20 декабря
Для Круа утро началось очень неприятно и очень неожиданно. Хотя бы потому, что она была грубо и жестоко разбужена: её кто-то настойчиво толкал, пытаясь пробудить. Круа определенно не жаворонок, она не любит подниматься рано утром, но зачем-то пошла работать в академию. Только Богиня знает, зачем. Ведь она до самой поздней ночи (или до самого раннего утра) сидит за своими устройствами и… что-то делает. Как правило, только Богиня знает, что.
В выходные и каникулярные дни еще ладно — можно поваляться до часов двух-трех дня, хорошо отоспаться и снова усесться за работу, однако в будни приходится вставать в полвосьмого, чтобы не опоздать на занятия. Хотя такое уже случалось, и не раз, но Круа всегда как-то выкручивалась перед ученицами, не теряя свой шарм. Опять же, только Богиня знает, как Круа это удается.
Возвращаясь к пробуждению Круа от драконьего сна, Чариот, её милая Чариот, с очевидно гневным лицом пыталась добудиться Меридье, но, не видя реакции, становилась еще более гневной. Под громкий-громовой голос дю-Норд Круа лишь отворачивалась и бормотала себе под нос что-то вроде: «Ещё пару минут, солнце мое…».
Чариот надоело происходящее и она заклинанием скинула спящую ведьму с кровати, не оставляя ей одеяла, подушки и каких-либо шансов.
— Просыпайся, кому говорят! — воскликнула она, гневно смотря сверху вниз на свою ненаглядную. Круа нехотя раскрыла глаза, потерла их, даже не помышляя оторваться от пола и встать. Пол был такой… теплый.
— Зачем? — сонно зевнула женщина, задавая очевидный вопрос. Наверно, это первый вопрос, появляющийся в голове у каждого, кого будят таким зверским способом в…, а сколько сейчас времени?
Чариот практически закатила глаза, но вздох возмущения она сдержать не смогла. После, она силком подняла Круа с пола, придерживая ту за талию, чтоб она спросонья не свалилась обратно. Тяжело поднимать такого взрослого ребенка…
— Ты что, забыла, мы вчера договаривались о том, чтобы сегодня слетать в город и купить самое нужное для празднования Рождества! — по лицу Круа было понятно, что она, все же, умудрилась забыть. Чариот принюхалась, недоверчиво смотря на Меридье.
— Сколько ты вчера выпила?
— Не знаю, одну бутылку?
— Круа, не ври мне.
— Возможно, две…
Круа стыдливо взглянула в пол. После всего, что случилось, только Чариот могла её как-то пристыдить.
— В любом случае, собирайся: нам нужно лететь в город. Чем раньше начнем, тем раньше закончим, — смягчилась Чариот, на минуту скрывшись в дверном проходе и вернувшись уже со спасительной таблеткой и стаканом воды, заботливо протягивая это Меридье.
Круа принимает спасение из рук Чариот без привычного наигранного высокомерия, только с немой благодарностью на кончике языка, но дю-Норд это знает, они ведь одно целое.
— Ма-ам, когда уже пойдём за ёлкой?! — Акко носится по дому, как буран, оставляя за собой звёздную пыль и шлейф из счастья с запахом шоколадного печенья.
Круа давит смех улыбкой и смотрит на Чариот. Семейные идиллии ей только снились. Но Чариот - её извечная героиня в красном плаще, только вместо сцены — кухня, вместо мимолётной радости — Акко-девочка-буря-сглазами-цвета-спокойствия.
Круа более, чем нравится, считать Чариот и Акко своими жар-птицами (не в клетках), и, не дай бог, хоть одно перо пропадёт…
— Я пригласила Диану, вы не против? — о пропавших перьях…
Круа хочет быть против очень сильно, потому что даже Кавендиш (в особенности Кавендиш!) несёт в себе опасность. Как вообще посмела Диана коснуться лучшего цветка в королевстве Меридье? Кем возомнила себя она, раз считает, что может так просто держать Акко за руки?! Круа всё знает и Диану беспричинно тихо недолюбливает.
