережить, то за кофемашину он будет драться, причем кулаками. Или стулом. В зависимости от размера ущерба. Не хватало ему еще первое утро новой жизни встретить без американо.

— Я тут подумал, — начинает Чимин (и вот тут обычно надо звонить менеджеру, потому что это уже дофига повод волноваться), — а что, если мы завтра тебя, Джинни-хен, по видеосвязи наберем, как тогда на МАМА, помнишь? И ты Хосоку напутственное слово скажешь? Ну, если приехать вдруг не сможешь?

— А я напутственного пенделя дать могу, к примеру, — предлагает сильно разомлевший Шуга, — мне не сложно…

— Мне сложно, — возражает Хосок, возвращаясь из кухни в обнимку со спасенной кофемашиной, — как я потом с отбитой задницей родину защищать пойду?

— Я очень надеюсь, — листая новостные каналы, хмурится Намджун, — что тебе и не придется. В смысле, идти родину защищать. Готов ради такого дела лично поехать и разрулить все международные проблемы нашей республики.

— У нас проблема одна, и на территорию этой проблемы артистов кей-попа не пускают, угомонись, — ласково обнимает лидера за плечи Хосок. — Я как-нибудь справлюсь.

— Так мы пьем или расходимся? — напоминает о поводе торжества Чимин. — У меня уже соджу в стакане нагрелось…

— Он у тебя уже даже испарилось, — тычет пальцем в лужу на полу Тэхен. — Ты его еще минут с полчаса назад разлил. Последненькое, кстати.

— Бежать в магазин или нуегонахер, обойдемся виски? — жизнерадостно достает из рюкзака еще две белолошадные бутылки Мин Юнги. Видимо, все-таки вынес из студии остатки реквизита, мошенник.

— Да! — радостно соглашается Чимин.

И с этого момента Хосок больше ничего не помнит.

***

Его первое утро новой жизни начинается не с кофе.

Во-первых, потому что он не может найти кофемашину.

Чимина тоже найти возможным не представляется: во всяком случае, на горизонтальных поверхностях его точно нет.

Мелкие заперлись в спальне, где до утра налаживали личную жизнь и попутно громили туалетный столик.

Мин Юнги вообще будить бессмысленно — его бы в машину погрузить каким-то образом, и на том спасибо.

Выручает Намджун, который, как подобает лидеру, вел себя приличнее всех. По той простой причине, что банально уснул в кресле, пытаясь всем доказать, что Кафку не стоит недооценивать. В итоге все сошлись на том, что седативный эффект трехэтажных формулировок Der Prozess бесспорен.

Он, соответственно, как единственно выспавшийся, просыпается раньше всех и уже священнодействует над кофемашиной, добывая «напиток феникса» (есть люди, которым по утрам восстать из пепла возможно только посредством кофе, Хосок — один из таких людей).

Правда, восставшему короткостриженому фениксу приходится смириться с разбитым капучинатором, но и хер бы с ним, все равно Хосок пьет черный.

Кофе спасает. И даже примиряет (совсем немного, чуточку, но все же) с печальной действительностью. Еще с действительностью примиряет нашедшийся и на удивление бодрый Чимин, который, впрочем, при более детальном рассмотрении, оказывается еще просто не до конца протрезвевшим. По этой причине он и спал в гамаке в гардеробе. Собственно, без комментариев.

Мелкие, как выясняется, спать не ложились и, что характерно, не собираются. О чем хором сообщают, садясь в машину примерно за минуту до того, как дружно захрапеть в две сопелки.

Хосок выставляет из квартиры лидера с Мин Юнги, закинутым через намджунье плечо (маэстро редко по утрам передвигается иным способом) (особенно после проводов в армию) (после проводов Джина тоже так было), а сам оборачивается, чтобы еще раз удостовериться, что всё…

…что всё.

Картинка перед глазами мутнеет. Как будто дождь на стекле, как Хосок и хотел. Впрочем, дождь начинается как по заказу.

Странно было рассчитывать, что эти придурошные дадут ему тленить в последний вечер перед армией, да?

И поэтому у Хосока, даже сейчас, когда он закрывает двери своей квартиры и садится в машину, — даже сейчас всё, что угодно, только не армия.

У него Чимин, у которого кульминация бодуна придется аккурат на момент зачисления Хосока, и это, возможно, даже к лучшему — хоть не разревется.

У него Тэхен, который висит на макнэ как коала, и их возле дома, кажется, уже даже кто-то успел сфотографировать.

У него Чонгук, который выперся в хосочьих спортивках и его же толстовке, и завтра точно жди залпа даблчоновского фанфикшна. Надо не забыть его переодеть во что-то, а то не оберёшься.

У него Мин Юнги, который настолько вошел в роль своей последней фотосессии, что спит на заднем сидении как развращенный безнаказанностью подросток-мафиози, и ему только соски-пустышки в виде «томми-гана» не хватает для полной атмосферы.

У него лидер, который сейчас весь — сплошное беспокойство. У него во взгляде беспокойства так много, что, кажется, что он пропитан этим беспокойством как малиновым сиропом.

Хосок наклоняется к Намджуну и легонько касается пальцами его волос на макушке.

— Со мной все будет хорошо, я справлюсь, — шепчет он.

— Да пиздец, — мрачно замечает с переднего сидения начинающий трезветь Чимин. — Вопрос не в тебе, а в оставшихся. Справлюсь ли, к примеру, я — вот вопрос. Кто за мной будет присматривать? Кто будет лайкать мои фотки в инстаграме? Проблема? Проблема!

— Нет никакой проблемы, — хрюкнув от поспешности, делится опытом проснувшийся Чонгук. — Снеси к херам инсту и спи спокойно.

— Это ты там… спи спокойно… — предлагает мелкому Чимин и продолжает хмуриться.

Намджун, взглянув на него, хмуриться начинает тоже.

В салоне повисает эмоциональный сумрак. Что вполне понятно, если учесть тот факт, что общебантанье Солнышко собирается временно спрятаться за границу облаков.

Водитель переговаривается по рации, уточняя укромное место, в котором похмельных покемонов можно будет без палева рассадить по разным машинам. И подобрать Сокджина.

— Со мной все будет хорошо, — повторяет Хосок и натужно сглатывает ком в горле. — Я справлюсь. И вы справитесь. Вы арми обещали.

И смахивает иконку входящего видеовызова с улыбающимся старшим хеном.

— Охренеть! — у Джина лицо красное, отчего еще красивее (как он это делает, зараза?). — Пять километров с утра пробежать. Ну его нахер ту армию, Хосоки, беги, пока при памяти.

И, вот,

— Джин, ТЫ ВООБЩЕ, БЛЯТЬ, НЕ ПОМОГАЕШЬ!

Короче, у Хосока всё, что угодно, только не армия.