Если честно, я даже не понял, как это произошло. Последнее, что я помню? Мы с приятелями праздновали день рождения в баре, а потом… что же было потом?
Я проснулся с разламывающей виски головной болью и тошнотворным холодком в животе. Неужели я так набрался? Я застонал, сжимая лоб руками. Раздалось какое-то бряцанье.
— Очнулся? — спросил кто-то.
Я с трудом разлепил глаза. Где я? Что со мной? Кто это? Что это за странная тень, застилающая глаза? И почему так трудно дышать? Через пару минут я окончательно пришёл в себя и получил ответы на все вопросы, даже на те, ответы на которые я бы не хотел знать.
Сфокусировав зрение, я рассмотрел, что надо мной свисает цепь. Цепь? Откуда она? Я поморщился, но тут же вздрогнул, осознав: цепь эта моя. Я подскочил, вновь раздалось бряцанье, и теперь я уже ясно увидел, что на моих руках наручники, соединённые тонкой, но прочной стальной цепью. Кроме того, я нащупал ошейник, который и сдавливал мне горло.
Я постарался стащить с себя кандалы, полагая, что это проделки приятелей: мы часто подшучивали над выпившими друзьями… но это было уж слишком!
— Водички попей, — посоветовал кто-то. — После этой дряни всем плохо…
Я повернулся на голос и увидел того, кто со мной разговаривал: незнакомый парень в цепях и в порванной одежде. Я завертел головой, дикими глазами глядя на всё вокруг. Комок в горле расплавился в горькое месиво, я сглотнул. Это походило на тюремную камеру: решётка вместо двери, какая-то рухлядь на полу, нары… Может быть, меня копы замели? Но с каких это пор арестованных на цепь сажают?! Я рванул ошейник, закашлялся и вынужден был признать, что снять его не удастся.
Парень протягивал мне грязную миску с водой. Я с отвращением оттолкнул его руку и пополз к решётке. Надо выяснить, где я! Я взялся за прутья, прижался лицом к решётке и позвал:
— Эй! Кто-нибудь! Какого хрена происходит? Выпустите меня!
— Не советую так делать, они этого не любят… — испуганно пробормотал парень в цепях.
— «Они»?
Я и глазом не успел моргнуть — перед решёткой возникла тень и как из-под земли вырос человек, в замке со скрипом повернулся ключ, решётка отъехала в сторону… Вот и отлично! Уже поняли, что это недоразумение, сейчас меня выпустят… Резкая обжигающая боль — это носок его ботинка впился мне в бок. Я захлебнулся кашлем, свалился ничком на грязный пол и вдогонку получил ещё один удар, сильнее прежнего.
— Эй-эй! — раздался вдалеке чей-то голос. — Не покалечь его! Увечья дорого обходятся.
Человек хмыкнул, развернулся и ушёл, заперев решётку.
— Ничего ему не будет, — донёсся его разговор с кем-то ещё. — Просто поучил немного, чтобы не вякал.
Откашлявшись, я приподнялся, зажимая рукой саднящие рёбра, и спросил у незнакомого парня в цепях:
— Это что было, а?
— Лучше сиди смирно, — посоветовал он, — до аукциона недолго осталось.
— Какого ещё аукциона?!
— Объяснить ему? — раздался ещё один голос, и я заметил, что в этой камере, помимо нас двоих, было еще пять или шесть закованных в цепи мужчин. — Тебя похитили. Завтра пойдёшь с молотка, новичок, будешь рабом в доме какого-нибудь богатея.
— Что ты мелешь! Как это: похитили?! — заорал я.
— Да тише ты! — Парень зажал мне рот. — Иначе они вернутся и снова тебя побьют. Завтра будет аукцион, на котором тебя и всех нас продадут в рабство… И мы до сих пор в Токио, приятель, торговля людьми здесь процветает.
Я замычал, стараясь убрать его липкую ладонь, — омерзительно! От неё воняло, как от помойки… да и вообще от всего здесь разило до тошноты отвратительным спёртым канализационным духом. Все эти цепи, ошейники, решётка… Неужели это правда?!
— Но… это же бред собачий! Почему… почему именно я? — забормотал я, вцепляясь себе в волосы. Гулко забряцали цепи.
Парень, понизив голос, продолжал рассказывать, и с каждым новым словом мои глаза округлялись всё больше. Работорговля в самом сердце Токио? Людей похищают, заковывают в цепи и продают в рабство. Сексуальное рабство.
— Это шутка? — сдавленно спросил я, уже понимая, что никакая это не шутка.
Я забился в угол, стиснул колени руками. И что мне делать? Я и раньше попадал в переделки, но теперь… Куда как серьёзно! Мне отсюда не выбраться, если только не случится какое-нибудь чудо (в чём я сильно сомневался).
