Дар Смерти

Многие говорили, что в последние секунды перед смертью, вся жизнь проносится перед глазами, однако на самом деле все оказалось намного проще. Перед глазами не возникали знакомые образы, не было боли, раскаяния или безысходности. Все кругом расплылось в принятии неизбежного, в оговорённом решении, в выбранном пути. В голове прозвучало лишь «они справятся, должны справиться».

Падать было не больно. Наверно, потому что сознание и душа покинули тело в ту самую секунду, когда смирившийся Северус произнес непростительное заклятие. Или, наверно, потому что Альбус Дамблдор настолько привык в вечно ноющей боли в груди, что даже не заметил ее в момент своей гибели.

Падать было не больно.

Но больно было оказаться в совершенно пустом и безлюдном месте, налитым молочно-белым туманом. Казалось, подобное место не может существовать на самом деле, ведь здесь ощущался арктический холод и жар самого солнца, кругом разливался яркий свет, но при этом его поглощала полуночная тьма, здесь сходились начало и конец. Казалось, кругом нет ничего, но при этом здесь все. Каждая мысль, каждое дыхание находит свою кончину именно в этой точке, и Альбус Дамблдор не стал исключением.

Было ли это, своего рода, перепутьем между двумя мирами? В таком случае его должен был ждать хоть кто-то. Папа, мама, Ариана или Аурелиус. Кто-нибудь, кто желал бы с ним встретиться, кто скучал бы по нему. Но кругом было пусто… И именно это причиняло боль.

Всю свою жизнь Альбус провёл в полном одиночестве, и он надеялся, что хотя бы после смерти его ждёт столь желанная любовь. Однако здесь не было никого. Дамблдор стоял один в центре белого пространства и осознавал, что и умереть ему суждено в полном одиночестве.

Мужчина закрыл глаза и с грустью выдохнул. Нет, подобные мысли следовало изгонять из собственной головы, потому что эта смерть не была обычной смертью в ее привычном понимании. Это был план. И в глубине души Альбус осознавал, что это решение принесёт нужный результат. Иногда приходится жертвовать… всегда приходится жертвовать…

— Не всегда, — произнёс голос из пустоты. Он звучал, как последний глоток воздуха, как прощальный крик и агония, но при этом был настолько умиротворяющим, словно молитва высшим силам или улыбка, полная принятия.

Перед Дамблдором предстал образ абсолютной неизбежности и смирения. Она была прекрасна в своей пустоте и тишине, нежности и холоде, одиночестве и любви. Этот образ приходил ко всем в последние моменты, эти ладони поглаживали содрогающиеся плечи и этот голос твердил, что пришло время, что пробил час. Но она не пугала своим явлением, потому что она не могла пугать, ведь каждый знает, что она к нему придет. Каждый ждет ее.

Но по какой-то причине не Альбус.

Признаться честно, за годы жизни, за годы изучения множества книг и исследований, он начал сомневаться в существовании физического образа Смерти. Даже Сказка о Трех Братьях начинала казаться ему красивой историей, лишь частично основанной на реальных событиях. К тому же… Если бы Смерть действительно существовала, пришла бы она к такому человеку, как Альбус Дамблдор?

Нет, не то, чтобы Дамблдор считал себя плохим человеком. Он знал, что каждое его действие совершено исключительно ради благой цели, и его намерения всегда были светлыми. Столь древнее создание, как Смерть, определённо знает, что в сердце у мужчины, и почему именно он принимал те или иные решения. Однако в то же время Альбус не считал себя столь достойным, чтобы Смерть самолично пришла к нему на перепутье.

— Приветствую тебя, Смерть, — мужчина поклонился ей.

— Приветствую тебя, Альбус Дамблдор, — её бледные губы расплылись в улыбке. — Твой час еще не настал, но ты добровольно явился ко мне. Скажи же мне, почему ты принял такое решение?

— Я абсолютно уверен в том, что ты все знаешь, — кивнул Дамблдор. — Однако это был единственно верный выход, чтобы склонить чашу весов в нашу пользу.

— Твоя смелость похвальна, — Смерть продолжала улыбаться. — Но уверен ли ты в том, что они обойдутся без тебя?

— Им придётся, — грустно выдохнул Дамблдор. — Но я верю в них, верю в каждого. Они знают, что делать. Даже без меня и моих, — он усмехнулся, — безумных идей.

— Тебе не было страшно? — она смотрела на него так, будто заглядывала прямиком в душу.

