...

Отблески лунного света падали на темную поверхность озера, танцевали бликами. Люди поговаривали, что зрелище почти завораживающее. Но слова имели слишком много значений, которые она не слишком понимала.

Возможно не хотела понимать.

Когда девушка сжимала тонкую ладошку в чужой, то на мгновение в груди что-то царапалось едва заметными коготками – почти забытый отзвук чувства.

Дазай покачивалась из стороны в сторону, мурлыкая какую-то песенку, изредка поглядывая искоса и сдувая волнистую прядку застилающую взор.

Фео хотелось целовать её губы, так, чтобы не останавливаться до самого рассвета. Кусать узкие ключицы, впиваться зубами, так, чтобы до крови, с рычанием.

Она не сомневалась, что та это позволит без малейших сомнений. Дазай руку ей протянула, хитро, по-лисьи, взглянув последний раз, и чуть отвернулась вбок. Мол, бери, если хочешь. Я себя предлагаю, а тебе решать.

У Фео зубы мелкие, но острые, впились глубоко, и девушка вздрогнула, а после выдохнула, судорожно

Трава ночью мокрая от росы, и когда платье, полуспущенное, сползло с узких девичьих плеч, влага зашекотала кожу. Фео знает – и её, и Дазай касается. Та тоже испытала нечто подобное – нечто особенное совершенно. Только не скажет.

Как обычно смолчит или отшутится.

Они одинаковые. Бесчувственные, изломанные. Кем-то и чем-то. И людьми и чередой безжалостных событий. Так говорит логика. Так пишут в книгах. Так говорят другие.

Для них обеих в произошедшем и происходящем нет ничего необычного, нет ничего ненормального. Так всегда было, есть и будет. Кто-то может говорить, а она вот так взять и сложить паззл, понять лишь то, что они обе неправильные.

Но разве это важно? Сейчас ведь есть только они обе, лунная ночь, берег озера в Российской Империи, да дикие жадные объятия, поцелуи, от которых голова кружится.

Никто из них ничего не хочет говорить, но они давно прочитали друг друга; все это пряталось в отражении чужой радужки, читалось в ломких движениях, хрупкой отстранённости.

Фео только дёрнулась, когда острая игла вошла в плечо под кожу, и чуть опустила взгляд. Дазай смешно и весело – но это веселье нехорошее, дикое. С примесью яркого безумия. Фео знает его, оно ей так знакомо. Оно плещется внутри, ничем и никем не сдерживаемое, кроме их собственных желаний.

Фео облизнулась, слизнула кровь с иглы, когда девушка её вытащила, а после, едва ли не загоняя себе эту иглу в гортань, принялась облизывать её пальцы. Улыбка Дазай стала шире, ярче. Дазай выхватила иглу и снова вогнала её в плечо. Почти ноль реакции.

Они обе молчали. Сейчас любые слова излишни. Чужие пальцы скользили по узким бёдрам, чуть оттянули плотную ткань шорт. Фео не думала ей помогать – нащупала свой нож и резанула наотмашь по бинтам на груди, почти не отмеряя силу. На мгновение в коричном взгляде отразилась тень изумления, а после губы растянулись в усмешке.

Длинные ногти впились в плечо. Фео ощущала боль, но, вместе с тем её действия приносили и нечто другое. Возможно это и есть наслаждение. Она не возражала. Если это с ней. И если это в последний раз. Пока Дазай расцарапывала ей плечо, Фео слизывала кровь с бинтов, стянула их, провела языком. Солоноватый привкус на губах немного вернул её в реальность, но этого было недостаточно.

В конце концов, они обе все решили. И времени у них не осталось. Если кое-кто коварный использует ногти, то она – зубы. Дазай охнула и выгнула спину, когда Фео вцепилась ей в грудь.

Фео провела пальцами по бёдрам, ногам, ощущая то ткань бинтов, то гладкую кожу. В этот момент приятнее так, чем ощущать солоноватый привкус слёз, да и его она, признаться, давным-давно забыла.

– Нечестно, – выдохнула Дазай. Пальцы впились в волосы, вынуждая не останавливаться, стать ещё ближе, вдыхать аромат её тела. Зачем отвечать? Зачем делать хоть что-то, если можно не делать совершенно ничего?