— Если повезёт, — переговаривались между собой пленники, — то попадёшь в хост-клуб или в частную коллекцию. Если не купят сразу, велика вероятность попасть в бордель после аукциона. Но хуже всего, если покупатель окажется садистом или вообще маньяком…
Я закрыл уши руками, чтобы не слышать подробностей. «Повезёт»? Это они называют «повезёт»? Быть проданным в рабство — разве это «везение»? Какая разница к кому! Тогда я ещё многого не понимал.
Через пару часов охранники вернулись, принеся жидкую кашу в грязных мисках. Я не притронулся, остальные буквально накинулись на еду.
— Зря не стал, — заметил один из моих товарищей по несчастью, — следующая кормёжка только завтра. Они нас раз в день кормят.
— Аппетита нет, — проворчал я, уткнув лицо в колени.
Время тянулось мучительно долго. Наконец где-то со скрежетом отворились двери, послышались голоса. Я вскинулся: во мне ещё была надежда, что всё это — недоразумение, что всё разрешится само собой, вот прямо сейчас… Парень в цепях привстал, прислушался и простонал:
— Только не это!
— Что? — Я схватил его за плечо и встряхнул.
— Кто-то из покупателей пришёл до аукциона… из тех, кто слишком известен или богат, чтобы светиться на таких «мероприятиях». — Парень злобно посмотрел на меня. — Так что приготовься, возможно, кого-то из нас продадут прямо сейчас.
— Да что же это… — Я сжал лоб пальцами, его разломила нудная боль. — Скажите, что это всего лишь сон и я проснусь…
Скоро появились охранники, отперли клеть и стали за ошейники вытаскивать некоторых пленников в коридор. Меня тоже. Я попытался вырваться, но охранник ударом в челюсть объяснил мне, что так себя вести не стоит. Я едва устоял на ногах от удара, рот наполнился солоноватым привкусом крови. Охранники сорвали с нас одежду, согнали в какую-то комнатёнку, где окатили ледяной водой из шланга, чтобы придать нам «товарный вид» (как я узнал позже), а потом запихнули в затрапезный зал, приковали нас — голых и мокрых — к кольцам в стене и ненадолго оставили одних. Парень рядом со мной что-то бормотал, у меня от холода стучали зубы, но я расслышал: «Только бы не он, только бы не он!»
— О ком ты? Что ещё за «он»? — Не знаю почему, но в животе снова появился липкий холодный страх.
— Он… я был у него пару месяцев… ужасный человек! — серея лицом, ответил парень.
— Маньяк?
— Если бы!
Эта непонятная фраза встревожила меня ещё больше. Я хотел порасспросить парня об этом человеке, но послышались шаги и говор охранников. С ними пришёл мужчина, от которого у меня мурашки пошли по коже, хотя вроде бы ничего такого в нём и не было. Первым делом мне бросились в глаза его сапоги, — вероятно, потому что приходилось смотреть снизу вверх. И хотя я был не в том положении, чтобы удивляться или восхищаться, но они меня поразили. Наверное, чтобы так их начистить, пришлось извести не один флакон крема — такие блестящие, словно зеркальные! Тёмно-зелёная куртка, фуражка, небрежно вьющиеся каштановые волосы, перчатки, согнутый пополам хлыст в руках — разрозненные кадры постепенно складывались в одну картину. Военный или только что с верховой прогулки, точно не из простых смертных, а из сильных мира сего. И глаза, в которые словно плеснули кофе, — спокойные, абсолютно равнодушные глаза.
— Сюда, господин Рэн… — говорил охранник, суетливо заглядывая в лицо гостю и заставляя других охранников поднять нас и поставить на колени. — Чего бы вам хотелось?
— Не знаю… — Ленивый взгляд скользнул по нам. — У меня хомяк сдох.
— Такая утрата! — угодливо подхватил охранник.
«Хомяк сдох»? Меня затрясло. Ну и ублюдок! Приравнивать живых людей к грызунам!
— Эти самые свежие, только что отловленные…
Всё это походило на чудовищный фарс. То, что сейчас происходило буквально в двух шагах от меня, — чем не собачья выставка? Пройдя мимо парня, который всё мне рассказывал, Рэн приостановился. Парень съёжился, Рэн усмехнулся и ткнул в его лоб рукоятью хлыста:
— Ну, этот-то точно не из новой партии.
— Э-э… — промямлил охранник.
— Секонд-хенд не интересует. — Рэн направил хлыст на охранника. — Ты ведь не хотел меня надуть, верно? Даю минуту, чтобы обновить ассортимент.
Охранник пробормотал что-то невразумительное, другие подхватили нескольких пленников и увели их обратно в клеть. Это, я так полагаю, и был «секонд-хенд». Очередь дошла до меня.
— Этот ничего вроде. — Рэн наклонил голову. — Вот только…
Рукоять его хлыста оказалась на моём боку, где красовался синяк от вчерашнего происшествия.
