Путь к звёздам

Лежу на холодном камне, заменяющем мне кровать и плотнее кутаюсь в тонкое покрывало, надеясь сохранить хоть немного тепла до утра. Из глубин пещеры доносится тихий отзвук шагов и звонкий перестук капель. В голове крутилась только одна мысль: Хочу домой.

Я… не знаю как оказалась здесь, просто в один день проснулась в сыром подземелье. Люди не сильно обращали на меня внимание и общаться тоже не спешили. Они в принципе были странными: худые, я бы даже сказала тощие, бледные, будто никогда не выходили на улицу, тоскливые и зашуганные.

А еще тело не было моим.

Я не могла посмотреть, какое у меня лицо, но волосы теперь были намного темнее и длиннее, даже сухие и обломанные, кончики доставали до середины бедра. И как в таком месте они так сильно выросли? Еще я не смогла найти ни одного старого шрама, однако руки и ноги все еще украшали слетлые полосочки-царапинки.

Место, в котором мне пришлось научиться жить, было относительно небольшим. Центральная зала представляла собой круглое помещение, диаметром в тридцать широких шагов, со стенами высотой метров в пятьдесят-семдесят. Прямо посередине от пола до потолка тянулась массивная каменная колонна с широкой площадкой, от которой отходили мосты, соединяющие два этажа. По кругу в стенах залы зияли темнотой проходы в жилые комнаты и другие рабочие помещения.

Позже выяснилось, что жители подземелья действительно никогда не видели солнца. Родившись в этом месте, они ходили босиком по ледяному каменному полу, носили какое-то тряпье. Потом я узнала, что это не очень хорошо выделанные шкуры кротосвиней (никогда не слышала о таких животных, они скорее похожи на кабанов). И все, как один, делали вид, что это нормально. Нормально вонять влажными шкурами и боятся.

Чего? Я не знаю. Точнее не знала, пока через пару дней после моего появления не случился обвал.

Из-за короткого, но сильного землетрясения развалилась одна колонна, на которую опирался главный мост, соединяющий площадку между этажами. Люди в панике сновали туда-сюда, словно муравьи в муравейнике. В такой суматохе нескольких человек придавило обломком с потолка, ещё одного чуть не затоптали. Мне тоже стало страшно. После того как колонну и мост с горем пополам восстановили, выяснилось, что предыдущую повредили мальчишки-дырокопы. Идея чуть-чуть подточить широкое основание показалась им настолько заманчивой, что они в течение пары недель понемногу стёсывали камень. А сама идея возникла, когда группа симпатичных девчонок обсуждала вид главного зала. Захотелось им, чтобы все было невесомым и утонченным, вот и получилось, что получилось. В итоге попало всем.

Я же теперь старалась не ходить по открытым площадкам, под мостами, и рядом с колоннами, в страхе, что меня раздавит в этом странном месте. Мне ужасно сильно захотелось жить, но с каждым днём всё больше и больше я отчаивалась вновь увидеть солнце и небо. Как дикие животные не могут выжить в неволе, так и я стала чахнуть в этой каменной клетке. Я мёрзла в сырых крохотных комнатушках, потому что боялась, что в больших залах на меня что-то свалится. Я приучила себя к тьме и холоду, надеясь, что в этих закутках очередной обвал меня не достанет.

Страх, такой же липкий и холодный как и все вокруг: стены, люди, одежда, еда, даже воздух — всё до последнего душило меня, утягивая вниз, ещё ниже, туда, где была лишь тьма. Пока для всех дни проходили спокойно и размеренно, для меня они стали худшей пыткой. Я хотела жить, но надеялась не проснуться в этой чертовой каменной могиле. Это неправильно. Это всё было неправильно!

Люди же жили наверху, на земле. Они видели небо, радовались солнцу. Я была наверху. Я смотрела в черное ночное небо, грезя о далеких звездах. Тогда почему я здесь? Почему люди заперты в крохотной подземной коробке? Что с этим местом не так?

Я не знаю сколько прошло дней, а может и недель, как я ненадолго очнулась от этого сумасводящего транса. В очередной раз блуждая по пещере и заглядывая в самые дальние углы в поисках намека на выход, меня выудила из тяготящих мыслей рука на плече. Смаргивая слёзы, которые давно стали моими спутниками, я обернулась.