— Конечно, — дю-Норд опасно сильно давит на пальцы Круа, очень близко к тому, чтобы сломать.
— Да-да, пусть приходит, — Круа давит улыбками вообще всё на свете: и смех, и боль, и нецензурные выражения.
— Ура! Спасибо! — Акко натягивает на уши шапку с помпончиком, завязывает шарф и не надевает перчаток, потому что так надо.
Круа поднимается, слегка морщась от ещё не прошедшей головной боли, и тянется к стулу, на котором она оставила вчера одежду… или не на этом? Где же тогда…
— Держи, пьянь, — стопка заранее приготовленной одежды прилетает Меридье прямо в лоб, и Чариот выходит за Акко из комнаты.
— Спасибо, милая, — Круа изо всех сил держится от желания откинуться назад на кровать и уснуть. Нет, она не может испортить подготовку и огорчить Акко, которая так ждала этого. Ни в коем случае.
После переодевания ведьма выходит в прихожую, где её уже ждёт Чариот, сложившая руки на груди. Круа протягивает руку к стоящей в углу метле, однако дю-Норд скептически хмыкает:
— В пьяном виде за руль нельзя.
— Ты видишь тут руль? Вот и я нет, — в тон ей отвечает Меридье, выходя на улицу вместе с метлой.
Впервые за эту неделю выдался не дождливый день, и даже солнце вышло из-за череды тёмных туч, вот только оно уже совсем не греет. Изо рта вырываются небольшие облачка пара, и Круа полной грудью вдыхает прохладный воздух, приятно освежающий голову. Погода словно специально для них сжалилась и подарила приятный день. Перед домом по дорожке, заранее очищенной ото льда роботами, прыгает Акко, не способная устоять на месте от нетерпения.
На улице было приятно тепло. Типичная английская зима никогда не удивляла своей погодой. Чариот вышла через пару минут после Круа, оглянула окружение и подозвала к себе Акко, дабы та собиралась. Вообще, изначально они планировали пойти без неё, но в последний момент изменили решение — точнее, просьбы Акко заставили изменить решение. Девочка привыкла тащиться с родителями, потому что чаще всего можно было выпросить какую-то вкусняшку. Но о намерениях Кагари ни Круа, ни Чариот даже не догадывались, поэтому согласились, после долгих уговоров, взять её с собой.
— Ладно, полетели уже, — вымолвила Круа, садясь на метлу.
Изначально летать на обычных метлах было непривычно, но Круа легко адаптируется ко всему. Переходить с роботов на метлу однозначно было… неэффективно, однако как она могла доверять машинам после того, что случилось? Рисковать вновь не хотелось, особенно теперь, когда все наладилось — и магия вернулась в мир гуманным способом, и её устройства, угрожающие Земле, разрушились.
Но вернёмся к делам насущным, а это к дороге. Дорога на сонную и больную голову выдалась дерьмоватой. К слову, за пару месяцев отсутствия Круа, Акко сумела научиться летать хорошо. И, возможно, даже очень хорошо. А ещё и полностью самостоятельно. Это не могло не радовать, ведь так удивительно, что эта недотепа многого достигла за краткое время. Природный талант к магии у неё в крови, несомненно.
Наконец, через двадцать минут они были в городе. В Блайтонбэри была предрождественская суматоха, что не могло не дарить праздничное настроение. Людей было много, будто сегодня день фестиваля, гуляют компаниями, парочками либо семьей. Семья… Круа никогда не чувствовала себя такой близкой и родной с возлюбленной и их общей ученицей, ставшей для них практически дочерью. А чего практически…
Все разбредались по магазинчикам и закупались на Рождество. Или же просто наслаждались этим праздничным духом. Кажется, им тоже уже надо прочувствовать все наслаждение от приближающегося праздника и закупиться. Хотя, кажется, Акко уже прочувствовала.