— Случайность. — Охранник вился вьюном, стараясь угодить. — Скидочку предоставим, если надумаете его взять.
— Зубы покажи. — Рэн хлыстом поднял мой подбородок.
Я мотнул головой. Глаза Рэна сузились. Удар рукоятью хлыста в лицо. Задержал руку, прежде чем ударить. «Не покалечить, но поучить», — так я обозвал эту «технику». Охранники всё же заставили открыть рот, едва не порвав мне зевки толстыми грязными пальцами.
— Ничего так, — повторил Рэн, — но вот характер явно подкачал. Такого дрессировать долго придётся.
— Пошёл ты! — Его тон, его манера говорить обо мне, словно меня тут нет или я бессловесная тварь вроде того же хомяка, раздражали, и я рывком поднялся, насколько позволяла цепь. — Какое право… свободного человека…
Охранники бросились ко мне, но Рэн их опередил. Его рука сжала цепь и дёрнула её так, что я рухнул перед ним на колени, хватаясь руками за ошейник и стараясь оттянуть его, потому что это движение напрочь перебило горло и заставило задыхаться.
— Зови меня «хозяин». — Его пальцы разжались, цепь упала на прежнее положение.
— Хрен тебе! — прохрипел я.
— Покупаю. — Он уже не смотрел на меня, отвернулся и обращался к охраннику. — С непослушным питомцем мороки много, зато не скучно. Какая там стартовая цена?
Я расслышал «тысяч», короткий смех Рэна. Но тут в мой рот ткнулась мокрая, дурно пахнущая тряпка, и я вырубился: хлороформ…
Очнулся я уже на новом месте. Меня тошнило от хлороформа, крыша ехала, и предметы словно плавали вокруг. Гулко отдавался в голове чей-то голос:
— Да, спасибо… О, в самом деле?.. Нет, ещё не придумал…
Руки у меня были свободны, но на шее до сих пор болтался ошейник: я сидел на цепи в шикарно обставленной комнате. Я пощупал бок, нащупал заклеенную пластырем ссадину. Боль от прикосновения к ней несколько привела меня в чувства, в глазах прояснилось.
Рэн полулежал на кровати прямо в сапогах, правда, уже без фуражки. У него был скучающий взгляд, но когда он отложил трубку и посмотрел в мою сторону, то его кофейные глаза немного оживились. Он сел, лениво отбрасывая с лица вьющуюся волну волос, и пощёлкал пальцами в мою сторону.
— Я тебе не собака! — возмутился я.
Рэн встал, подошёл ко мне.
— Во-первых, я ещё не решил, какой ты будешь породы. А во-вторых… — Его рука взметнулась, влепив мне увесистую пощёчину. — Забыл? Ты должен звать меня «хозяин».
— Ни за что!
— Слышал я уже это… — Он за ошейник приподнял меня с пола и встряхнул. — Собака — это скучно. Вот кот уже не так скучно: можно бубенчик на ошейник повесить, звенеть будет…
— Может, ещё и хвост привязать и углы по-кошачьи метить? — Я попытался вывернуться, но его рука сжала ошейник и махом ткнула меня мордой вниз об пол.
— Нет, это уж слишком, попахивает зоофилией. — Он словно бы рассуждал вслух. Я сообразил, что он обдумывает сказанное мной. — Но идея о коте мне нравится… да, нравится.
— Ты, извращенец хренов! Меня… меня искать будут! — Я пытался взять ситуацию в свои руки. — Меня… меня уже ищут! И тебе точно не поздоровится! Ты знаешь, кто я?
Конечно же, я блефовал. Но моя попытка оказалась тщетной, сказать больше — Рэн вообще не обратил внимания на мои слова… словно я был бессловесной тварью. Не отвечают же, к примеру, попугаю, когда он бормочет своё «попка хороший»?
— Плевать я на это хотел, — всё же сказал он и отпустил цепь, так что я смог дышать нормально. — Отныне ты моя зверушка… там решим, какой породы… и кличка твоя будет…
— У меня имя есть, — прохрипел я, откашливаясь. — Я Сёга! И хрен я буду на кличку отзываться!
— …Ньян, — продолжал Рэн. — Да, отличная кличка! Ньян. Так и будем тебя называть.
— Ты вообще людей слушаешь?! — взбешённо взревел я.
Рэн спокойно впечатал меня лицом в пол в очередной раз и произнёс:
— Я ведь тебе уже говорил называть меня «хозяин».
Да пусть он мне лучше всю морду разобьёт, чем я скажу это! Никогда! Ни за что не смирюсь! Не сдамся!
Я был такой наивный, честное слово…
***
— Шесть утра, просыпайся!
Носок сапога потыкался в мой бок — несильно, но вполне хватило, чтобы проснуться. Я разлепил глаза. Рэн стоял надо мной и нетерпеливо постукивал хлыстом о ладонь.