Фео ловко уронила ее на траву. Аккуратный надрез рядом и тихий почти молящий выдох на грани стона, требовательный недовольный взляд, и вот, кинжал уже оказался в руках у Дазай и упёрся в горло самой Фео.

Несколько мгновений они играли в гляделки, а после она чуть подалась вперёд. На бледной, почти белоснежной коже выступила кровь – тонкая царапина пошла чуть ниже, но когда лезвие добралось до футболки и утяжки на груди, Дазай уже серьёзно взялась за дело.

Аккуратное мимолётное движение, и уже Фео закусила губу.

«А это обязательно?» – читалось в её взгляде.

«Не я это начала», – ответила одними губами Дазай.

Врушка. Они обе лгали во многих вещах – окружающим, себе, но не друг другу. С друг другом почему-то получилось иначе.

Жаль, только они слишком долго гнали от себя это ощущение. Жаль, что они не смогли сорвать цепи, в которые их заковали другие, а потом, и они сами себя. Слишком много сожалений. Им это совершенно несвойственно.

Фео прекрасно знала, что Дазай начала она с определённой целью, да и согласие дала ей сама с тобой же целью. До самого последнего момента они хотели находиться ближе друг к другу, где-то уступить, в чём-то сдаться. Смешное иллюзорное желание. Отдай. Забери.

Она готова была забрать все, что Дазай ей готова предложить – ошмётки пустой искореженной души. Такой же, как её собственная. Ведь и сама она точно такая же.

С мысли сбивают сосредоточенные действия девушки, которые немного выбивают из колеи. Фео все же ощущает. Исключительно потому что это она, Дазай. В её жизни были разные люди, хотя полученный по первости и многократно повторяемый опыт почти перечеркнул всё. Вероятно, все было поэтому да.

Дазай смогла дать ей часть того, что она сама уже и забыла, что знает. Показать, что можно быть счастливой. Пусть и на краткий миг.

Фео ухватила ее за волосы и резко дернула назад, вынуждая отстраниться. Та подчинилась неожиданно легко. Хотелось связать ей руки её же бинтами, так сильно, чтобы синяки остались.

Девушка уселась поодаль и поправила платье, все также поглядывая на неё. Фео тоже привела себя в порядок. Хотя нельзя сказать, чтобы ее футболка подлежала восстановлению, пусть это уже и не имело значения.

Тьма плескалась между ними с Дазай. Она купала их в объятиях. Фео сделала несколько шагов, присела рядом и положила руку поверх её ладони. Не всегда понятны такие жесты – многое приходилось делать чисто интуитивно. Однако вот сейчас она знала, что улыбка на бледных искусанных губах искренняя. В ней яркость и тепло. То, что, возможно могло когда-то что-то значить.

Фео не слишком понимала все подтексты до единого – слишком много фальшивых эмоций переливалось радугой, но в одном не сомневалась: улыбка принадлежала ей. И Дазай принадлежала только ей. От растрёпанных каштановых волос и замотанной в бинты шеи и угловатых изгибов фигуры до узких бёдер и острых коленок.

Пусть все это только до рассвета.

Сколько раз они начинали и прекращали эту игру? Они занимались любовью, они играли, они говорили, они смеялись, они молчали.

Первые лучи уже показались из-за макушек вековых деревьев, и Дазай вскинула подбородок. Во всей её позе читался немой вопрос: ты не передумала?

Фео ответила немым укором во взгляде и дёрнула плечом, указывая жестом на гладкую поверхность озера.

Даже самых лучших хищников можно загнать или завалить числом элементарно. У их противников есть неплохие охотники. Хищники могут отбиваться, но…

Дазай так устала. Фео видела это. Да и она сама держалась исключительно на упрямстве и ненужных даже ей самой желаниях. Они с ней обе фальшивки, сотканные из не-своих иллюзий.

И они обе безумно устали так жить, но как можно иначе их никто не научил. Фео очень хотела бы показать, но сама имела лишь отдалённое представление – смутные воспоминания из детства, наставительные слова отца.

И она тоже устала.

Губы Дазай на вкус отдавали горечью полыни и почему-то Фео подумалось, что так должны на вкус ощущаться слёзы. По крайней мере, последнее воспоминание будет приятным.

Они вошли в воду держась за руки.

Над лесом занимался рассвет, знаменуя новый день.