Вечер не предвещал ничего хотя бы чуточку интересного.
В городе М всё так же. По мокрым от недавнего дождя дорогам носятся машины, забрызгивая случайных припозднившихся прохожих. Светофоры перемигиваются с неоновыми вывесками аптек и ночных заведений.
Шумные пьянчуги вываливаются на улицы, голося что-то совершенно неразборчивое, но, кажется, песню всё-таки.
Улисс глядит на бумаги перед собой с нескрываемым отвращением. Очередной донос на него от такого же очередного жалкого подобия служителя закона, способного только щёлкать ручкой над бюрократическими бумажками и делать под козырёк начальству, но никак не нести службу. А кто за него это делает? Именно, Грей, которому всего-то двадцать шесть через полгода, а он уже повидал всякого лет на пятьдесят, не меньше.
"Как же бесит. «Вы не соблюдаете устав»! Ага, в то время, как ты вообще ничего не делаешь и позволяешь добрым людям дохнуть, как мухам!" — недовольствует про себя Грей, не слушая же однако внутреннего демонёнка, страстно желающего испепелить этого крючкотворца.
Улисс тяжело вздыхает, складывает пополам бумажку и убирает в ящик к собратьям. Кофе в чашке остыл давно и теперь уже совершенно не вкусный, но молодой человек заставляет себя залпом проглотить пару оставшихся глотков. Может, хоть немного полегче станет от дозы кофеина. Время уже половина первого ночи, стрелки на дешёвых настольных часах бегут дальше. Нда, опять переработки и ради чего?
Детектив поднимается и потягивается, хрустя затёкшей спиной. Машинально нащупывает в кармане пачку сигарет с зажигалкой — покурит и домой. Хотя его холостяцкую однушку, обставленную мебелью по минимуму, вряд ли можно считать таковым местом — он там только спит, да завтракает иногда. Никто не ждёт там, разве что фикус от прежних хозяев.
Грей останавливается на пороге собственного офиса, настораживаясь и вынимая изо рта приготовленную сигарету. За дверью что-то явно происходит. Не прямо у крыльца, конечно, в нескольких метрах, но суматоха неумолимо движется в его сторону. Он приглушает свет машинальным тычком на выключатель и раздвигает створки жалюзи, выглядывая.
Неон с противоположного здания обозначает ему силуэт движущейся компании человек из пяти-семи. И кого-то ещё одного, явно к ней не принадлежащего. Не ясно, кто это — парень или девушка, — слишком горбится, но видно, что ситуация смахивает на опасную.
Грей колеблется, зная уровень своей усталости, но всё-таки дёргает ручку, снова зажимая между губ тонкую сигарету. Он даже полного шага сделать не успевает, так, половинку — и в него уже впечатываются. Лицом в грудь буквально, и если бы не реакция детектива, человек бы на коленях оказался в весьма неловкой позе.
— Помогите, пожалуйста. Спрячьте, — молит неизвестный, чьё лицо пока плохо видно Грею. Но ясно хотя бы, что парень это.
Улисс молча и прямо за шкирку, как котёнка, заталкивает его поскорее в офис, запирает дверь. Опускает жалюзи до предела, разворачивает их плашмя и выглядывает через щёлку. Толпа потеряла жертву. Не по движениям, а по рассеянности бывшей стены понимает он.
Куда затянули, там парень и стоит, поэтому Грей без труда находит его запястье и уводит подальше от дверей, вглубь помещения к запасному выходу.
— Ну и? Что это за чертовщина? — интересуется полушёпотом Улисс, убирая сигарету за ухо, и включая на телефоне фонарик.
Оказывается, перед ним жёлтый, почти как цыплёнок, блондин лет восемнадцати-двадцати в не особо примечательных джинсах, рубашке с рукавом на три четверти, да потасканных кедах. Не сказал бы Грей, что можно его за что-то преследовать, а потом заметил весьма аккуратные стрелки красно-кирпичного оттенка, лёгкий след теней и глиттер на скулах.