Сколько я уже здесь? Несколько недель? И каждое утро начинается одинаково. У него это называется «дисциплина». Будит меня в шесть утра, гонит в холодный душ, заставляет есть и пить…
Чего он вообще добивается? Хочет сломать меня? Если бы я только мог читать мысли! А по его кофейным глазам ничего нельзя понять. Я даже не знаю, от чего он ловит кайф. От того, что я голый? Не уверен: он спокоен, это его не возбуждает, да я и не видел, чтобы он дрочил или что-нибудь в этом роде. Амёба хренова… От того, что унижает меня? Не похоже, чтобы ему и это нравилось: всем своим видом показывает, что ему смертельно скучно. Так зачем?
— Что должна сказать послушная зверушка? — Он хлыстом приподнял мой подбородок.
— Отсоси… — буркнул я.
Придержал руку и ударил. Я зажал рот ладонью, сквозь пальцы засочилась солоноватая кровь. Это ещё ничего, как-то он меня ударил хлыстом — всего один раз… так до сих пор на боку краснеет след от того удара: не пожалел силы… Из-за чего? Да просто так. Вероятно, ему не понравился мой взгляд. Но обычно он предпочитал рукоять хлыста в зубы, прямо как сейчас, или пощёчину. Я сглотнул кровь. Хорошенькое же начало утра!
— Иди в душ. — Рэн поднял меня за ошейник и толкнул в ванную комнату.
Не то чтобы он был слишком груб со мной. Житьё у меня здесь было вполне сносное, не считая того, что я сидел голый на цепи, конечно. А так… кормили хорошо, но только вегетарианской едой. За кусок мяса или стакан пива я бы душу отдал, честное слово! Рэн это просёк и поставил условие: «Скажешь „хозяин“ — получишь что хочешь». Да ни за что!
Я поёжился: вода казалась холоднее обычного. А сейчас я выйду и снова начнётся…
Так и оказалось.
Слуги уже принесли поднос с едой. Есть приходилось руками, поскольку Рэн ясно дал понять: «зверушке» столовые приборы не полагаются.
— Сегодня мы с тобой выучим команду «сидеть», — сообщил Рэн, опускаясь на кровать и закидывая ногу на ногу. Его спокойные глаза перебегали с подноса на меня.
— Пошёл ты…
Наказание не замедлило последовать: он ногой припечатал меня в пол лицом, повертел каблуком по спине, не давая подняться. Это было больно: подбитые металлом каблуки ранили голую кожу, как ножи. Я заскрипел зубами.
— Какой же ты упрямый… — с сожалением укорил меня Рэн. — Ну что тебе стоит это сказать? Просто одно слово: хо-зя-ин. И может быть, я даже сниму с тебя цепь.
— Не дождёшься, — в который раз повторил я.
— Это начинает раздражать, Ньян, — без выражения проговорил в ответ Рэн. — Долго ты ещё будешь испытывать моё терпение?
— Во-первых, я Сёга. Я тебе уже говорил, что не буду на твою паршивую кличку отзываться. А во-вторых…
Бац! Его сапог снова оказался на моей спине, так что остаток фразы я пробулькал, ткнувшись носом в чашку с молоком.
— Не захлебнись! — Он приподнял сапог, дал вздохнуть. — О, это даже эротично выглядит! Надо почаще так делать…
— А что, без этого не стои́т? — злобно буркнул я, откашливаясь.
Зря я это сказал. Рэн встал, сверху вниз посмотрел на меня очень нехорошим взглядом. Я подумал, что он сейчас мне врежет, и даже втянул голову в плечи. Но он наклонился ко мне, моё лицо обдало хлороформом, и я рухнул ничком на пол, теряя сознание.
Очнулся я на кровати, привязанный так, что руки были над головой, а ноги — широко расставлены в стороны. Цепи на шее не было, но ошейник не сняли. Рэн, скрестив руки на груди, прогуливался по комнате, каблуки его сапог ровно впечатывались в пол. Этот звук раздражал. Увидев, что я открыл глаза, он изогнул бровь:
— Очнулся, спящая красавица?
— Пошёл ты… — Я подёргал руками, но привязан я был крепко, освободиться не удалось.
— Раз не хочешь по-хорошему, придётся с тобой по-плохому, — с явным сожалением сказал Рэн. — Я тебя научу манерам, вот увидишь. Через пару дней будешь как шёлковый!
— Хрен тебе! — Я едва не вывихнул кисть, но мне удалось послать его жестом.
— Очень сомневаюсь, что мне. — Рэн подошёл к кровати и стиснул мою щёку пальцами. — Ну-ка, улыбочку! Твоя злая физиономия не эстетична.
Я и не думал ему улыбаться. Да он этого и не ждал. Он отвернулся, доставая что-то из ящика стола. Что там? Какие-то провода, дилдо, всякая хрень из секс-шопа… Ну и дальше что? Изнасилует меня? Думает, что если оттрахает меня этими штучками, то я тут же сдамся и стану считать его «хозяином»? Бывали в моей жизни вещи и похуже засунутого в задницу фаллоимитатора. А Рэн, похоже, считал, что именно так меня и можно сломать.