— Нет, — улыбнулся Альбус и понял, что ответил честно. — Этот мой выбор был одним из самых лёгких. Чего же мне бояться? К тому же, я знаю, какую пользу моя смерть принесёт моим товарищам.

— Ты не можешь видеть будущее, но точно знаешь? — спросила Смерть.

— Можно и так сказать, — мужчина развёл руками. — Я прожил сто семнадцать лет, Великая Владычица. За эти годы я много чего понял. Людям свойственно допускать одни и те же ошибки, принимать одни и те же решения эпоха за эпохой. И я не был исключением, потому что мои ошибки стоили мне семьи. Однако со временем учишься, адаптируешься и начинаешь замечать закономерность в том, как себя поведут люди. Конечно, я не могу знать всего и душа каждого человека не может быть для меня открытой книгой, но… но, да, я могу предугадать кое-какие вещи.

— Например, как мыслят злые люди?

— Не злые, — грустно улыбнулся Дамблдор. — Одинокие. Лишённые любви.

— Несмотря на все то, через что тебе пришлось пройти, ты все еще веришь в то, что любовь способна менять людей и творить магию?

— Конечно! — радостно произнес Альбус. — А как же иначе? Ты же сама видела, на что готовы пойти люди ради любви, ради любимых. Желание защитить дорогих нам людей делает нас теми, кем мы являемся, придаёт нам силу на совершение невероятных подвигов. Любовь создаёт священную, несокрушимую магию, которая идет из сердца, которая держится на чувствах. Мне кажется, это прекрасно, что в нашем мире есть нечто столь всемогущее. И мне искренне жаль, что Том так и не смог этого понять и ощутить.

Смерть долго смотрела на него своими глазами, полными бесконечного космоса.

— Альбус Дамблдор, ты добровольно пришел ко мне, чтобы те люди, которыми ты дорожишь, смогли победить в этой борьбе. Ты посвятил всю жизнь благому делу, а затем отдал эту же жизнь высшей цели. Я считаю, это достойно уважения.

Смерть поклонилась Альбусу Дамблдору.

Мужчина застыл.

Существо столь древнее, столь величественное признало его и выразило ему уважение поклоном. Как много лет назад, когда перед ним преклонился Цилинь, видя в Дамблдоре великого лидера с чистым сердцем.

— Для меня это честь, — он поклонился Смерти в ответ.

— «Встретил он Смерть как давнего друга и своей охотой с нею пошел, и как равные ушли они из этого мира.»

Альбус улыбнулся.

— Что ж, раз мы встретились на перепутье, я желаю одарить тебя, как одного из самых сильных и самых мудрых волшебников. Альбус Дамблдор, я, Смерть, согласна предложить тебе один дар. Скажи мне, чего ты желаешь?

— А представь, мы с тобой встретим саму Смерть, — сказал как-то Геллерт, когда они ранним утром нежились в постели. — Она признает нас с тобой двумя величайшими и сильнейшими волшебниками и предложет дары. По одному на каждого. Что бы ты пожелал, Альбус?

— Лимонного щербета, — засмеялся тогда Дамблдор ему в ответ.

— Альбус, я серьёзно! — Гриндельвальд легонько ущипнул возлюбленного за плечо.

— Дело в том, Геллерт, что я не знаю, — Дамблдор мечтательно посмотрел на Гриндельвальда. — Прямо сейчас у меня всё есть, а когда Смерть признает нас величайшими, у нас с тобой все будет. Тогда и мир будет другим, таким, как мы того хотим.

— Тоже верно, — Геллерт нахмурил брови.

— А что бы ты попросил?

— Вечность.

— Вечность?

— Да. Вечность. С тобой. </i>

«Вечность с Геллертом».

Было бы так легко произнести эти слова, но в то же время так сложно. Любовь к Гриндельвальду жила в его сердце все эти годы, однако то, что сделал Геллерт, было непростительным. Альбус потерял надежду на то, что мужчина когда-нибудь поменяет свою точку зрения. Геллерт Гриндельвальд был тем человеком, которого даже время не было способно изменить, заставить пересмотреть свои взгляды на жизнь.