— Простите, — у парня еле ворочается язык то ли от страха, то ли от того, что он его прикусил, когда получил по губам кулаком. — Меня преследовали, я не знал, что делать.
— Да это я понял. За что? За макияж что ль? — Грей вздыхает.
— Ага, за него. Ну что я сделаю, если научился и могу их девушек научить, диалог об этом поддержать нормально и вообще... — парень проходится основанием ладони под нижней губой и стирает кровь вперемешку с грязью, шипя от боли. — Спасибо вам. Меня бы щас не куски уже драли, наверное.
— Да точно. Ладно, проехали, спасать чужие задницы моя работа. Тебя как звать, парень? — Грей хмыкает на всю эту историю про типичных парней-альфачей, решивших, что на их "собственность" посягают.
— Так вы полицейский? — парень аж вздрагивает и во все глаза таращится на одетого совершенно не по форме мужчину перед собой. — Ой, я Лёша, то есть Алексей Павлович Вишневский.
Грея сразу пробирает на смех от реакции юнца на его слова. Он хрипло смеётся в кулак, прикрывая глаза, и только потом отвечает, поправляя сползшую на лоб белую-седую прядь:
— Я частный детектив, Улисс Коли Грей. Ну, или "Окаянный детективишка", как меня газетчики прозвали. Будем знакомы, Лёш, — он хмыкает и протягивает парню руку.
— Вы Улисс Грей?! — Алексей, кажется, совсем в шоке. Его можно понять, не каждый день тебя будет спасать твой, фактически, кумир. — Мама дорогая, поверить не могу, — Вишневский жмёт дружелюбно протянутую руку детектива, стараясь не жмурится. На ладонях ссадин куча после падения на асфальт.
— Придётся, потому что это я, — Грей перехватывает его ладонь за запястье и осматривает ссадины, слегка прищуриваясь. — Обе так?
Алексей согласно угукает и кивает. Всё тело юнца какое-то ватное, детектив ощущает по его руке. И, дай Бог, это из-за трепета перед скандально известной личностью, а не из-за какой-нибудь травмы.
— К компу мне не подойти, эти под окнами дежурят, так что рассказывай сам. Сколько лет тебе? Один в городе живёшь или есть кто? — Улисс вздыхает и потому, что голова начинает трещать сильнее, и потому, что аптечка там же, где ноутбук.
— Э-э, девятнадцать мне. Один живу, в общежитии, я сюда учиться приехал, — Лёша вздыхает весьма обречённо. — Да и "эти" оттуда же... Сокурсники.
— О-о, ну и ну. Крепко ты вляпался, парень, — тянет Улисс и задумывается.
Возвращать парнишку к университетскому общежитию, даже если мимо толпы этих недо-людей, идея гиблая. Наверняка же найдут или уже нашли комнату его, подождут да и отделают. К тому же, в такой час общежития уже закрыты -- дай бог, комендант не прикончит. И куда же его теперь? Хотя бы на пару ночей надо пристроить.
— Работаешь где-нибудь? — интересуется мимоходом Улисс, прикидывая что-то в голове.
— Ага, бариста в кафе через два квартала, — вздыхает Лёша, что-то просматривая в побитом на углах смартфоне.
— Понятно. Ладно, в общагу тебе сейчас и никак, и нельзя, переночуешь у меня, а утром решим, что с тобой делать, — Улисс трёт усталые глаза и идёт дальше по помещению, махая рукой Алексею идти за ним.
Лёша что-то усердно строчит в телефоне, Улисс мельком замечает два контакта: мама парня и какая-то девушка.
И если первой ничего не сообщают об опасности, говоря, что всё устаканилось, то диалог второй девушки полнится капслоком.
— Ты сейчас в дверь, — Улисс осекается на полуслове, когда парень минует преграду и выходит за ним, даже не подняв голову от телефона.
— Не-не, я всё вижу, — Лёша улыбается слегка.
Машина у Грея не из самых новых, но и не помятый жигуль. Просто "дама в летах", за которой хорошо ухаживают.