— Не хочется, конечно, этого делать. — Он поставил колено на кровать и продемонстрировал выбранный им силиконовый член. — Но придётся, ты ведь понимаешь.
— Да неужели? — фыркнул я.
— Ну скажи «хозяин», а?
Я промолчал. Эти его игры меня бесили. Ведёт себя так, словно он тут жертва, словно не меня похитили и не меня заставляют… как будто ему приходится всё это делать…
Рэн подождал немного, понял, что ответа не дождётся, и пожал плечами:
— Как хочешь.
— Хомяка своего тоже трахал? — со смешком поинтересовался я.
Не стоило этого делать! Его перекосило, он сжал мои волосы и больно дёрнул их:
— Не смей так говорить про моего бедного Стасю! Это был порядочный хомяк!
Бред какой-то…
— Вот этот тебе подойдёт. — Рэн постукал вибратором по моему колену. — Смотри. Видишь, тут и кнопочка есть. Нажимаешь и…
— Засунь себе свой ликбез знаешь куда? — посоветовал я.
— Я лучше тебе засуну. — Его кофейные глаза, ничего не выражающие, слегка сузились.
Конечно, мало приятного было в том, что он запихнул в меня эту штуку…
— Ну? Волшебное слово? — Он надавил пальцем на вибратор, погружая его глубже.
Я сжал зубы. Рэн стал раскачивать вибратор:
— Я услышу это от тебя, вот увидишь.
В глазах у меня потемнело, но я выдохнул:
— Долго ждать придётся!
— В самом деле. — Рэн с ухмылкой включил вибратор, раздалось жужжание. — Интересно, сколько ты продержишься?
Я зашипел. Он придвинул стул к кровати, сел на него, почти с интересом наблюдая за мной и лишь иногда засовывая вылезающий вибратор обратно.
В общем, ничего он не дождался.
Следующие несколько дней Рэн экспериментировал с разными штуками, запихивая их в меня в надежде, что я всё-таки сломаюсь и призна́ю его хозяином. Задница у меня дико болела от этих «экспериментов», но сдаваться я не собирался. Наконец Рэну всё это надоело.
Он засунул в меня очередной вибратор, раздражённо и почти брезгливо морщась.
— Что, расстроился? — хмыкнул я.
Рэн с силой толкнул вибратор внутрь:
— Дрессировке ты не поддаёшься. Ты начинаешь меня раздражать.
— Слышал я уже это… — пробормотал я, стиснув зубы.
Рэн с огорчением посмотрел на меня, покачал головой. Опять это страдальческое выражение лица!
— Какой-то он у тебя вялый. — Он двумя пальцами взял мой член, поворачивая его. — И совсем не стои́т. Разве не должен вставать, когда вставляют все эти штуки?
— Я тебе не извращенец! С какой стати у меня стоять будет от того, что мне в задницу что-то запихали?! — гневно выдал я, задёргавшись. Прикосновение его пальцев было неприятно.
— Да и вообще, он у тебя некрасивый. — Рэн подвигал крайнюю плоть туда-сюда. — Был бы он обрезанный, лучше бы смотрелся. Да, гораздо лучше… — И его кофейные глаза затуманились, словно он погрузился в размышления.
Потом он очнулся, вытер пальцы платком и проронил:
— Должен признаться, этот эксперимент прошёл неудачно. Но не беспокойся, я обязательно что-нибудь придумаю, и ты это произнесёшь.
Меня снова посадили на цепь, и всё пошло как обычно.
***
Рэн сидел за столом и красил ногти. А ногти у него были длинные, пара сантиметров точно.
— Вот докрашу ноготь, — сказал Рэн, отдаляя руку и любуясь маникюром, — и займусь тобой. Ешь, Ньян.
Я сумрачно принялся за еду. В последние дни кормили меня плохо, всего раз в день, так что я был полуголодный и раздражённый. Голодом он меня морить вздумал, что ли? Дожевав хлеб, я почувствовал, что со мной что-то происходит. Голову обнесло, перед глазами поплыло — что за чёрт? Рэн наблюдал за мной с интересом. Меня осенило:
— Ты что в еду подсыпал, ублюдок?!
— Как грубо… — Его силуэт стал расплывчатым, голос звучал как из тоннеля. — Поспи немного. Когда проснёшься…
Окончания фразы я уже не услышал. Я завалился набок, глаза мои закатились, наступил нервный сон. И даже во сне расплывалось всё, что я видел… Постепенно сон перешёл в явь, я медленно просыпался. Голова гудела, в ушах стоял какой-то треск, как будто туда налилась вода. Язык казался воспалённым и распухшим, я еле ворочал им и ни слова не мог выговорить. Очевидно, меня напичкали наркотиками. Очень и очень медленно я приходил в себя. И чем яснее становились мысли, тем явственнее я чувствовал боль. Я застонал, пытаясь понять, где я. Я лежал на боку, на своём месте. Что это за боль? Что это?! Мой член был туго обмотан бинтом, ядовито алели капли крови, пропитавшиеся из-под него. Пахло йодом и спиртом. Я подскочил, в ужасе пытаясь сообразить, что со мной сделали, ухватился за член.
