— Нет.
Я поёжился. Старый Стюарт прямо-таки упивался каждым словом:
— Как я могу отдать единственную дочь какому-то лекарю?
— Я не лекарь, я доктор!
— Доктора работают в больших городах, а раз ты лечишь крестьян — ты не кто иной, как лекарь.
— Я заработаю и…
— Вот когда заработаешь, тогда и приходи. Всего хорошего. — И он развернулся и скрылся в доме.
Я вздохнул. Эмма взяла меня за руку:
— Роберт, не отчаивайся.
— Клянусь, я заработаю! Вот увидишь, Эмма! — Я порывисто поцеловал её руку. — Я достану денег и женюсь на тебе!
— Удачи, дорогой мой. — Она коснулась губами моего лба и поспешила в дом, откуда послышался зов старого Стюарта.
Я вздохнул и поплёлся домой. Я посватался к самой прекрасной девушке на свете, но так вышло, что её отец — первый скупердяй на деревне. Старый Стюарт — мельник, и он не собирается выдавать за меня свою дочь. Где же мне взять столько денег? Крестьяне рассчитываются за лечение кто чем: овощами, молоком. А он потребовал не меньше сотни золотых за невесту. Да такую сумму мне и за всю жизнь не собрать!
В самом скверном расположении духа я вернулся домой. У ворот стояла карета, на её дверце был герб. Вероятно, она принадлежала кому-то очень знатному. Я ни разу не видел карет с гербами, но знал, что такие были у аристократов. Пока я стоял, раскрыв рот и глазея на герб, из кареты вылез мужчина средних лет, в изысканной одежде, с красивой тростью…
— Полагаю, — сказал он приятным баритоном, — вы доктор Шелли?
— Э-э… да. Простите, сэр… — Я растерянно поклонился.
— Лорд Шеффилд.
Моя челюсть готова была упасть на землю, честное слово. Лорд Шеффилд? Я уставился на него, забыв обо всём. Деревня была расположена на его землях, сам он жил на холме в шикарном особняке, но никогда не показывался в здешних местах. Говорили, что после смерти жены лорд Шеффилд замкнулся в себе и перестал бывать в свете.
— Кажется, вы несколько удивлены? — проницательно спросил он.
— Простите, милорд! — Я опомнился и поклонился. — Прошу меня простить, я такой невежа. Но я не ожидал увидеть столь влиятельную особу… так неожиданно…
Кто знает, какую ещё чушь я бы нёс, но лорд проницательно посмотрел на меня и сказал:
— Доктор Шелли, а между тем я приехал по делу. У меня к вам просьба.
— «Просьба»? «По делу»? — пролепетал я, пытаясь сообразить, для чего я мог понадобиться лорду. — Прошу вас, милорд, пройдёмте в дом.
Я предложил лорду сесть и попытался налить ему чая. Я совершенно не знал, как себя с ним вести. Шеффилд поблагодарил меня за гостеприимство и сказал:
— Давайте сразу перейдём к делу. Времени у меня не так много, не будем тратить его по пустякам.
— Да, милорд.
— Понимаете, мне требуется ваша помощь… как доктора, — после паузы заговорил лорд, как будто стараясь подобрать слова.
— У вас кто-то заболел?
— Да, мой сын. У него… что-то вроде депрессии. Он ничем не интересуется, просто лежит и смотрит в потолок, мало ест и…
— О, полагаю на то есть причины, — задумчиво проговорил я, — депрессия не случается просто так.
— Да знаю я его причины! — Лорд Шеффилд махнул рукой и сказал то, от чего у меня мороз по коже пошёл: — Он развёл шашни с камергером, вот я его и повесил… камергера-то.
— Что? — промямлил я.
— Незачем моему сыну портить репутацию такими связями.
— Простите, милорд, но вам не кажется… что это несколько… жестоко… вот так с ним обойтись?
— Моветон! — Лорд пожал плечами с таким видом, как будто всё это было совершенным пустяком. — Но речь не об этом. Я прошу вас поехать ко мне и попытаться отвлечь моего сына.
— «Отвлечь»? — переспросил я.
— Да, доктор. Боюсь, что его депрессия может развиться во что-то более серьёзное.
— Но, милорд… я не психиатр, а всего лишь деревенский доктор.
— Вы подходящий типаж, — возразил лорд.
— «Типаж»? — недоуменно повторил я.
— Я навёл о вас справки. У вас хорошая репутация, вы довольно умелый доктор, так что вы самая подходящая для этого кандидатура.
— Кандидатура — для чего?
— Флирт в рамках приличий, чтобы мой сын забыл об этом нехорошем инциденте.
— Ни за что! — Я вскочил, чувствуя, что кровь заливает лицо. — То, что вы предлагаете… Я доктор, а не…
— К тому же золотой за услугу.
— Нет!
— Два.
— Милорд, я не собираюсь делать такие вещи ни за два золотых…
— Во-первых, «такие вещи» — это всего лишь игра, а во-вторых, если вам мало двух золотых, то я могу платить вам и по пять золотых в день.
Я стеклянными глазами уставился на него. В день? Лорд внимательно посмотрел на меня и прибавил:
— Ведь никто не собирается заставлять вас делать что-то неприличное. Я всего лишь прошу вас немного пожить в замке и «поиграть» с моим сыном. И что-то мне подсказывает, что деньги вам нужны.
Я сжал лоб ладонью:
— То есть… если я всё правильно понял, я должен притвориться, что мне нравится ваш сын, и флиртовать с ним?
— Примерно так. И никаких фривольностей.
— С условием, что я могу покинуть ваш дом в любой момент, если мне покажется, что всё зашло слишком далеко?
— Разумеется. Я же приглашаю вас в качестве… гостя. Ну, остановимся на пяти золотых в день?
Голова у меня закружилась. Заманчивое предложение! Если посчитать, то за неделю я получу четверть требуемой стариком суммы. Но то, что от меня требуют… В конце концов, разве я не смогу притвориться? Раз это всего лишь «игра», как сказал лорд Шеффилд? К тому же я могу в любой момент уехать, если что-то пойдёт не так, — почему бы и не попытаться? Неужели я не заслуживаю счастья? Если я могу получить эти деньги вполне законным способом, почему бы и не получить их?
Вероятно, переживания отразились на моём лице, поскольку лорд Шеффилд сказал:
— Вам не о чем волноваться, доктор. Даю слово дворянина, что вы получите деньги, даже если у вас ничего не получится. Пять золотых за день пребывания в моём доме.
— Хорошо, я согласен, — решился я.