— Я заметила, что ты стала совсем мрачной. Не ешь почти, всё время по углам бегаешь, как новорождённый поросёнок, — старушка, старейшина деревни, слыла добрым и понимающим человеком, к ней многие ходили просто поговорить или попросить поддержки. — Ты даже перестала со всеми разговаривать и заходить ко мне. Что случилось, милая?

Заходить к старейшине? Я ни разу не была у неё, хотя… я же просто проснулась здесь. Наверное, до моего «пробуждения» это тело к ней захаживало. Говорить с ней совсем не хотелось, да и все слова вылетели из головы в тот же миг, как она коснулась меня — это было очень неожиданно. Заметив моё замешательство, женщина снова мягко заговорила:

— Пойдём, всем нужно время от времени с кем-то поговорить.

Несмотря на, казалось бы, простое предложение переговорить, она чуть сильнее сжала плечо и потянула, намекая, что отвертеться не выйдет. Пришлось в добровольно-принудительном порядке идти за ней.

Шли мы неторопливо. Старейшина по пути осматривала народ, приглядываясь к людям, вдруг кому нужна помощь. Комната старейшины, находилась на втором ярусе, почти напротив центрального моста и возвышалась над всей деревней. Поэтому, пока мы поднимались снизу, я с трудом подавляла панику. Хотелось сорваться с места и побежать. В секунду захлестнувший страх сводил мышцы ног, не позволяя идти также медленно. Пришлось до боли сжать пальцы и прикусить изнутри губу, чтобы не потерять голову. Я даже подпрыгнула, когда женщина громко стукнула тростью о пол, остановившись. Посмотрев туда, куда был направлен взгляд, увидела только смущённых детей, видимо они устроили потасовку, но, услышав грозный стук трости авторитетной старушки, прекратили. Постояв ещё с секунду, мы снова направились наверх. Подойдя к проходу в свою комнату, женщина придержала шкуру, служившую дверью, пропуская меня вперёд.

Внутри находилась лишь возвышающаяся над полом плита-кровать, и ещё одна рядом, намного меньше, вроде тумбы, на которой стояла каменная чаша с водой. Мне предложили сесть, указывая тростью на кровать. Сама же старейшина зажгла поистине древнюю электрическую лампу, осветившую небольшое пространство комнаты и ранее не замеченный проход, и поставила её на пол, сев рядом.

Она мягко развернула меня спиной к себе и принялась расчёсывать мою очень длинную и запутанную копну волос.

— Рассказывай, что тебя тревожит.

Я сжала губы, не желая делиться переживаниями, как делала всегда. Просто не могла найти силы принять факт, что люди могут помочь, даже если у них есть свои дела и проблемы. Хотела быть сильной и независимой. Живя довольно далеко от города, я отвыкла от людей, свыклась с одиночеством. Иногда даже боялась выйти из дома — мало ли какие фрики попадутся, страшно ведь. В конце концов я просто отстранилась от людей, посмотрев на общество со стороны, и приняла пру жизненных правил, которые забывала тут же, стоило только чему-топойти не по плану. «Сильная и независимая» только у себя в голове, а на деле наивная дурочка, всё время витающая в облаках.

Вот и сейчас, сидя рядом со старейшиной, я не могла рассказать о том, что чувствую. Не могла, потому что выхода отсюда нет. Возможно я бы и рассказала, если бы больше никогда не встретилась. А женщина всё ждала, продолжая аккуратно перебирать мои волосы.

— Я просто… — меня смутил собственный хриплый голос. Чуть прокашлявшись, я начала судорожно придумывать причину, которая могла бы объяснить моё подавленное состояние, до последнего не желая выдавать правду. — Мне страшно… — я потерла носком ноги щиколотку, случайно осознавая, что ступни и ладони еле двигаются, настолько они замёрзли. В ту же секунду по телу прошлись мурашки, а за ними дрожь. — И холодно… Постоянно холодно… — старейшина продолжала молчать, заставляя меня нервничать и говорить. — И еще мне снятся кошмары… — вот тут голос дрогнул — это была ложь, а врать я никогда не умела. Мне не снились кошмары, я жила кошмаром. — Мне снится, что меня заперли в холодном тёмном тесном месте. Вокруг меня сжимаются стены и я задыхаюсь, — у-у-у разболтала всё, идиотка. Кто-нибудь, научите меня выражать мысли правильно. Ладно, если хочешь что-то спрятать, то положи это на видном месте, так ведь?