— Не вздумай! — Рэн, оказывается, был здесь. — Доктор сказал, что повязку пока нельзя снимать.
— Ты! — Я рванулся на цепи, но Рэн стоял достаточно далеко, так что я до него не достал. — Ты что сделал?! Что ты сделал, я тебя спрашиваю?!
Рэн ногой подвинул стул, на котором были таблетки и стакан воды:
— Доктор сказал принимать, чтобы быстрее заживало. Что ты так дёргаешься? Обычная процедура, теперь он у тебя как конфетка станет… не то что раньше.
Тут я припомнил наш разговор про обрезание.
— Псих! — Я яростно дёрнулся и захрипел: ошейник больно врезался в горло. — Дальше что? Вообще кастрируешь?
— Пей таблетки, — не обращая на мою ярость никакого внимания, сказал Рэн и вышел.
Я стиснул низ живота руками. Меня трясло. Конечно, это пустяковая операция, здоровью или потенции ничего не угрожает, но мне сейчас было тошно — не от боли, а от страха. Я не знал, чего ждать от Рэна. Он был совершенно непредсказуем!
Я сгрёб таблетки и запихнул их в рот. Безвыходная ситуация! Не факт, что он станет со мной лучше обращаться, если я назову его «хозяином». Может быть, он тогда вообще меня убьёт. Нет, я буду стоять на своём до конца! Вот только знать бы, что за мысли таятся за этими спокойными глазами…
Пока у меня там всё не зажило, Рэн ко мне не цеплялся. Он пичкал меня таблетками и витаминами и даже бросил мне на пол подушку. Какая щедрость с его стороны! Когда я снял бинты… ну, непривычно было, конечно: теперь головка торчала, ничем не прикрытая… но больно не было. И Рэн опять взялся за меня с новыми силами, хотя с его лица не сходило то болезненное выражение «жертвы», которое меня просто бесило.
Как-то перед рассветом я проснулся от странных звуков. Поначалу я не понял, что это, потом подумал, что он дрочит.
— Не могу… не могу больше… — тихо всхлипывал он. Даже в этом сумраке видно было, что его плечи вздрагивают.
— Эй! — окликнул его я. — Чего ты там хнычешь?
Это было ошибкой. Услышав мой голос, Рэн подскочил и зажёг свет. Я зажмурился на мгновение, а когда открыл глаза, то пожалел, что сказал это. Лицо Рэна было искажено самой настоящей злостью, как будто я узнал какую-то страшную тайну, которую он тщательно скрывал. Он схватил хлыст, я едва успел закрыть голову руками, как на меня обрушился град ударов. Спину обожгло, я задохнулся от боли. Наконец Рэн выдохся, отшвырнул хлыст и вышел из комнаты, даже не взглянув на меня. Я нащупал на спине свежие рубцы, пальцы обагрились кровью.
Застонав, я поплёлся в ванную и стал смывать кровь, содрогаясь от каждого прикосновения. В зеркало я разглядел, что исполосовал он меня знатно: от таких ударов наверняка должны были остаться шрамы. Я обмотал спину полотенцами и забился в угол.
Рэн не приходил несколько дней, еду мне приносили слуги. Интересно, из-за чего он так психанул?
Когда Рэн вновь появился в комнате, мои раны уже зарубцевались, но всё ещё было больно… да и выглядело ужасно. Я исподлобья посмотрел на него, и мне показалось, что он стушевался от моего взгляда.
— Тебе очень больно? — выдавил он будто через силу.
— Как будто тебе есть до этого дело! — сердито хмыкнул я.
Рэн подошёл ко мне, сжал мои волосы и потянул вверх:
— Я тебе вопрос задал.
— Ну конечно… — Я дёрнулся, прядь моих волос осталась в его пальцах. — Вот, полюбуйся. — И я выставил плечо.
Губы Рэна скривились в какую-то непонятную гримасу, он пальцами коснулся моей спины, тут же отдёрнул их:
— Я слегка перестарался. Но ты сам виноват.
— Что я тебе сделал? — Я перехватил его руку и сжал её (зная, что он мне и за это врежет).
— Пусти… — без выражения приказал Рэн.
Я разжал пальцы, ожидая реакции. Её не последовало. Он просто стоял и смотрел. Этот хмурый взгляд пугал. Опять что-то задумал?