Лорд Шеффилд тотчас поднялся и распрощался со мной:
— Жду вас завтра в моём поместье.
Я остался один, с тревогой размышляя, не совершил ли я ошибку, соглашаясь на это. Но заманчивая сумма — пять золотых в день — была выше моих волнений. Я опомнился и поспешил сообщить эту радостную новость Эмме. Я не стал вдаваться в подробности, просто сказал, что у милорда заболел сын, и мне предложили хорошее жалование за его лечение.
— Это чудесно! — воскликнула Эмма.
Радость в её глазах меня приободрила, и я пошёл собирать вещи, чтобы наутро отправиться в поместье Шеффилда.
Но как туда добраться? Денег на извозчика у меня не было. Оставалось только одно: идти пешком. Но утром я понял, что зря волновался: когда я вышел из дому, меня уже ждала карета.
— Доктор Шелли, — сказал кучер, — лорд Шеффилд приказал доставить вас в поместье.
Через минуту мы уже мчались по пыльной дороге к холму, за которым простиралось поместье лорда. Внутри у меня был не слишком приятный холодок, поскольку я всё ещё сомневался, но отступать уже было поздно.
Скоро мы доехали до холма и перевалили через него. Здесь моим глазам открылась потрясающая картина. За холмом простиралась долина, расчерченная на ровные ряды садов, и посреди неё располагалось поместье Шеффилдов. Из окна кареты я разглядел конюшни, возле которых гарцевали лошади, и увитую виноградом анфиладу. Поскольку уже был октябрь, зелени почти не осталось и деревья пестрели красками — от жёлтых и красных до бурых и почти коричневых. Где-то среди этого буйства красок тускло блестел небольшой пруд.
Я повыше натянул шарф: дыхание осени было особенно заметно здесь, на гребне холма, где встречались все ветра графства. Спуск вниз не занял много времени, и вскоре карета уже остановилась возле ворот поместья, привратник открыл их, и карета помчалась дальше, к дому. Я в жизни не видел такой роскоши! Да и разве мог быть дом лорда Шеффилда чем-то меньшим? Я вылез и, задрав голову, долго смотрел на дом… вернее, особняк… почти дворец. Образец величия аристократии! Я сглотнул, понимая, что всё это нечто недосягаемое. Но то, что доведётся хоть немного пожить в таком шикарном месте, восхищало и наполняло совершенно идиотским чувством радости. Вышедший из особняка слуга взял мой саквояж и пригласил следовать за ним. Внутри всё было ещё невероятнее, чем снаружи. Слуга открыл передо мной одну из дверей:
— Здесь будет ваша комната, доктор Шелли.
Я ожидал, что меня поселят где-нибудь во флигеле для слуг, но мне отвели большую комнату на втором этаже, такую же шикарную, как и весь особняк. Я почти зачарованно остановился посреди неё и смотрел на это великолепие: изящная мебель, дорогие ковры на полу и стенах, высоченный потолок, окно на полкомнаты…
— Полагаю, вам понравилась ваша комната, доктор?
Я вздрогнул и обернулся. Лорд Шеффилд (когда он успел появиться?) с улыбкой кивнул мне. Я поспешно поклонился:
— Благодарю вас, милорд, я не ожидал…
— Располагайтесь и чувствуйте себя как дома.
От этого приглашения я почувствовал холодок по коже.
— Вы слишком добры, милорд. Я мог бы обойтись и меньшей комнатой. Я всего лишь доктор.
— У вас будет всё, что вы пожелаете. Вам нужно только сказать. Когда вы сможете осмотреть пациента?
— Ах да, пациента. — Я вспомнил, зачем меня сюда пригласили. — Я только переоденусь с дороги.
— Буду ждать вас в столовой, — ответил он и ушёл.
Я переоделся в свежую рубашку, надел новые сапоги… Вообще-то я берёг эти вещи до свадьбы, но теперь подумал, что смогу купить себе на деньги, которые получу, что-нибудь поприличнее. Переодевшись, я поспешил к лорду Шеффилду. Не стоило заставлять его ждать. И мы отправились в комнату Шеффилда-младшего. По дороге лорд предупредил, что его сын не слишком вежливый молодой человек и иногда ведёт себя демонстративно предосудительно.
Мы вошли в одну из комнат. На кровати лежал ничком молодой человек, накрыв голову подушкой.
— Эдвард, — сказал лорд Шеффилд, — пришёл твой новый доктор.
— Ещё один… — сердито буркнул тот из-под подушки.
— Будь любезен, обернись! — повысил голос старый Шеффилд.
Эдвард перевернулся, скидывая подушку, и внимательно посмотрел на меня пристальным, изучающим взглядом, от которого мне стало не по себе. У юного Шеффилда были синие глаза и светлые вьющиеся волосы. Острые плечи и тонкие запястья делали его похожим на девушку. Кружевной воротник оттенял бледность лица. Я подумал, что бледность эта не от плохого самочувствия, а от того, что он не бывает на свежем воздухе. Пока я мысленно ставил диагнозы, Эдвард с пренебрежением фыркнул:
— Значит, ты мой новый доктор?
Я почувствовал к нему неприязнь. Насмешливый, неуважительный, полный превосходства тон. Треснуть бы этому мальчишке по шее… Я сдержался, даже бровью не повёл:
— Тот факт, милорд, что у меня нет титула, не даёт вам право обращаться ко мне на «ты». Поэтому будьте так добры, проявляйте уважение к тем, кто старше вас.
На лице юноши написалось негодование, смешанное с изумлением. Наверняка он не ожидал, что я осмелюсь его отчитывать. Но старый Шеффилд одобрительно кивнул и потребовал от сына того же. Эдвард улыбнулся (очень гадко, должен заметить) и повторил:
— Значит, вы мой новый доктор?
Уважения в его тоне не прибавилось, прозвучало ещё язвительнее, он даже подчеркнул это «вы» паузой. Тем не менее я наклонил голову:
— Доктор Роберт Шелли к вашим услугам, милорд.
— Осмотрите его, доктор, — сказал старый Шеффилд. — Мне всё-таки хочется знать, что за недуг мучает моего сына.
Он вышел. «Недуг»… Я присел на край кровати, доставая стетоскоп:
— Разденьтесь, пожалуйста, я осмотрю вас, милорд.
Эдвард сел, через голову стягивая рубашку. То, что он не возражал, заставило меня держаться настороженно. Я уже понял, что он не из тех людей, кто просто так сдаётся и забывает обиды. Ничего особенного, слегка нарушенные ритмы сердца. Как я и предполагал: если с ним что-то и было не так, то точно не в физическом плане. Я убрал стетоскоп:
— Можете одеваться, милорд.