Я закусила губу, проклиная свой длинный язык. Всегда. Всегда я говорю лишнее и создаю себе проблемы. Старейшина молчала, продолжая бережно распутывать колтуны. Я сжала накидку, а по телу снова побежали мурашки, от чего я резко повела плечами.

Убирая с моего лица назад длинную чёлку, женщина тихо вздохнула и сказала:

— Ты хочешь уйти отсюда, не так ли? — Внутри всё завязалось в тугой узел. Ну да, на что стоило надеяться, пытаясь прикрыть правду «сном». Примерно то же, что прятать за спиной слона. — Я тебя понимаю, не все люди могут так жить, но на то есть свои причины. Не ты одна хочешь покинуть это место. Не ты первая, не ты последняя. Многие спрашивают у меня: «Есть ли что-то за пределами деревни?» — и я им отвечаю: «Ничего, кроме земли, камня и воды». Долг старейшины — защищать народ. И защищать его не только от обвалов, голода и прочих проблем, но и от чего-то куда страшнее того, что может представить себе обычный человек. Я стараюсь сделать жизнь каждого в деревне спокойной и безопасной вопреки всему.

— Но, а что если есть другое место? Хотя бы другая деревня? Другие люди? Может нужно просто копать дальше? — я не хочу, отказываюсь верить, что ничего больше нет. Я же видела! Своими глазами видела и жила на поверхности! Хотя старейшина-то об этом не знает…

— Как бы далеко ты не зашла, все равно вернешься, потому что ничего за деревней нет. Даже если бы и было, дырокопы уже несколько поколений расширяют деревню и ищут воду, они бы уже нашли, — голос ее был полон снисхождения, будто она соглашалась с маленьким ребенком, который только-только начал понимать суть вещей. Я хотела посмотреть на старушку, но она не дала повернуть голову.

Я не знала, что можно сказать.

Мы бы так и сидели молча, если бы с низу не послышался вскрик. Он эхом отразился от стен, забрался в уши, разбудил задремавшую тревогу. Задрожала земля. Все тело напряглось, обратилось камнем от страха. С купола, в такт сердцебиению, посыпался песок. Бум-бум-бум-бум. Визги и крики снизу взорвались ужасом, заставили сердце стучаться быстро-быстро. Через несколько секунд дрожь земли прекратилась, хотя люди всё еще кричали. Я же не шевельнулась с начала землетрясения, не издала ни звука. Скукожилась и ждала, пока этот кошмар пректатится.

Еще через секунду я почувствовала, как старейшина мягко проводит ладонью по спине, заставляя тело отмереть.

— Вот уж напасть. Подожди здесь, пока я проверю, все ли впорядке.

Я услышала, как она завозилась, вставая с кровати. Стукнула о пол трость. Женщина зашаркала к выходу, оставляя меня в одиночестве.

Чувствуя, как неприятно тянут перенапряженные мышцы, я выпрямила негнущуюся спину. Расжала кулаки, замечая порозовевшие следы от ногтей. Сделала глубокий вдох, ощущая каждую часть тела, как неродную. Резко встала, потому что сидеть стало невозможно от адреналина. Немного потопталась на месте, оглянулась. Взгляд зацепился за лампу, потом метнулся к проходу, которого не было видно в темноте. Ну нет, лезть в чужие тайны я не собиралась. Снова огляделась, глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Начала ходить туда-сюда. Всегда так делала, когда нужно было отвлечься, на ногах думается проще.

Я мерила шагами крохотную комнатку, пока не осознала, что уже несколько секунд смотрю, как внизу старейшина успокаивает народ и раздает указания. Закончит она не быстро. Снова посмотрела на лампу. Ничего же не случится, если я посмотрю одним глазком? А любопытство не порок. Тем более сплетничать мне тут все равно не с кем.

И вновь я отдернула себя. Ну его, не надо оно мне. Прикрыв глаза, я отчего-то зевнула и почти сразу успокоилась. Последний раз посмотрела вниз, снова села на чужую кровать, опираясь лбом на сложенные в замок руки. Вымотанная страхом, даже не заметила как задремала. Да уж, так бояться очень энергозатратно.