забудь страдальца, красота

дверь камеры отворилась в непривычное время: вильгельм поднял голову в удивлении. рядом с надоевшим уже жандармом стоял человек, как будто давно знакомый. пусть лица не было видно из-под капюшона, но голос... голос вильгельм точно слышал ранее, и может, даже не раз. когда-то, лет с пятнадцать назад, в парке в павловске... тогда жизнь в очередной раз сыграла с ним злую шутку, послужив очередным поводом для насмешек. случайные объятия с великим князем надолго остались в его голове, и порой, в дни, когда уснуть особенно не получалось, вильгельм раз за разом прокручивал в голове эту сцену. а ведь они могли бы учиться вместе...

из размышлений вильгельма выдернуло лëгкое похлопывание по плечу. жандарм ушёл куда-то, дверь была заперта, а великий князь — несомненно, это был именно он — сидел перед ним на корточках, наконец сняв капюшон. ему на лоб упала выбившаяся из причёски кудряшка, что заставило вильгельма улыбнуться.

великий князь неожиданно улыбнулся в ответ. он всё-таки отодвинулся, но не встал, глядя прямо вильгельму в глаза.

— не поймите меня неправильно. я не хотел нарушать ваш покой, но... вы мне снились. с той самой встречи не раз, и до восстания тоже, и... не знаю, не могу, что-то тянет к вам. на ум приходит только одно объяснение, — тут он замялся, отвёл глаза и продолжил, — которое озвучивать я бы не хотел. не здесь и не сейчас, по крайней мере.

он говорил неуверенно, уклончиво, подбирая слова на ходу, но вильгельму было понятно и без слов. он и сам чувствовал что-то такое, чему не мог найти объяснения. это что-то спасло его в тот день от роковой ошибки, это же что-то сейчас привело к нему великого князя.

— не здесь и не сейчас, — повторил вильгельм. — лучше всего когда-нибудь в следующей жизни, не так ли?

великий князь согласно кивнул.

— сейчас лучше всего, наверное, будет... просто забыть обо всём? не хочу портить вам жизнь своим жалким существованием, — прежде, чем ему успели возразить, вильгельм, потупив взгляд, постучал в дверь камеры, привлекая внимание караульного.

мишелю ничего не оставалось, кроме как надеть капюшон вновь и, в последний раз оглянувшись на сидящего на полу кюхельбекера, удалиться. на этот раз навсегда.

а в голове вильгельма сами собой складывались строчки.