Но при этом… Альбус долго думал, а может быть все же стоит дать Гриндельвальду еще один шанс, но затем он вспоминал, что каждый раз, когда надежда расцветала у него в груди, Геллерт растаптывал её. Каждое новое убийство, нападение и, в конечном итоге, война стёрли в порошок все то светлое, что Альбус знал и помнил в своём бывшем возлюбленном. В какой-то момент Дамблдор и вовсе перестал верить в собственные воспоминания и смирился с тем, что на самом деле Геллерт никогда не был тем юношей, в которого влюбился Альбус. Он был падким на власть манипулятором, а сам Дамблдор оказался глупцом. Он разочаровался, в конец разочаровался в Геллерте Гриндельвальде, и от этого было невероятно больно, ведь это сам Альбус поверил, что Геллерта можно изменить, что у них был шанс на совместное будущее.

Однако, несмотря на это, Дамблдор все равно жаждал встречи с Гриндельвальдом, мечтал о разговоре с ним. Хотел заглянуть в глаза и спросить, стоило ли оно того? Но он боялся. Боялся, что окажется неправ, или еще хуже, окажется прав и увидит, что Гриндельвальд так и не раскаялся. По этой самой причине за все эти годы Альбус не написал бывшему возлюбленному ни одного письма, не навестил его в Нурменгарде. Он боялся настоящего, прежнего Геллерта Гриндельвальда.

Он так же боялся и другой вещи…

Но при этом сейчас перед ним стояла сама Смерть и предлагала свой дар! Альбус мог попросить что угодно для себя! Любую вещь!

Но кто такой Альбус Дамблдор, чтобы просить что-либо для себя?

К тому же, Геллерт все еще жив. Дамблдор же не мог зарезервировать с ним встречу…

Его вдруг осенило.

— Я хочу встретиться с Гарри Поттером, — с абсолютной уверенностью произнес Альбус. — Знаю, он будет здесь. Не скоро, ненадолго, но он окажется на перепутье, и тогда мне бы хотелось встретиться с ним и в последний раз поговорить, дать совет и объясниться. У мальчика будут вопросы, я знаю, именно поэтому я, будучи его наставником, обязан помочь ему. Гарри заслуживает ответов и правды.

Смерть не переменилась в лице, сохранив тёплую улыбку. О чем бы она ни думала, для Дамблдора это оставалось загадкой.

— Да будет так, Альбус Дамблдор. Только знай, тебе придётся ждать.

— Я знаю.

Наступило забвение, минуты абсолютного спокойствия и умиротворения. В груди перестало саднить, а груз обязанностей перестал давить на плечи. Дамблдор еще никогда не чувствовал себя так легко…

***

Но лёгкость не продлилась долго, потому что вскоре Альбус открыл глаза и увидел Гарри, который склонился над частичкой души Волан-де-Морта.

— Ему уже ничем не помочь, — произнес Дамблдор.

Наконец у него появилась возможность поговорить с Гарри по душам.

***

Разговор был долгим, слишком долгим. Альбус рассказал мальчику все. В какой-то момент ему показалось, что он рассказал слишком много, но Гарри заслуживал правду, в том числе, правду о самом Дамблдоре. И Поттер эту правду принял, что согревало душу Альбуса.

Когда юноша исчез, Дамблдор остался один и теперь его мысли вновь завертелись вокруг одного человека.

— Говорят, в последние годы в своей одиночной камере в Нурменгарде он высказывал раскаяние. Надеюсь, что это правда. Мне хочется верить, что он почувствовал ужас и постыдность своих деяний. Может быть, эта ложь Волан-де-Морту была попыткой искупления… попыткой помешать Волан-де-Морту завладеть Дарами…

— И осквернить вашу гробницу, — предположил Гарри.

Неужели это было правдой? Неужели Геллерт…

Альбус никогда не плакал столько, сколько плакал, когда рассказывал Гарри свою историю и делился своей болью. Да и сейчас у него глаза были на мокром месте, в груди что-то начало скрести, царапать, заставляя Дамблдора вновь испытывать вину. Он надеялся, что хотя бы после того, как он поставит все точки над и, расскажет обо всем Гарри, хотя бы после собствнной смерти, его перестанет преследовать ужасное чувство вины, но, как он говорил раньше, как он твердил всю свою жизнь, чувство вины — его извечный спутник.

Если Геллерт на самом деле раскаялся и признал свои ошибки, если он понял, что был неправ, понял, что творил ужасные вещи, значит… Значит Альбус не имел больше права его винить, злиться на него. Геллерт заслуживал прощения, заслуживал того, чтобы Дамблдор написал ему в тюрьму хотя бы одно письмо или даже пришел сам. Но Альбус упустил эту возможность. Он подвел Геллерта.

Геллерт его ждал, так долго ждал, а Альбус…

И словно услышав голос его разума, перед мужчиной вновь явилась Смерть.