Улисс хмыкает и садится за руль, заводя машину лёгким движением — не такая уж и старая, как кажется.
— Против курева имеешь что-нибудь? — интересуется Улисс, когда Алексей падает на пассажирское сидение спереди.
— А? Нет, нормально мне. Да и табак у вас хороший, — кивает парень на засунутую за чужое ухо сигарету и пристёгивается.
— Можно и не выкать, я не такой уж старый, да и не самый важный хрен, — со смешком отвечает Улисс, закуривает, открывая окно, и плавно выезжает с парковки.
— Ну-у, для меня вы авторитет. Как узнал, что вы разобрались с преподом, насиловавшим девушек с нашего университета на сессии, чтобы они получали выше тройки, стал просматривать остальные ваши дела, — речь парня сразу становится воодушевлённее, глаза загораются интересом, жестикулирует он больше. — Даже не сразу поверил, что такие люди ещё есть. А вот, вы есть!
Улисс затягивается, не сразу отвечая — он уже привык слышать в свой адрес по большей части только неприятное, всяческие оскорбления, шутки, подколы, а тут им так откровенно восхищаются. Невольно задашься вопросом: а так можно было что ли?
— А-а, помню того ублюдка. Так, получается, ты о встрече со мной подруге строчил? — Улисс постукивает пальцами по рулю, не желая сознаваться, что обстоятельство восхищения его до чертиков смущает.
Тут уж пора Вишневскому смущаться — Улисс, конечно, специально это. Парень краснеет, ладонями по коленям острым стучит, морщась. Вот мазохист, а.
— Да, об этом. Я же ещё так, — Алексей вертит ладонью, подбирая нужный эпитет, и усмехается, — неловко в вас врезался, прямо лицом.
— Даже если на рубашке остался тональник, ругаться не буду, — Грей стряхивает пепел за окно и его уносит быстрый ветер. — Это... Вам обоим, получается, по душе мои стремления? — предательский румянец неловкости всё же проступает на бледных острых скулах, и мужчина намеренно смотрит только вперёд, не давая фокусироваться боковому зрению.
Улицы ночного города М почти пусты, особенно в их квартале. Из-под колёс летят брызги, но беспокоиться не о ком — светофорам, остановкам и прочим столбам всё равно. Ветер из окна треплет их одежды, но в силу общей плюсовой температуры это ни капли не проблема. Приятно немного даже.
— Очень! Если бы я мог, хотел бы хоть чем-то помочь вам. О работе вместе не мечтаю, какой уж из меня детектив, даже в охранники плохо гожусь, — Алексей вздыхает, коротко взглядывая на Улисса и отводя взгляд в сторону, и опускает голову. Его прямо таки хочется потрепать по макушке, чтобы парень не куксился.
— Гуманист? Физически ты развит неплохо, — впрочем, этого Улисс не делает всё-таки. Просто поворачивает голову на светофоре, чтобы встретиться взглядами. Так куда удобнее понимать людей, вы уж ему поверьте.
— Ну-у, не совсем. Я, скорее, не смыслю ничего в этом. Мало уметь кулаками махать и техники боя знать, да ведь? — Вишневский чувствует взгляд и поднимает голову, смотря на мужчину напротив.
Интересно, думает Улисс, парень знает, что это немного беспощадно — смотреть настолько восхищёнными и честными глазами на такое ничтожество, как он? Радужки у парня ещё карие, как у него, но такие светлые-светлые, желтят даже немного. И ведь блеклым этот цвет тоже не назвать, словно парень изнутри светится.
— Да уж, маловато будет. Но научиться, при желании естественно, можно. Думаю, ты бы смог, — Грей пожимает плечами, слабо улыбаясь уголком губ, и отворачивается к дороге, снова плавно начиная движение по трассе.
Вишневский неотрывно смотрит на него, моргая достаточно часто, но, похоже, едва дыша. Затем отворачивается, ерошит светлые волосы пятерней, продолжая пялиться вперёд ошарашенными глазами-блюдцами, и тихо хмыкает — не верит в сказанное детективом.(Знал бы он, кем станет через пару лет).