— Ты так упираешься. Неужели я настолько тебе отвратителен? — Он свёл брови у переносицы, за ошейник заставил меня встать. — Ты так не хочешь, чтобы я стал твоим хозяином?
— Спрашиваешь! Как вообще можно такого хотеть? Не хочу я, чтобы ты был моим хозяином! И ни ты, и никто вообще! — возмутился я. — Неужели так сложно понять?
— Значит, не хочешь, — уточнил он без выражения.
Я поёжился, но повторил:
— Не хочу.
— Тогда… — Его губы сложились в болезненную улыбку.
Я попятился.
А дальше дела приняли неожиданный оборот.
Рэн быстро отстегнул от моего ошейника цепь и, обхватывая меня руками за плечи, увлёк за собой на кровать. Я обалдело смотрел на него сверху вниз. Его губы исказились ещё больше.
— Тогда, если ты не хочешь, чтобы я становился твоим хозяином, ты стань моим.
— Что? — переспросил я, не веря своим ушам.
— Будь моим хозяином.
И вот тут-то я всё понял! Понял, почему он тогда взбесился и избил меня. Понял, почему на его лице вечно было недовольное выражение. Рэн никогда бы не смог стать «хозяином» или играть доминирующие роли. Стопроцентный виктимный пассив! Но для чего тогда он всё это делал?!
— Стать твоим хозяином? — переспросил я.
— Да, будь моим хозяином… — тем же безжизненным тоном повторил Рэн.
На меня нахлынуло раздражение и… желание отыграться за всё то, что он со мной сделал. Я ухмыльнулся и рванул с него шорты, в прямом смысле — разорвал их на нём. Рэн выгнулся, тяжело выдохнул. Меня это несколько обескуражило: так быстро возбудился? Ему нравится грубость?
Я связал его запястья у него над головой, прицепляя их к изголовью кровати. У Рэна было красивое тело, признаюсь, теперь я это заметил. Его грудь ходила тяжёлым дыханием, мышцы на животе сокращались, рисуя чёткие кубики пресса. Симпатии к Рэну я не чувствовал. Он вызывал животное желание наброситься и отыметь его, затрахать до полусмерти, заставить кричать. И похоже, именно этого он от меня и ждал.
Я вцепился зубами в его сосок. Рэн вскрикнул, выгнулся мне навстречу, вены на его руках налились, так сильно он напряг руки. Я помял его мошонку без какой-либо цели, подхватил его ноги, задирая их вверх, и трахнул его. Комната наполнилась криками и стонами. Я энергично двигал бёдрами, вкручиваясь в его тело, и испытывал дикое удовлетворение от того, что он извивается подо мной в сладкой боли. Засадив ему поглубже, я вытащил член, обтёр его обрывками шортов. Рэн затуманенным взглядом смотрел на меня. Я отвязал его от кровати (на его запястьях темнели синяки), за волосы приподнял голову Рэна и приставил член к его губам:
— Думаю, ты знаешь, как с ним обращаться.
Он послушно и даже жадно обхватил мою головку губами, посасывая и покусывая её. Я не ошибся: обращаться с ним Рэн умел. Я выгнулся бёдрами навстречу жадному рту, хрипло дыша и направляя рукой его голову. Его язык ловко обвивался вокруг моего члена, Рэн с упоением обсасывал его, словно это была конфета. Но я не собирался позволять ему довести это до конца. Когда я достаточно насладился минетом, я отодвинулся. Рэн потянулся губами следом, но я усмехнулся и сказал:
— Ты этого не заслужил ещё. Не получишь ни капли.
Он покорно ждал продолжения, его тело вздрагивало лихорадочным дыханием, а в кофейных глазах (наконец-то!) появилось хоть какое-то выражение. Я потёр ноющий член:
— Ты ведь хочешь его, да?
— Да… — выдохнул он, как зачарованный следя за моими пальцами.
Я взял Рэна за плечи, поставил его на четвереньки и заставил взяться за спинку кровати. Он послушно изогнулся, подставляя мне трепещущие влажные ягодицы. Я усмехнулся. Не так быстро! На своей шкуре сейчас узнаешь, каково мне было! Я взял хлыст и постукал им по его спине:
— Может быть, мне тоже поучить тебя манерам?
— Да… да… — выдохнул он, нетерпеливо двигая задом.
Я расправил хлыст и несильно ударил Рэна по лопаткам. Он отрывисто, но с явным удовлетворением застонал. Я немного растерялся: неужели он даже от этого получал удовольствие? На его коже появился розоватый след от удара. Я взмахнул хлыстом ещё раз — полоса зарозовела поперёк его ягодиц. Рэн выгнулся, пальцы его так стиснули спинку кровати, что даже побелели. Я отхлестал его от души, а он всё стонал. Одна полоса засочилась кровью, я опустил хлыст, наклонился и провёл по ней языком.
— Хватит? — Я свернул хлыст и потыкал им Рэну в анус; его мышцы сжались, но я отшвырнул хлыст. — Нет, там место для кое-чего другого.