— И что же вы обнаружили? — Он не торопился одеваться, сидел и насмешливо смотрел на меня.
— Думаю, ничего у вас не болит. А страдаете вы от безделья, — резковато ответил я, потому что так и хотелось его одёрнуть.
Его светлые брови вздёрнулись, но он на это ничего не ответил. Я хотел встать, но его рука дёрнула меня обратно, и он быстро поцеловал меня в губы. Это произошло так неожиданно, что я растерялся, а Эдвард отстранился и выжидающе и одновременно вызывающе смотрел на меня, ожидая реакции. Первым желанием было дать ему пощёчину, но я вспомнил, зачем я здесь, выдавил из себя улыбку и коснулся его губ ответным поцелуем.
— Сколько вам лет, доктор? — спросил он вдруг.
— Тридцать.
— Надо же… — Его губы опять окрасились гадкой улыбкой, и он выдал: — Тридцать лет, а до сих пор целоваться не умеете. Вы, поди, ещё девственник?
Я вскочил, краска залила моё лицо. Это уже слишком! Он спокойно посмотрел на меня, завалился обратно на кровать и помахал рукой:
— Идите и скажите отцу, что я всё равно не выйду отсюда.
Я вылетел из его комнаты, мысленно ругаясь. Дерзкий мальчишка!
Старый Шеффилд посмотрел на меня и покачал головой:
— Полагаю, вы уже составили о нём мнение, доктор?
— Составил, — мрачно ответил я. — Беспокоиться не о чем: абсолютно здоров. А все его финты…
— Пойдемте обедать, — прервал меня лорд.
Я не осмелился возразить.
Неожиданно в столовую вышел Эдвард, молча занял своё место, взял вилку и нож и стал есть. Лорд Шеффилд был удивлён, хотя и постарался сделать вид, что это не так. Молчание затянулось: я не хотел (и не имел права) лишний раз раскрывать рот, старый Шеффилд молча жевал отбивную. Эдвард отставил бокал и, подпирая голову рукой, поинтересовался:
— Отец, а что бы ты мне ответил, если бы я сказал, что этот твой новый доктор ко мне приставал?
Я едва не подавился, кусок застрял в горле. Вот гадёныш! Сам меня спровоцировал, а теперь пытается подставить? Лорд Шеффилд флегматично сказал:
— Я бы тебе ответил: не болтай глупостей. Я прекрасно знаю доктора Шелли, он никогда бы так не поступил.
— Вот как? — неопределённо хмыкнул юноша и осклабился в мою сторону.
Аппетит у меня пропал окончательно. Я кое-как доел и покинул столовую.
Так, Шелли, спокойно! Держаться спокойно, подыгрывать по мере сил. Мне нужны эти деньги. А он всего лишь вздорный мальчишка. Флирт в рамках приличий — так, кажется? Просто эти неожиданные выпады юного лорда выбили меня из колеи. Успокойся, Шелли, прежде всего ты доктор, а пациентов надо лечить, а не бить. Я взъерошил волосы, зашвырнул коробку с инструментами в шкаф: они не понадобятся.
— Вы, похоже, расстроены?
Я вздрогнул, оборачиваясь. Не заметил, как он вошёл! Это меня ещё больше разозлило.
— Вообще-то нужно стучаться, прежде чем войти в чью-то комнату, — резко сказал я.
— Вы забываетесь, это ведь мой дом, — возразил Эдвард, бесцеремонно выуживая из моего саквояжа шарф и разглядывая его. — Так что я могу ходить, где мне вздумается.
Я отобрал у него шарф:
— Вы невоспитанный мальчишка! Мне плевать, что вы пойдёте и расскажете об этом вашему отцу. Но вы жутко невоспитанный… просто отвратительный тип!
— Благодарю за комплимент. — Он не смутился и, похоже, даже не расстроился, так что весь мой гнев был втуне. — Но я ведь вам всё равно нравлюсь, иначе бы вы меня не поцеловали, верно?
Я остыл. Опять едва не забыл о моей «работе»! Улыбаться, улыбаться, Шелли, даже если хочется свернуть ему шею. Я улыбнулся, слегка наклонил голову:
— Прошу меня простить, милорд, мне не стоило говорить с вами таким тоном. Я всего лишь ваш врач.
— Спокойной ночи. — Эдвард выхватил у меня шарф и ушёл, сказав: — А это я заберу, он мне понравился.
Я упал на кровать, стукнул несколько раз кулаком в подушку. Опять последнее слово осталось за ним! И не в шарфе дело.
Это противостояние характеров продолжалось постоянно. Но за эти дни я получше узнал мальчишку. Он был не таким уж и плохим: вся его небрежность, ироничность, грубость и нахальность были напускными. Он мог быть очень милым… жаль, что это редко случалось. Как и требовалось от меня, я играл с ним, позволяя ему некоторые вольности, но всегда знал, когда нужно остановиться.
Как доктору мне приходилось регулярно его осматривать, и Эдвард не упускал случая, чтобы не поцеловать меня или не сказать что-нибудь провоцирующее. К тому же он пытался трогать меня, когда я отвлекался на что-нибудь и забывал об осторожности.
— Вы переходите все границы. — Я поймал его руку, пытавшуюся расстегнуть воротник моей рубашки, пока я слушал его сердце. — Прекратите, милорд. Соблюдайте приличия.
Он ответил, куда мне надо засунуть приличия. Я опешил. Не ожидал, что он может знать такие грязные словечки. Я встал, стараясь не нагрубить в ответ, и ушёл. Эдвард догнал меня, удерживая за руку:
— Обиделись? Я же не вас туда послал. Не сердитесь.
— Это мерзко, милорд! Употреблять такой жаргон — совершенно неприемлемо для вашей светлости, — с укором сказал я.
Мне не стоило делать ему таких резких замечаний, но… как тут сдержаться?
— Завтра я хочу погулять с вами по окрестностям, — перевёл разговор на другую тему юный Шеффилд. — Вы ведь мне составите компанию?
«Как будто у меня есть выбор», — подумал я. Но у меня был стимул: каждый день слуга приносил поднос с конвертом, в котором лежало пять золотых монет. И чем больше монет оказывалось в моём кошельке, тем веселее становилось у меня на душе. Скоро я смогу заплатить Стюарту и сыграть свадьбу. Я написал письмо Эмме, в котором сообщал, что дела у меня идут хорошо, и отправил его, но ответа почему-то не пришло. Я подумал, что, скорее всего, отец запретил ей писать ответ. Но я всё равно был в приподнятом настроении.