Остаток дороги молчат; Лёша иногда что-то строчит, Улисс только за дорогой следит, даже не проверяя приходящие уведомления.
— Приехали, — глуша припаркованную машину и вынимая ключ, сообщает Улисс и замечает, что парень задремал, откинув голову на подголовник.
Он вздыхает, закрывая окно, потирает виски и выходит из машины. Обходит её, открывает со стороны пассажирского сиденья и осторожно — кто знает, где ещё ссадины, да и насколько тот пугливый — трогает Алексея за плечо. Вишневский крупно вздрагивает и просыпается. Глядит вокруг себя, понимает, что уже припарковались, Улисс стоит рядом с ним с сумкой на плече.
— Простите, я не специально, — он дёргается встать, но приходится упасть головой обратно. И так болела, теперь ещё и об ручку в потолке ударился.
— Ну чтож ты такой резвый, — Грей вздыхает и прикрывает своей ладонью этот край, чтобы больше это не повторялось. — Давай, выползай и пойдём.
Алексей краснеет в смущении, то ли от неловкости, то ли от того, что рыжий свет фонаря весьма красиво очертил лицо его кумира, склонившегося над ним. Отстёгивается, выбирается осторожно, не задевая чужой руки, и останавливается напротив, глядя на Грея взглядом послушного пёсика, ждущего команды. Детектив только коротко закатывает глаза со смешком, блокируя машину, и ведёт парня за собой.
Этаж не самый верхний, где-то в середине. Но всё-таки наконец работающий лифт — благо, не нужно переться наверх на своих двоих, матеря поломавших, кажется, всё, что только можно рабочих.
Квартирка встречает не очень приветливой пустотой, хотя Улис-то привык. Как всегда: темно, пока не ткнёшь на выключатель, спокойно — даже нет намёка на инфернальных сущностей, — гудит холодильник и изредка журчит стояк за дверцей в санузле. При свете не лучше, только оказывается, что при входе стоит трюмо с зеркалом, да появляются очертания одноместного кресла-раскладушки на кухоньке — как только поместилось туда — да кровати с комодом в комнате. И везде пустота, словно тут не были несколько дней уже. Хотя, почему "словно'' — Грей и правда приходил сюда ночевать четверо суток назад.
— Какой милый цветок, — Алексей то ли из вежливости об этой необжитости и холодности не говорит, то ли правда не замечает. Снимает кеды у самого порога, хотя Улисс без лишних мыслей сначала доходит до зеркала, укладывает на трюмо сумку и только потом разувается.
— Ага, от прошлых хозяев остался, — кивает Грей и потягивается. Проходит дальше, прямиком в ванную, чтобы взять аптечку.
— Не мнись на пороге, иди сюда, — выглянув и увидев, что Алексей всё ещё топчется у входа неподалеку от фикуса, зовёт его детектив. — Ладони ещё болят небось. Так что давай, шлёпай сюда.
Алексей вздрагивает, замеченный за неловкой попыткой чем-то себя занять, пока не позвали, и спешно проходит к Грею.
— Не хуже рёбер, — смеётся Вишневский, а потом понимает, что ляпнул про слабость, о которой не желал говорить. В конце концов, он ведь просто упал из-за очередного удара, возможно, стесал что-то немного, но обойдётся же.
— Рёбер? Болезнь какая, ударили по ним? — Грей как всегда не пропускает ничего и сразу всё по делу спрашивает, ожидая услышать такой же прямой ответ.
— Ударили, да и я упал после того, — Вишневский вздыхает, повинно опуская голову.
— Хочешь я посмотрю, хочешь сам сейчас посмотрись, где и что. Если ничего серьезного, никаких глубоких повреждений, то просто обработка ссадин и на боковую, — зевая в сторону, отвечает Грей. Решает, что не в праве нарушать чужие личные границы — Алексей же не истекает кровью у него на руках, значит срочные вмешательства излишни.