Я сжал его ягодицы в ладонях и развёл их, как мог. Засадить ему… порвать его… заставить его кричать! Я потыкал членом в сжимающееся колечко, растягивая его. Рэн застонал, его спина прогнулась, а зад подставился под меня ещё откровеннее.
— Нравится? — усмехнулся я, двигая бёдрами из стороны в сторону.
Рэн ткнулся лбом в спинку кровати, его ягодицы напряглись. Я двинулся дальше, почти стукнулся животом о его зад. Член заныл, схваченный сокращающимся сфинктером. Я отодвинул ягодицы и снова надвинул их на себя, чувствуя, как тело Рэна содрогнулось и сжалось. Я задвигал бёдрами, грубовато врываясь в его тело всё быстрее и быстрее. Его стоны переросли в негромкое мычание: он просто вцепился зубами в деревянную спинку кровати. Я хлопнул ладонью по его ягодицам — от всей души! Они пружинили, как желе, на них расползались следы от моих пальцев. Я трахал его с удовольствием, придерживая его за талию, чтобы он не соскакивал. Рэн почти кричал, извиваясь и прогибаясь подо мной, его задница блестела каплями пота. Я ещё несколько раз звонко шлёпнул его и продолжал вдалбливаться в него со всем усердием. Его стоны переросли в непрерывное «а-а-а», которое меня даже заводило.
Я был уже на пределе. Почувствовав, что идёт первая волна оргазма, я поспешно вытащил член, перевернул Рэна на спину и позволил сперме брызнуть на его тело. Капли разлетелись, попадая на его лицо и губы. Он жадно слизнул их, во все глаза глядя на меня. Я немного подрочил и снова натянул Рэна на себя, держа его за колени. Мне хотелось увидеть его лицо, узнать, какое у него бывает выражение, — его настоящее выражение.
Рэн вцепился пальцами в покрывало. Его испачканные губы казались очень привлекательными. Я надвинулся на него, наклонился, впился в них жадным поцелуем, чувствуя горьковатый привкус спермы. Рэн обвился вокруг меня руками и ногами, томно вскрикивая и прижимаясь ко мне животом. Я хорошенько его оттрахал, с наслаждением слушая его крики и всхлипы. Его настоящее лицо мне нравилось: на нём танцевал румянец, и в глазах почти не было того спокойного кофейного выражения, — лишь томление.
Я двинулся ещё пару раз, чувствуя, что снова кончаю. Рэн вскрикнул, заёрзав и пытаясь свести колени, но я не позволил ему — придержал их, разводя, и двигался ещё какое-то время, пока не влил в него всё до последней капли. Моё сердце билось как сумасшедшее. Я отодвинулся, вытащил член, с удовольствием проследил, как обмякло тело Рэна и из него вслед за мной потянулась тонкая белая ниточка. Я выдохнул, спиной наклонился на изголовье кровати и помял член ладонью, расслабляя его. Рэн с отрешённым взглядом лежал в той же позе, в которой я его оставил, пальцами скользил по телу, растирая сперму, которая попала на него.
— Таким хозяином ты хочешь чтобы я был? — поинтересовался я.
Рэн перевёл на меня взгляд:
— Да.
— Я тебя не понимаю. Если ты с самого начала хотел этого, мог бы просто сказать: «Трахни меня». Зачем было…
— Я думал, что смогу измениться, — после молчания ответил Рэн, — но ничего не вышло. Мне не нравится командовать. Мне нравится, когда мне засаживают, когда меня бьют, когда заставляют отсасывать. Мне нравится, когда со мной делают все эти вещи. Я не смогу измениться, даже если бы захотел.
— Если тебе всё это нравится, зачем тогда меняться? — задал я вполне резонный вопрос, пожав плечами.
Рэн сел, пропуская ладони под себя:
— Хотелось узнать, что это такое — быть доминантом.
— Дурак.
Он поморщился, растирая промежность, и переспросил:
— Значит, ты будешь моим хозяином?
— Я тебе ничего не обещал, — возразил я.
— Будь моим хозяином. — Рэн сполз по мне, его губы оказались на моём животе.
— Эй, эй…
Он томно потёрся щекой о мой член, его язык прокатился вдоль до самой мошонки.
— Будь моим хозяином… — шептал он. — Ведь тебе нравится? Таким я тебе нравлюсь? Посади меня на цепь, бей меня, трахай меня до умопомрачения… делай что хочешь…
— Для начала ошейник с меня сними, — сказал я.
Рэн расстегнул ошейник, я с удовольствием потёр шею.
— Так ты будешь моим хозяином? — Губы Рэна снова оказались на моём члене, а кофейные глаза заглядывали прямо в душу.
— Я… я подумаю… — выдохнул я, сползая навзничь на кровать и отдаваясь всецело и полностью этому потрясающему ощущению.