Утром Эдвард бесцеремонно вломился в мою комнату, разбудив меня громким воплем:
— Доктор Шелли, утро уже! Вы обещали, что пойдёте со мной гулять, а сами спите ещё!
Я продрал глаза и сердито ответил:
— Сейчас встану.
Я ожидал, что он уйдёт, но Шеффилд остался; пришлось переодеваться и умываться при нём. Спорить с ним было бесполезно, так что я даже не пытался его выпроводить. Он теребил серьгу в своём ухе, дожидаясь, пока я оденусь, потом проронил:
— А фигура у вас очень даже ничего. Верховой ездой увлекаетесь?
— С чего вы взяли, милорд? — Я натянул сапоги и взял шляпу.
— Задница у вас хорошая, — усмехнувшись, ответил Эдвард.
Меня опять затрясло от его грубости и наглости. Значит, пока я одевался, он пялился не куда-нибудь, а на мой зад. Я выдавил из себя смешок:
— О, благодарю. А у вас какая?
Я думал, что он смутится и я буду хотя бы частично отомщён, но юный лорд предложил:
— Показать?
— Прекратите это! — возмутился я.
— Вы же сами спросили… — Он пожал плечами, словно был тут совсем ни при чём.
Вряд ли его можно было хоть чем-то смутить.
Гулять он потащил меня в сад. Погода была неплохая, я даже подумал, что зря надел тёплую куртку. Шеффилд демонстративно щеголял в моём шарфе, но я с этим уже смирился.
— Вы совсем ничего о себе не говорите. — Он поймал меня за руку и потянул за собой по аллее. — Расскажите мне что-нибудь.
С чего бы такой интерес? Я обронил пару слов про моё детство, про мою семью, едва не сказал про невесту, но осёкся и не стал. Кто знает, как бы он отреагировал? Эдвард слушал внимательно, потом повис на моей шее, заглядывая мне в лицо своими бездонными глазами, и поинтересовался:
— А почему я вам нравлюсь? Что вас во мне привлекает, доктор?
Я закашлялся. Заставлять себя говорить такие вещи — это было чересчур для меня. Мне не были неприятны его поцелуи или прикосновения, я относился к этому как к побочным эффектам моей работы, но я просто не знал, что может привлекать мужчину в другом мужчине. Если бы он был женщиной… Я поморщился, пытаясь представить его женщиной. Это было сравнительно легко.
— Полагаю, ваши глаза, — ответил я, поняв, что так просто он от меня не отстанет.
— Глаза? — переспросил юноша без особой радости. — Ну да, разумеется, тела ведь вы моего ещё не видели.
Я пропустил мимо ушей это его подчёркнутое «ещё». Эдвард прижался ко мне, требуя поцелуя.
Теперь я «научился» целоваться. Он хотел, чтобы я целовал его взасос, с языком, и провёл целый ликбез на эту тему, с практическими занятиями и едва ли не экзаменом на «профпригодность». Мне приходилось целовать его так, и от этого становилось немного холодно где-то внутри, потому что языком он вытворял такое, что дух захватывало…
— Целуйте же! — нетерпеливо приказал он.
Я послушно коснулся его губ. Эдвард моментально завладел моим языком, жадно хватая меня за шею и прижимаясь ко мне всем телом. Его рука вдруг оказалась на моей талии и скользнула ниже, стараясь нащупать член. Я тут же сжал его плечи и отстранил от себя:
— Милорд, вы переходите границы дозволенного.
Шеффилд зло посмотрел на меня:
— Опять! Дозволенного, недозволенного… Вы только играете со мной! Дразните меня, всё время говорите про эти «границы дозволенного», «рамки приличия»… Плевать я на это хотел! Не нужны мне все эти глупости, все эти lovey-dovey! — Его даже передёрнуло. — Я трахаться хочу. Ясно вам?
Я скрипнул зубами. Так, спокойно, Шелли, спокойно.
— Милорд, — вполне вежливо улыбнулся я, — если вы будете так кричать на улице, вы застудите горло.
— Терпеть вас не могу! — выпалил он и сердито потопал к дому, не оглядываясь.
— Это взаимно, — пробормотал я, подбирая его шляпу, которую он в порыве гнева швырнул на землю.
Отходил Эдвард быстро. К ужину от его злости не осталось и следа, зато вернулось прежнее пренебрежение и озабоченность. Он зажал меня на террасе, куда я вышел, чтобы выкурить сигару. Его руки обвились вокруг моей шеи.
— Вы не будете возражать, доктор Шелли, если я приду к вам этой ночью? — поинтересовался он.
— Не следует говорить таких неприличных вещей, милорд.
— Ни слова больше! — Юный Шеффилд с досадой оттолкнул меня. — Испортили весь настрой… убили всё желание… Не беспокойтесь, не приду.
И он, резко развернувшись и едва не врезавшись в старого Шеффилда, ушёл. Я выдохнул.
— Может, будете обращаться с ним помягче?
— Если помягче, он меня в постель затащит, — прямо ответил я. — А этого бы нам обоим не хотелось, милорд. Может, мне уже пора покинуть вас? Вроде бы к нему вернулось настроение, он не запирается, ест нормально…
— Прошу вас, доктор Шелли, — вежливо, но твёрдо возразил лорд, — пожить здесь ещё немного. Вы благотворно на него влияете, знаете ли: он стал гораздо… хм, лучше, с тех пор как вы появились.
«Лучше»? Интересно, каким же мальчишка был тогда, если сейчас это «лучше»? Я поклонился, согласившись с его словами, и отправился в свою комнату писать письмо Эмме. Я послал уже с десяток писем, в которых рассказывал ей о том, как у меня дела и сколько я накопил денег.
Но отчего-то я не мог сосредоточиться. Если я на Эдварда влиял благотворно, то он на меня скорее наоборот. Я привык к его домогательствам, они перестали меня злить, как это было вначале, и иногда даже казалось, что они мне нравятся. Очень неправильные мысли.
На другой день Шеффилд потащил меня кататься верхом. Погода была пасмурная, лошади неспокойны, но ему просто приспичило ехать на прогулку. Мы объехали вокруг пруда, юный лорд пришпорил лошадь, чтобы обогнать меня, но неожиданно лошадь понесла.
— Остановите её! — испуганно крикнул он, поворачивая ко мне бледное лицо. — Она не слушается!
Я всполошился, пришпорил свою лошадь, чтобы догнать его и перехватить поводья, но его лошадь уже встала на дыбы, и Эдвард перелетел через неё, падая на землю. Я спешился и бегом побежал к нему. Только бы ничего не случилось! Юноша лежал на земле, держась за голову.