— Да ладно вам, я в порядке... — отвечает Лёша, но всё-таки потом, оставшись один в ванной, снимает рубашку и крутится перед зеркалом.
Как и ожидал: крепко стесал кожу справа, особенно на выступающих рёбрах, а вот на другом боку, чуть пониже, образовалась гематома от удара кулаком. Больно даже тронуть, а как спать-то?
"Ладно, перетерплю," — решает для себя Лёша, надевает рубашку обратно и приоткрывает дверь, обозначая доступность ванной, хотя он и пытается самостоятельно обработать руки.
С одной получается, даже повязка крепко держится. А вот левая — проблем доставляет, он даже бинт роняет несколько раз. Последнее падение предотвращает Улисс, вспоминающий этикет и зашедший спросить, хочет ли Лёша чего-нибудь.
— Попросил бы помочь, — он усмехается, сматывает марлю обратно и берёт чужую руку за запястье. — Так, что с ребрами?
Лёша покорно даётся, слегка жмурясь, потому что всё ещё щиплет от йода, но уже через минуту расслабляется после наложения крепкой и аккуратной повязки.
— Справа ссадины, слева синяк большой, — сознаётся, указывая местоположения всего.
— С кулак где-то и расползается неровными краями, верно? — уточняет Улисс, роясь в аптечке в поисках ещё чего-то. Здесь у него всё перевязочное, а остальное на кухне, он уже достал коробочку.
Вишневский кивает, соглашаясь. Что толку-то, это же Улисс Грей, в миг разберётся что к чему.
— Тогда лучше повязку наложить. Целее останешься, а то как я потом мыкаться будешь, — детектив хмыкает.
Синяк таких размеров на рёбрах лучше не оставлять просто так, а помочь крови рассосаться. Ему тоже как-то по ребрами надавали, и одна сторона другой не лучше. Справа уродливый след остался, почти треть от синяка не забрала с собой пигментацию полностью. Да и чувствительность впридачу оставила. Про сломанные два ребра справа Улисс вообще не заикается, до сих пор кашлять больновато, а уже два года прошло.
— А что с вами случилось? — наивно смотря, склоняет голову на бок Лёша и поджимает губы.
— С одного боку уродливое пятно осталось а-ля чувствительный рубец, с другого кость не так срослась и осталось угловатое нечто, — пожимает плечами Грей и выуживает из аптечки мазь, вату и новый моток бинта пошире. — Разрешишь? Удобнее всего, когда кто-то делает, а не самому сворачиваться в букву зю.
— А? Х-хорошо, — возможно, Вишневский хотел спросить что-то про эти повреждения, но пришлось переключиться на себя родного. — Вам, значит, не помогли тогда? — всё-таки спрашивает, расстёгивая рубашку и снимая ее.
— Некому было, — Грей усмехается невесело, видя очень похожий синяк.
Попросив парнишку поднять руки и сесть на бортик ванной, детектив принимается за его ссадины и ушиб. Хорошо, что теперь для всяких случаев, у него в наличии самые разные медикаменты, в том числе и присыпка для таких вот "и заматывать нечего, и открытым не оставить".
Лёша как-то странно на него смотрит, с сочувствием каким-то, и помалкивает всю процедуру, только морщится иногда.
— Вы ведь выпили таблетку от головной боли пока не пришли мне помогать? — интересуется по окончании процесса, складывает руки на коленях перед собой и глядит на стоящего перед ним старшего внимательно.
— Ага, — Улиссу даже интересно, как парень это узнал, да и не из-за слов ли про "некому" этот вопрос. — А что, переживаешь?
— Ну, да, конечно переживаю. Вы ведь мучались от неё всю дорогу, даже не докурили из-за этого, — и опять этот чистейший взгляд.
Господи боже, скажите ему кто-нибудь.
— Ого, какой внимательный, — Грей усмехается и выпрямляется, оглядывая повязку со стороны. Вроде бы не криво, закрыто всё, должно нормально держаться. — Я не тот, кто стоит беспокойства.