— Альбус Дамблдор, — она обратилась к нему, — как все прошло?

— Чудесно, — улыбнулся Альбус, стараясь не выдать того, что несколько минут назад плакал, однако Смерть наверняка все знала. — Гарри вырос невероятно мудрым мальчиком. Он научился понимать людей, видеть в них не только их пороки, но и сердце. В некоторых случаях даже я не смог этого сделать, а он смог, увидел, понял. Я не могу не гордиться им.

Смерть довольно кивнула мужчине.

— Он справится, — произнес Альбус, абсолютно уверенный в своей правоте.

— Да, — ответила ему Смерть. Было непонятно, она просто согласилась с ним или подтвердила его слова. — И мой мир он посетит еще не скоро. Мальчик, который выжил…

— Он стал мудрым юношей, — улыбнулся Альбус. — Гораздо мудрее, чем был я в его возрасте. Он многое понимает лучше, чем другие, у него доброе сердце.

— И ты не рассказал ему обо мне, Альбус Дамблдор.

— Я решил, что я и так возложил на его плечи достаточно груза, сообщил слишком много информации. Если бы я сказал ему, что Смерть имеет физическое воплощение, он бы не выдержал.

Смерть улыбнулась.

— Гарри Поттер — это тот человек, который сможет обладать всеми моими дарами, но который добровольно от них откажется. Воистину великий человек, достойный моего уважения.

— Рад это слышать, — Дамблдор довольно кивнул ей. — Что ж, думаю, нам пора идти.

— Еще не пора, — серьезно ответила ему Смерть.

— Я не понимаю…

— Я предложила тебе дар, Альбус Дамблдор. Свой дар, то, что лишь я могу исполнить.

— Верно, — брови Альбуса сошлись на переносице. — И таким образом я встретился с Гарри.

— Нет. Твоя встреча с Гарри Поттером была предначертана судьбой. Юноша должен был увидеться со своим ментором, дабы понять, что делать дальше. Это было неизбежно, но в то же время это то, что было и в твоих силах. Ты сам пожелал встречи с Гарри Поттером и сам устроил эту встречу. Я тут не при чём. А теперь, Альбус Дамблдор, скажи мне, какой дар от меня ты желаешь получить.

Я не писал ему писем столько лет…

Я ни разу не навещал его…

Что, если он меня ненавидит…

Что, если он не изменился…

Что, если он раскаялся, а я…

Что если он больше не любит меня…

— Пожалуйста, — шёпотом произнес Дамблдор. По его щекам покатились слёзы.

Смерть ничего ему не ответила. Она продолжала смотреть на него своими бескрайними глазами, в которых таились ответы на все вопросы мироздания, и медленно растворялась в белом тумане. Альбусу ничего не оставалось, кроме как принять ее молчаливое согласие и наблюдать за ее исчезновением. Через пару секунд он остался совсем один на станции Кингс-Кросс, но что-то подсказывало ему, что он вовсе не один.

Дамблдор медленно поковылял к белоснежной скамейке и сел прямо перед железнодорожными путями. На станции стояла гробовая тишина. Она нагнетала, и Альбус понял, что больше не может держать все в себе. Он закрыл лицо руками и зарыдал. За всю свою жизнь он допускал множество ошибок, принимал неверные решения, верил людям, которым не стоило верить… Но он также старался изо всех сил изменить мир, изменить людей, он посвятил всего себя этой цели, он продолжал верить в людей, продолжал верить в любовь… И что в итоге? Он сделал все, что мог, все, что мог… Он счастлив, конечно счастлив, но…

Но в какой-то момент он разочаровался в человеке, который для него когда-то значил целый мир. Разочаровался настолько, что так и не смог встретиться с ним, написать ему. Не смог простить его. А оказалось, Геллерт на самом деле раскаялся… Оказалось, Геллерт ждал его, а Альбус не пришёл! Он его бросил…

Разбил сердце. Два сердца.

Альбус Дамблдор и Геллерт Гриндельвальд существовали, словно два бесконечных одиночества, которые тянулись друг к другу, но продолжали причинять боль.

Или же это только Альбус тянулся? Ему было очень страшно перед встречей. Он боялся, что… что…

Что Геллерт его больше не любит.

Из раздумий мужчину вывел гудок поезда, который пронесся по железнодорожным путям куда-то вперёд. Альбус не знал, кого он везёт или куда, но что-то в его сердце подсказывало ему, что куда-то к свету.