— Милорд! — Я за плечи поднял его. — Вы в порядке?
— А что, похоже? — Он отнял руку и посмотрел на свою перчатку, испачканную кровью и грязью. — Кажется, ссадил себе лоб. Чёртова кобыла! — И он опять добавил несколько грязных словечек.
Меня передёрнуло. Я достал платок и стал вытирать его лицо:
— Даже в такой неприятной ситуации не следует выражаться, милорд. Вы же не сапожник.
По счастью, он отделался царапиной и ничего себе не сломал. Я облегчённо вздохнул, прижимая платок к кровоточащей ссадине:
— Не стоило так гнать, милорд.
— Не надо мне морали начитывать, — буркнул Эдвард, стягивая перчатку и перехватывая платок. — Я сам, уберите руку.
— Я ваш доктор, — возразил я, доставая пластырь и заклеивая ссадину. — Стоит вернуться и обработать её: в рану могла попасть грязь и…
— Не хочу. — Шеффилд отшвырнул платок, всем телом наваливаясь на меня, и я оказался навзничь на холодной земле. — Это происшествие меня слишком возбудило.
Меньше всего мне бы хотелось это выслушивать. Всё всегда сводилось только к одному. Но я вспомнил слова его отца и внутренне вздохнул. Может быть, я действительно слишком строг? Не позволять ему ничего такого, но быть с ним помягче — это вполне возможно. Поэтому я не стал его отталкивать, а лишь спросил:
— Чего же вы хотите, милорд?
— Целовать вас, касаться вас, — сбивчиво заговорил Эдвард, лихорадочно шаря по моему телу руками.
Я сжал пальцы поверх его руки, которая опять оказалась на моих штанах, — просто сжал, не убирая её, но и не давая ему продолжать.
— Милорд, будьте благоразумны.
Странно: стоило мне немного «ослабить вожжи», он остыл. Его пальцы разжались, он выдернул руку и слез с меня, отряхивая сухие листья с рукавов:
— Всё время одно и то же! Вам самому не надоело?
— Вернёмся домой, милорд. — Я встал и протянул ему руку, чтобы поднять его. — Будете сидеть на земле — простудитесь, а мне от вашего отца достанется.
— Хорошо. — Шеффилд встал, не принимая руки. — Возвращаемся. Не говорите отцу о моём падении.
— Но ваш лоб… — начал я.
Юноша тряхнул волосами, светлая прядь полностью закрыла ссадину.
— Он не заметит.
Лорд Шеффилд не заметил, и я не сказал. Эдвард весь вечер был особенно хмурым, плохо ел и рано ушёл спать. Мне выпал редкий случай спокойно посидеть и почитать, когда никто не мешал, не вешался на шею, не требовал поцелуев… Я пересчитал деньги. Ещё несколько дней — и вся сумма будет собрана, я смогу поехать домой, увидеть Эмму… От этих мыслей стало очень тепло на душе. Я лёг на кровать, погружаясь в приятные мечты о будущем, но мне, конечно же, помешали. Вошёл юный Шеффилд, ни слова не говоря, залез ко мне на постель и прижался к моему плечу всем телом.
— Милорд… — начал я, но он прервал меня:
— Ничего не говорите. Просто дайте мне побыть так немного. Это-то вам не кажется неприличным?
Я замолчал. Было в Шеффилде что-то, чего я не понимал. Иногда он становился милым, даже слишком, и вроде бы без задних мыслей. Сейчас он лежал с закрытыми глазами, не пытался пристать или ещё что-то — просто лежал, прижимаясь ко мне. Ну, в этом ничего такого не было. Эдвард полежал так какое-то время, потом сел, вытирая глаза ладонями.
— Знаете, иногда мне кажется, что я вас… — Он не договорил, встал и ушёл, оставив меня в совершенном недоумении.
Он меня — что?
Следующие несколько дней Эдвард явно пребывал в приподнятом настроении, и язвительности в нём поубавилось.
— Доктор Шелли, вас хочет видеть милорд. — Слуга с почтением поклонился.
Я поспешил в кабинет Шеффилда. Иногда он сам лично отдавал мне деньги, и в этот раз тоже. К тому же ему явно хотелось поговорить со мной.
— Как обстоят ваши дела, доктор Шелли?
— Думаю, я почти собрал нужную сумму. — Я положил очередные пять золотых в кошелёк.
— Я мог бы поспособствовать, — предложил он.
— То есть? — не понял я.
— Я навёл справки, — с улыбкой пояснил он, — насчёт вашей женитьбы. Думаете, вам откажут, если некое влиятельное лицо выступит в роли свата?
— О милорд! — Я с благодарностью поцеловал его руку.
— Вы мне очень помогли, согласившись приехать и поиграть с моим сыном, — продолжал лорд. — Я мог бы даже увеличить вашу оплату, вы отлично справляетесь.
— Нет, милорд, — твёрдо ответил я, — вы и без того оказываете мне такое благоволение, о котором я и мечтать не мог. Я бесконечно благодарен вам. Ваша светлость, вы наш благодетель.
— Давайте выпьем вина? — предложил он.
Я поклонился и открыл перед ним дверь. Там стоял Эдвард, очень бледный. Похоже, он нарочно или нечаянно подслушал наш разговор. Мы растерялись. Юный Шеффилд смерил меня уничтожающим взглядом, выхватил из моей руки кошелёк и, влепив мне звонкую пощёчину, убежал. Я схватился за лоб:
— Ох, как нехорошо! Он, похоже, всё слышал…
— Догоните его, доктор, скорее! Он вспыльчивый. — Шеффилд взволнованно толкнул меня к двери. — Как бы он чего с собой не сделал!
Я поспешил на поиски юноши. Начал накрапывать дождик, ветер усиливался. Нашёл я Шеффилда у пруда. Он стоял, закрыв лицо рукой, его плечи вздрагивали.
— Милорд…
Он развернулся, я заметил на его глазах слёзы.
— Ты! — яростно крикнул он. — Ты! Это всё ложь? Ты делал это только из-за денег? Я думал, что действительно тебе нравлюсь, а ты… Это всё из-за чёртовых денег?! Будь они прокляты! — И он со всего маху зашвырнул мой кошелёк в пруд.
Я беспомощно проследил, как кошелёк описал дугу и плюхнулся куда-то в тёмную воду. А вместе с ним и все мои мечты и надежды. Я схватил Шеффилда за плечи и влепил ему несколько пощёчин:
— Что вы наделали!.. Вы ничего не понимаете! Вы не знаете, каково это — зарабатывать на кусок хлеба. Вы живёте на всём готовом, избалованный мальчишка! Что вы понимаете!