— Как же так может быть? Вы ведь тоже человек, вам тоже может быть больно или плохо. Да и вообще, это как "спасибо" за вашу заботу обо мне, — Алексей выглядит совершенно удивлённым, но в словах своих ни капли не сомневается, глядит прямо Улиссу в глаза и даже не запинается, хотя уже не раз Грей слышал о тяжести своего взгляда.
— Ладно, сдаюсь, искренностью твоей я поражён, — вздыхает Улисс и качает головой. — Но на этом хватит, пойдём. Ты в комнате ложись, там получше, а я на кухню, — говорит это детектив так, что даже со всем желанием оспорить, Лёша этого не делает. Грей так решил, значит так надо, наверное?
Алексей смотрит на всё вокруг. На эти пустые стены с одной-единственной картиной в коридоре, на одинокий фикус, на постель в тёмных тонах, застеленную так, словно здесь уже давно никто не жил. На заваленные рабочими бумагами узкий стол и кресло у окна, на старые шторы, на практически пустой шкаф со стеклянными дверцами. Окна закрыты наглухо, но здесь всё равно зябко. Вишневский чувствует одиночество детектива каждой клеточкой своего тела. Словно бы кто-то важный ушёл из его жизни. Кончились силы верить в лучшее. А вообще-то последними Алексей готов поделиться.
— Нормально всё? — зашедший даже не за футболкой, а лишь за стопкой бумаг детектив удивляется, обнаруживая Алексея стоящим посреди комнатки без движения.
— Да... Да, нормально, — Вишневский вздрагивает, приходя в себя от чужого голоса, и следит за проходящим к столику Греем. — Улисс, а могу я, — тормозит, думая, как обратиться надо, — обнять тебя?
Улисс удивляется суммарно всему, даже бумаги роняет. Обнять? Тебя? Вишневский говорит так, словно отринул его облик пробивного детектива, и смотрит через эти голые стены на самую душу. И ведь у Грея она не просто неприятная, она — отвратительная, он знает это с детства. А тут кто-то хочет сам, по своей инициативе обнять его. Вот так нонсенс.
— Ну, давай? — Улисс малость не уверен теперь в том, что это за парнишка такой. Но поднимает руки, расставляя в стороны, готовый прижать к себе. — Хочешь объятия с кумиром? — смешок, чтобы поддержать планку.
— Нет, — Лёша качает головой, долго смотрит на него и только после подходит.
Не вжимается, позволяя себе в чужих руках спрятаться, а сам прижимает к себе, обхватывает за шею, избегая объятий на уровне повреждённых рёбер, и щекой прислоняется куда-то чуть дальше чужой щеки с несколькодневной щетиной, пусть для этого и приходится немного привстать на мыски.
Улисс удивляется такому виду объятий, вздыхает что-то, утыкаясь подбородком в чужое плечо. Обнимает Лёшу, ощущая себя довольно странно — отвык совсем от такого. "Не ты, а тебя", но в хорошем контексте, да ещё знакомы всего часа полтора, может, два от силы. Во даёт парень. Улисс опускается лбом к его плечу.
— Спасибо за то, что ты делаешь. Это действительно важно и нужно. Ты делаешь правильные вещи, что бы тебя ни гложило, — Вишневский не ходит вокруг да около, не сыплет комплиментами.
Изначально не делал этого: напрямую о помощи, в лицо о восхищении. Теперь никакого "вы", и почему-то это звучит по-особенному. Детектив предполагает, что это — человеческое отношение только где-то на уровне души.
— Наверное, не говорили давно такого? Знают только, что порицать и чушь всякую пороть, — тихо добавляет Лёша, когда в ответ не звучит даже вздоха и Улисс продолжает стоять рядом, осторожно обнимая его так, чтобы не задеть рёбра, и опустив голову ему на плечо.
— Почему ты решил мне это сказать? — Грей теперь правда не понимает. — Я ведь грязь. Лгун. Ебака демоническая.