Дамблдор всегда чувствовал <i>его</i> присутствие. Он не знал, почему или как, но это происходило на каком-то инстинктивном уровне, словно его душе снова становилось семнадцать лет, и сердце начинало трепетать. Альбус понял, что к его глазам вновь подступают слезы.

Он чувствовал, как Геллерт приблизился, поэтому, взял все свои силы в кулак, и поднял на него взгляд. Гриндельвальд был невероятно худым, настолько, что казалось, если прикоснуться к нему, можно прощупать кости. Его щеки были впалыми, а под глазами у него были чёрные круги. Как будто последние месяцы своей жизни он… он и не жил вовсе. Возможно, так оно и было.

А еще Геллерт облысел. Почему-то Альбус вспомнил их разговор жарким июльским вечером, когда Гриндельвальд говорил о том, что если к шестидесяти годам он облысеет, то сойдет с ума.

Однако все это не имело значения. На Альбуса все так же смотрели разноцветные глаза возлюбленного, и в них горела самая искренняя нежность и любовь. Геллерт смотрел на Дамблдора и видел в нем целый мир, самое прекрасное сокровище, в его глазах отражалось его собственное сердце, которое продолжало любить лишь одного мужчину. Все эти годы.

Альбус понял, что зря, зря он переживал. Этот взгляд не спутать ни с одним другим. Так на него смотрел только Геллерт.

На большой скорости проехал очередной поезд, и Альбусу показалось, что вместе с поездом исчезло время, которое Дамблдор и Гриндельвальд провели порознь. И вот перед ним стоял уже не старик, а статный мужчина в пиджаке и галстуке с лавандовой вышивкой. Его серебристые волосы были откинуты набок, а в улыбке проскользнули лукавые нотки.

— Это одно из твоих излюбленных местечек?

— У меня нет излюбленных местечек.

И тогда Альбус понял, что и сам стал выглядеть иначе. Его длинная борода стала короче, а волосы вновь приобрели медно-рыжий оттенок. Будто мужчины находились не на станции между миром живых и мёртвых, а в ресторане, где когда-то встречались. Эти воспоминания никогда не покидали Альбуса, и вот, они ожили перед ним. Тот же аромат одеколона, то же волнение, тот же трепет.

Это был Геллерт, его Геллерт.

Проехал третий поезд и принёс с собой ветерок поздних июньских дней, когда Гриндельвальд только появился в жизни Альбуса, подобно глотку свежего воздуха в душной комнате. Тогда юный Дамблдор принёс Батильде книгу, которую она давно хотела приобрести, и женщина познакомила его со своим внучатым племянником, чудесным мальчиком, по ее словам.

Альбус вошёл в спальню Геллерта и застыл на пороге. Молодой юноша с светлыми волосами и мраморно-белой кожей смотрел на Дамблдора и не мог оторвать от него своего взгляда. Альбус глядел на него в ответ, осознавая, что это мгновение навсегда изменило его жизнь.

— Мне кажется, нам следует что-то сказать друг другу, — тогда затянувшуюся тишину прервал Геллерт. Однако эта тишина, как и другие минуты молчания между ними, вовсе не была неловкой.

— Да? А мне казалось, мы читаем мысли друг друга и общаемся так, — улыбнулся тогда Альбус.

— Ой, надеюсь, что нет. Иначе мне было бы очень неловко, — засмеялся Геллерт, и это стало началом их пути.

Первое рукопожатие, первый смех, первая улыбка, первые слова, первый взгляд, но они даже тогда ощутили, что им настолько комфортно вдвоём, словно их души — это две половинки одной целой, будто им суждено было быть вместе.

И сейчас, все так же не отрывая взгляда друг от друга юноши стояли в зелёной траве, под синим небом, их согревало жаркое летнее солнце, и казалось, этих ста лет вовсе не было, ведь их сердца все еще бились в едином ритме и оба осознавали, что они все еще, спустя столько лет, безумно влюблены друг в друга.

Дамблдор и Гриндельвальд бросились в объятья друг друга.

Слова были лишними, потому что все было понятно и без них. Прикосновения походили на электрические разряды, поцелуи были сладки, как патока, слезы были горячими, как их страсть и любовь, которая так и не умерла за все эти годы.

Все ощущалось так же, как и в первый раз, только сейчас в их сердцах не таилось сомнение или страх, ведь в них не было нужды. Слишком много времени прошло, чтобы думать об этом. Они допустили множество ошибок, но в конечном итоге пришли к свету, вернулись друг к другу.

Теперь же у них была вечность. Одна вечность на двоих.