Я оттолкнул его, прыгая на одной ноге и пытаясь стащить сапог. Шеффилд стоял, широко раскрытыми глазами глядел на меня, держась за покрасневшую щёку. Может, я был слишком суров с ним, но я так разозлился, что не отдавал себе отчёта в том, что делаю или говорю.
— Вы живёте в идеальном мире, получаете что хотите! Вы ничего не знаете обо мне. Ни о ком, кроме себя, вы не заботитесь! Я собирал эти деньги, переступая через себя, потому что это был единственный шанс… хотя бы раз в жизни стать счастливым. А вы всё разрушили!
Эдвард вдруг отшвырнул куртку и, прежде чем я успел понять, что происходит, бросился в воду. Опомнившись, я схватился за голову:
— Милорд! Что вы делаете? Вернитесь немедленно! Вы простудитесь!
Он за несколько взмахов доплыл до середины пруда и нырнул. Я был в шоке. А если он утонет? Я забегал по берегу, призывая его вернуться, но он всё нырял и выныривал, не слушая меня. На мои вопли сбегались слуги. Наконец Шеффилд перестал нырять, задыхаясь и вытирая грязные разводы с лица. Я плюнул на всё и бросился в пруд. Надо его вытаскивать: он переохладится, заболеет, утонет, чёрт знает что ещё может случиться! Я доплыл до него, перехватил его за плечи и потащил на берег.
— Что это за выходки, милорд? — коченея от холода, выговаривал я. — Вы с ума сошли? Что вы делаете? Вы просто… вы…
Я вытащил его на берег, опустился на четвереньки, отплёвываясь, потому что наглотался воды. Эдвард что-то сунул мне в руку, я посмотрел — мой кошелёк. Меня осенило: он нырял за ним?!
— Милорд… — поражённо начал я, но он потерял сознание.
Мы принесли Шеффилда-младшего в дом, раздели и уложили в постель. Он весь горел. Я поставил ему горчичник, приказал принести все одеяла, которые только есть, и насильно заставил юношу выпить бокал крепкого вина.
Всю ночь мы с лордом Шеффилдом просидели возле Эдварда. По моим подсчётам к утру жар должен был спасть, но он не спадал.
— Похоже, воспаление лёгких, — с тревогой предположил я. — Милорд, нужно вызвать врача из города.
— Но вы-то врач! — Лорд схватил меня за плечо.
— Милорд, у меня нет нужных лекарств. Пошлите кого-нибудь в город.
— Я сам поеду. А вы сделайте всё, чтобы он продержался до моего возвращения.
— Да, милорд.
Шеффилд уехал в город. Дорога должна была занять полдня.
Я менял компрессы на горящем лбу Эдварда, с тревогой замечая, что ему становится хуже. Он весь вспотел, насквозь был мокрым. Я позвал слугу, и мы стянули с юноши рубашку, переодевая его в чистое бельё. Он на какое-то время пришёл в себя, посмотрел на меня затуманенными глазами и проговорил:
— Простите меня, доктор… выкинул ваши деньги…
— Глупости какие… — сердито пробормотал я, кладя ему на лоб новый компресс. — Вы простудились из-за вашей выходки. Вы хоть думали, какие последствия могут быть?
— Какой же вы зануда, доктор, — прошептал он и закрыл глаза.
К ночи Эдварду стало совсем плохо. Я напичкал его всеми лекарствами, которые только смог найти в саквояже, но жар не спадал. Юношу всего трясло, он бился в кровати, что-то стонал. Я готов был рвать на себе волосы. Я просто не знал, что делать. Слуга покачал головой и сказал:
— Самое лучшее средство — согреть больного, как в деревнях делают, своим телом.
— И кто же это делать будет?
— Вы же доктор.
Я сглотнул. Это ведь только чтобы его спасти… Я принёс ещё одно одеяло, набрасывая его поверх остальных, разделся и залез в постель, привлекая полубессознательного юношу к себе на плечо. Об его тело можно было обжечься.
«Боже, только бы не умер», — испуганно подумал я. Этого бы я себе простить не смог.
Полночи я пролежал, прижимая его к себе. Шеффилд не шевелился, только болезненно стонал и с силой сжимал пальцами край одеяла. Мне начало казаться, что я и сам горю, воспламеняюсь от его жара. К утру юноша забился, стараясь вылезти из-под одеяла, я удержал его. Эдвард застонал и открыл глаза. Взгляд его прояснился, когда он увидел меня. Я поспешно сказал:
— Это только чтобы сбить ваш жар, милорд.
Он, не слушая, обвился вокруг меня, потянулся к моим губам. Его рубашка задралась, и я чувствовал телом его влажную горящую кожу. Это меня и смутило, и напрягло.
— Раз вам лучше… — начал я, бочком стараясь выбраться из кровати.
Эдвард толкнул меня обратно, забираясь на меня верхом.
— Милорд… — предупредительно начал я.
Его губы накрыли мой рот, не дав договорить. Потом Шеффилд выпрямился, стягивая с себя рубашку, его встрёпанные волосы упали ему на лицо. Я нервно сглотнул:
— Милорд…
Он, проигнорировав мой протест, покрыл поцелуями мою шею. Его руки шарили по моему телу, задерживаясь на самых интимных местах. Внутри у меня всё похолодело.
— Прекратите, милорд… — Я взял его за плечи, стараясь отстранить.
— Сам прекрати.
Юный Шеффилд выпрямился, сбрасывая мои руки, и быстрым движением сжал мой пенис в ладони, а через секунду я оказался внутри его горящего тела. Перед глазами у меня поплыло. Странное ощущение, которого я никогда не испытывал.
— Что вы делаете, милорд?!
Юноша, кусая губы, приподнялся немного и с силой опустился на меня. Моё тело стало каким-то слабым: уже не хотелось его останавливать, хотя я и знал, что должен был. Эдвард упёрся ладонями в мою грудь, рывками двигаясь на мне. Его лицо горело, но уже не болезненным, а здоровым румянцем. Я почему-то подумал — впервые за всё время, — что он привлекательный. У него было красивое тело. Бледноватая кожа, покрытая бесчисленными родинками, искрилась каплями пота. Такое изящное телосложение… Я почувствовал, что кончаю. Краска стыда залила моё лицо. Боже мой, какой кошмар! Я кончил в мужчину… я только что делал это с мужчиной…
Эдвард свалился на меня, кашляя и задыхаясь и вздрагивая всем телом. Как бы ему ещё хуже не стало от всего этого! Потом он задышал ровнее, я посмотрел на него и увидел, что он заснул. Тогда я переложил его на подушку, накрыл одеялом и поспешно выбрался из постели. Я сам горел стыдом и… непонятным чувством похоти, которым он меня заразил. Какой кошмар! Я только что с ним… Я сжал лоб, пытаясь успокоиться.