Чем заслужил? Тем, что от обидчиков увёз и к себе пустил? Пф, то же мне причина для задушевных разговоров.
Интересно, когда этот паренёк увидит шрам на его руке и узнает, на что "это" способно, останется ли в нём то же отношение к Улиссу?
— Какая ещё ебака? Это с теми слухами про некие сверх силы связано? — спрашивает Лёша.
Ему кивают, так и не отлипая лбом от плеча. Ну всё, пиши пропало.
— А, вот оно что. Ну, да и ладно? Силы не силы, не ебака, а человек же. Я, когда в эту комнату зашёл, замёрз сразу, но смотрю — окна заперты, по полу стелиться неоткуда. Вот и подумал, что округа от тебя всё переняла, — Лёша поводит свободным плечом и осторожно, как бы даже с вопросом, касается тёмной вьющейся шевелюры детектива.
— Вот как, интересный метод вычисления причины, — Улисс волей не волей улыбается.
Глупая детская радость не хочет униматься. А ведь давно такого не было, чтоб так крепко да продолжительно, а не на секунды оргазма, к примеру.
— Так я же прав, как чуял, — Лёша самодовольно улыбается и ласково чешет чужой затылок, будто хвалит.
Улисс поднимает голову с его плеча и слегка усмехается:
— Нюхач, — он легонько тыкает парня в курносый нос. Вишневский жмурится и тихо фыркает, почти чихая.
— Всё, понежничали, спать теперь. А то ты на пары не проснешься, — Грей треплет его по голове и отстраняется, забирая бумаги, за которыми изначально пришёл.
— Не напрягу этим, я встаю нормально, — Лёша ныряет под ладонь, довольный тактильным ответом, и взглядывает на бумаги. — А это что? Работать собираешься?
— Отсортировать надо. Быстро сделаю, а завтра уже в отдел заберу, — Грей морщится, идея с отделом ему явно не нравится, но осуществить её надо. — Ложись давай.
Забота ощущается слишком странно, поэтому Грей спешит от неё скрыться, не даёт её продлить, переключая на себя ведущую роль. Лёша вроде и не спорит, пожимает плечами.
— Спокойной ночи, Улисс, — растягивает разбитые губы в улыбке.
— Ага, спокойной ночи, — Грей хмыкает почти что холодно, возвращаясь к своему амплуа из самого начала встречи сегодняшней ночью.
Лёша, кажется, что-то понимает. Усмехается сам себе, вздыхает и, раздевшись, ложится практически на край. Да, здесь точно редко спят, даже нет характерного запаха парфюма, который почувствовался и от волосы, и от рубашки Улисса.
***
Вспоминать это так странно, особенно глядя на всё такого же улыбающегося Лёшу за противостоящим столом, разбирающего кипу бумаг, несмотря на перебинтованные костяшки правой руки. Повязки тогда помогли, на Лёше ни следа; да и теперь повязки накладывает ему всё ещё Улисс, иногда другим по-странному солнечный русский мальчик даже не даётся.
— Тебе не больно? Я вполне разобрался бы с этой бюрократической хренью, — интересуется Улисс, на самом деле зная, что ему ответит Лёша.
"Алексей" этот мальчик только для других, а для него теперь всегда Лёша. С того момента, как он обнял его для того, чтобы согреть душу грязную и неприкаянную, а не самому удовлетвориться. Закрепилось после пробного дела, когда Вишневский не побоялся схватиться за пылающие руки, сжать и убедить, уперевшись лбом в лоб, что не оставит.
— Ни капли. Ты вчера весь день катался по их офисам, не хватит ли с тебя? — Лёша усмехается и щёлкает ручкой, ставя очередную загогулинку на строчках и, кажется, приписывая снизу что-то язвительное. — И не говори, что это твоя работа. Моя, если не забыл, тоже, после того, как ты меня официально трудоустроил к себе.
Улиссу и ответить нечего, только засмеяться и согласиться. Ну чтож ты с ним делать будешь?