Когда вернулся Шеффилд вместе с городским доктором и лекарствами, выяснилось, что в этом уже нет необходимости: жар спал, и выглядел спящий Эдвард вполне неплохо. Я нервно подумал: а не секс ли на него так подействовал? Лорд Шеффилд с облегчением выдохнул.
Я ушёл в свою комнату, чтобы немного поспать, но сон не шёл. Я всё время думал о том, что случилось ночью. И как он так ловко всё это провернул? Я и глазом моргнуть не успел! Ясно я знал только одно: мне нельзя здесь оставаться. И когда ко мне зашёл Шеффилд, чтобы поблагодарить за спасение сына, то я сказал ему, что всё-таки уезжаю. Он не возражал. Сказал, что после ужина карета отвезёт меня обратно в деревню.
Я переоделся и стал собирать вещи. Остаток времени я решил провести в комнате, чтобы избежать ненужных треволнений. Дверь неожиданно отворилась, вошёл Эдвард. Я не ожидал, что он так быстро встанет на ноги (после такого-то жара!). Но он был очень бледен, как будто с лица выцвели все краски.
— Выглядите вы неважно, милорд. — Я решил вести себя так, словно ночью ничего не случилось. — Вам не стоило вставать. Вернитесь в постель.
Шеффилд прошёл к столу, вытащил из бювара лист бумаги и перо и небрежно перебросил их мне:
— Потрудитесь написать кое-что, доктор.
— Что? — Я непонимающе посмотрел на него.
Он облокотился о дверь, ровно глядя на меня, и чётко выговорил:
— Письмо вашей невесте. Напишите, что остаётесь в поместье на неопределённый срок, поскольку вашему пациенту стало хуже.
— С какой стати я буду это писать? — возмутился я.
— Потому что, — с убийственной улыбкой ответил он, — если вы не напишете, напишу я. И в подробностях опишу всё то, что вы со мной ночью делали. Думаю, ей бы это не понравилось.
— Вы этого не сделаете! — холодея, воскликнул я.
— Сделаю.
— Вы чудовище!
— А вы нет? — Он прищурился. — Буду вас ждать в спальне. Принесите письмо. Или я отправлю своё. Почту увозят в шесть. — И он ушёл.
Мальчишка! Теперь он меня шантажирует?! Он мне мстит, это ясно. И это как раз тогда, когда я почти начал думать о нём хорошо (ведь он нырял за моим кошельком и извинился даже). Но неужели он поступит так низко? «Поступит», — ответил я сам себе. Я застонал, бухнулся на стул и написал письмо, которое он от меня требовал. А что ещё мне оставалось?
Я вложил письмо в конверт и пошёл к нему. Эдвард лежал на кровати под одеялом. Я швырнул ему конверт:
— Получайте. Можете прочесть, если вам угодно.
— Благодарю вас, — спокойно ответил юноша, повертев конверт в пальцах. — Сообщите отцу, что вы остаётесь. Придумайте причину понадёжнее. Например, что вы беспокоитесь о моём самочувствии. Это ведь так?
— Я остался лишь потому, что вы меня вынудили. — Я холодно посмотрел на него. — Теперь вы довольны?
— Вполне, — с улыбкой ответил он.
Эдвард по-прежнему недомогал, хотя и не показывал этого. Но я теперь не притворялся. Я холодно реагировал на его выпады, позволял себя целовать, но не отвечал ему. Он не уставал и по-прежнему злил меня своими репликами. Забираясь ко мне в постель посреди ночи, он сжал мои волосы и спросил:
— Злитесь на меня? Из-за чего? Из-за вашей сорванной свадьбы? Или из-за вашей потерянной девственности?
— Замолчите! — Я готов был вспылить.
— О, я вас задел, похоже, — со смехом пробормотал он. — Значит, я прав.
— Ничего вы не правы! И моя свадьба не сорвана… Я всё равно женюсь на Эмме. Мы любим друг друга. И все ваши уловки не помешают мне! — Я с раздражением оттолкнул его.
— Вы такой наивный, доктор Шелли, — почти с огорчением заметил Шеффилд. — Я не собирался мешать тому, что и так не произойдёт.
Я не слишком понял его слова, но они мне и без того не понравились. Юноша терроризировал меня полночи, вытягивая из меня поцелуи и безуспешно пытаясь заставить сделать что-то большее. Но это его не расстроило. Он засмеялся, вылез из постели, запахивая одежду:
— Однажды вы сдадитесь, вот увидите.
— Никогда!
— Посмотрим, — загадочно ответил он и исчез в полутьме.
Шло время. Я, конечно, не примирился с моим положением. Меня злил его тон — тон собственника, как будто я принадлежал ему. Он не имел права так вести себя со мной только потому, что мы однажды переспали. Это было случайностью. Случайностью! Но юный Шеффилд считал иначе и невозмутимо продолжал меня домогаться, не обращая внимания на мою холодность.
Потом пришло письмо от Эммы. Я был бесконечно счастлив и целовал ещё не распечатанный конверт. Она всё-таки написала! Мои руки дрожали от нетерпения, пока я вскрывал конверт. Моя милая Эмма! Моя милая! Я развернул письмо, но едва прочёл первые строки — вся моя радость улетучилась. Что это за письмо? Что это за шутки? Она писала, что ей очень жаль, но она вышла замуж за полковника Тэрренса, потому что не может ждать вечно, а он богат, и прочее, и прочее. Я выронил письмо, рухнул на стул. Что же это? Как же это? Вспомнить, как она радовалась каждому заработанному мной пенни, и — вышла замуж? Брак по расчёту? Поверить не могу!
Внезапно мне пришло в голову, что к этому приложил руку Эдвард. Отправил-таки то гадкое письмо и испортил всё окончательно! Я взъярился, подхватил письмо и отправился выяснять отношения.
Юный Шеффилд валялся на кровати в своей спальне, как всегда бездельничая. Увидев меня, он привстал:
— О, как неожиданно, что вы…
— Вы довольны теперь? — Я свирепо посмотрел на него. — Разрушили мою жизнь! Довольны? Как вы могли так поступить! Как вы могли это сделать!
— Что? — непонимающе переспросил он.
— Хватит притворяться! Вы прекрасно понимаете, о чём я говорю!
— Не понимаю.
Я швырнул ему письмо. Он взял его, пробежал глазами по строкам. Я задыхался:
— Пойти на такую низость! Что вы ей написали?
— Ничего. — Он пожал плечами.
— Не лгите!
— Даю вам слово, что я здесь ни при чём. — Он выпрямился. — Я не отправлял никаких писем… и к этому письму никакого отношения не имею. Я ничего не сделал, чтобы заслужить ваш гнев.
— Вы…
— Я клянусь вам, — перебил он. — Жаль, что так вышло, но это точно не моя вина.
Я закусил губу. Кажется, он был искренен. Я обвинил его в том, чего он не делал?
— Извините, милорд, — выдавил я, — просто я расстроился, когда прочёл всё это…
— И решили, что это моих рук дело? — Эдвард свернул письмо, встал и вложил его мне в карман. — Нет, доктор, я никогда бы не пошёл на такую низость.
— Я не понимаю, почему… она… — беспомощно бормотал я.
— Вы слишком наивны, доктор, — повторил он уже сказанное однажды.
Я поклонился:
— Прошу меня извинить, милорд. Я пойду, пожалуй…
Шеффилд ещё что-то хотел сказать, но я ушёл в свою комнату. В голове не укладывалось: как такое могло произойти? Внутри всё разом умерло: не было никаких чувств, мыслей… Я просто лежал на кровати и смотрел в потолок, не реагируя на стук в дверь, на слова слуг, что пора ужинать, — ни на что не реагируя. Как живой мертвец. Такое предательство… Оно опустошило меня. Ради чего теперь жить? Смысл моей жизни… Ничего нет. Ни-че-го.
На третий день ко мне пришёл Эдвард, остановился в дверях, окинул меня критическим взглядом:
— Ужасно выглядите, доктор.
— Оставьте меня, пожалуйста, — попросил я без выражения.
Разумеется, он не послушался. Он запер дверь, залез на меня, покрывая моё лицо и шею жадными поцелуями. Его хриплый шёпот разносился в тишине комнаты:
— Перестаньте вести себя так. Разве вам не хотелось бы взять реванш? Подумайте, я могу вам дать всё, что вы захотите… всё, что захотите: деньги, власть, положение в обществе… Только останьтесь со мной. Отец всё сделает ради меня… что бы я ни попросил… Понимаете? Только останьтесь со мной!
— Милорд, тогда вы меня шантажировали, а теперь пытаетесь купить? — Я усмехнулся.
— А что в этом плохого? — парировал Шеффилд.
— Не всё продаётся и покупается, милорд.
— Да неужели?
Пару месяцев спустя я блистал на балу в столице, окружённый элегантными дамами, разодетый в пух и прах, с тяжёлыми перстнями на пальцах… Я продался? Может быть. Теперь это не имело значения.
— Лорд Шелли, вы просто очаровательны. Подумать только, вы полная противоположность вашему другу! — со смехом говорила какая-то герцогиня, закрываясь веером.
— Вы же знаете, противоположности сходятся. — Эдвард как всегда неожиданно появился возле нас. — К тому же я тоже очарователен. Верно, милорд?
Я выдавил улыбку. Он уже повернулся к дамам и болтал какие-то глупости, от которых дамы краснели и повторяли: «Очаровательно». Я извинился и вышел на террасу. Не мог долго выносить всей этой фальши.
— Нехорошо так сбегать. — Эдвард тоже вышел. — Это совсем не «очаровательно».
— Меня от всего этого тошнит. — Я с отвращением посмотрел на него. — Этот фарс…
— Вы популярны у женщин. — Его зубы блеснули в улыбке. — Они все вами очарованы.
— Вряд ли они были бы так уж «очарованы», если бы узнали, что я никто, — хмуро возразил я.
— Ну что вы… — Шеффилд подошёл ко мне и сжал мою руку. — Ваш титул самый настоящий, не сомневайтесь. Вы о деньгах? Вам просто надо жениться на какой-нибудь богатой женщине. Посмотрите. — Он отодвинул занавеску. — Там полно невест на выданье. Вы можете любую получить.
— Хм. — Я посмотрел туда. — Это кажется отличной идеей. И кого же мне выбрать?
— Хватит! — Он больно ударил меня по руке. — Прекратите так серьёзно об этом говорить!
Он злился. Ревновал, быть может. Я знал, что его слова насчёт женитьбы — всего лишь издёвка, поэтому и делал вид, что серьёзно заинтересовался этим предложением.
— А что? Вы же сами предложили… — Я пожал плечами.
— Вы отвратительны! — выпалил он. — Не смейте так говорить! И не вздумайте, в самом деле…
— Вы ревнуете, милорд? — усмехнулся я.
— И нечего так улыбаться! — Юноша снова ударил меня по руке. — Вот ещё! Чтобы я вас ревновал?! С чего бы это?
— Ну, вам лучше знать…
Он гневно посмотрел на меня. Я рассмеялся и сделал шаг обратно в зал, но остановился. Перед глазами поплыли круги. Там появились новые гости: тучный мужчина и женщина… полковник Тэрренс и… Полковника я видел пару раз, у него не было титулов, но были деньги, так что он постоянно разъезжал по балам. Но эта женщина рядом с ним… Эмма? Я не узнал её. Она показалась мне деревенской бабой, разряженной в дорогие тряпки. По сравнению со всеми этими роскошными женщинами она так и выглядела. Я сглотнул. Эдвард проследил за моим взглядом и наверняка всё понял. Странный смешок, и он проговорил:
— Надо же… Удивительно, правда?
— Что удивительно?
— Вот он, тот час, ради которого вы всё это делали. Какой подходящий момент, верно, лорд Шелли?
Я сжал лоб и посмотрел на Эдварда:
— Вы говорите о мести? Но я никогда не делал этого ради мести.
— Ради чего тогда всё это? — Он пожал плечами, пристально глядя на меня.
Ради чего? Не знаю. «Может быть… ради тебя?»
Разумеется, я не сказал этого. Тогда я ещё не решился бы признаться в этом даже себе, не говоря уж о том, чтобы признаться ему. Я пожал плечами, припомнил один давний разговор и предположил:
— А может быть, потому, что у вас, милорд, хорошая задница?
Он вспыхнул. Это был один из тех редких случаев, когда Эдвард краснел действительно из-за смущения, а не по притворству. Краска залила его лицо, он мотнул головой, словно не находя слов в ответ. Потом его лицо озарилось странной улыбкой, и он проронил:
— И она полностью в вашем распоряжении.