— Что у нас первое в списке? — спросила Круа, оглядываясь по сторонам, а потом переводя взгляд на Чариот.
— Так, нам нужны: яблоки, мандарины, корица, сахар, масло сливочное, — Чариот пробегалась взглядом по списку и мысленно загибала пальцы, пока Круа мысленно умирала.
— А как же ёлка?! — на Акко все оглядываются, радуются и улыбаются теплотепло, наверное, поэтому Кагари почти не мёрзнет зимой.
— Весёлого вам Рождества! — Кагари замечает в толпе своих знакомых и машет чуть красной от мороза рукой.
В ответ слышится невнятное «И тебе того же, милая!». Акко, всё же, всеобщее непоседливое мировое солнце, без неё жизни в туманной, дождливой Англии просто нет.
— Ох, точно, дерево, — Чариот улыбается теплее и радостнее всех, утопая в улыбке собственной дочери. — Думаю, что мы успеем забрать одно после того, как купим продукты.
— Ну нет! — Акко дуется и замирает на месте. — Все хорошенькие сразу раскупят и останутся какие-нибудь старые и облезлые, с поломанными ветками!
Акко будто держит надежду среди своих сжатых кулаков с покрасневшими от лёгкого мороза костяшками. Чариот, однако, умеет быть непреклонной.
— Акко, милая, если мы не пойдём сейчас, то уже никогда не купим всё за день, — Круа получше затягивает аляповатый шарф на шее дочери и немного виновато улыбается.
— Ну вот! — Акко надувает щёки и хмыкает, но делать нечего.
Круа не понимает о чём обычно думает Ацуко и как она это делает, но настроение у девочки-бури меняется, словно картинки калейдоскопа сменяют друг друга. И если Акко могла буянить, хныкать и всячески выдавать своё нежелание идти по продуктовым рядам, то сейчас она чрезмерно энергично и весело хватала все цветастые упаковки, попадающиеся ей на полках. Чариот надолго останавливалась перед каждой полкой, мысленно прикидывая, что они могут себе позволить и что они точно будут есть. Круа чувствовала себя скорее как-то подавленно-неуютно среди елозящих по коридорчикам людей, и только присутствие семьи и гудение холодильников помогало ей успокоится.
— Из этого лучше ничего не брать, — Круа аккуратно сжала руку на плече Чариот, негромко сказав ей это на ухо, — в холодильнике какая-то неисправность.
Ведьма хмурится, но решает поверить и отворачивается от холодильников. В тележке за это время уже значительно прибавилось количество ярких упаковок, вот только той, кто притащила всё это, уже и след простыл.
— А где Акко?
— Только что была здесь, — Круа оглядывается вокруг себя. — Думаю, она поспешила в отдел ёлочных игрушек.
— Думаю, нам нужно пойти за ней, — Чариот кивает на тележку. — Иначе она потащит все эти украшения сюда, и ничем хорошим это не кончится.
Меридье открывает рот, чтобы сказать, что Акко не будет набирать больше нужного, но тут же закрывает его, понимая, что как раз-таки только Акко и будет так делать. Ведьмы отправляются дальше вдоль полок, но вдруг Круа останавливает Чариот, беря её за локоть.
— В нашем списке есть рамен?
— У нас уже есть рамен дома, Круа, ты покупаешь его каждую неделю, — устало вздыхает дю-Норд.
— Ну, может купим ещё? — в изумрудных глазах блестят умоляющие огоньки.
— Нет, — вот только у Чариот уже иммунитет к этому взгляду.
— Но ведь…
— Нет.
Меридье явно собирается сказать что-то ещё, но Чариот пресекает эту попытку на корню:
— Нет и ещё раз нет. Клянусь, Круа, если ты сейчас снова попросишь купить рамен, я буду приглашать Диану к нам в гости каждый день. Поверь мне, она не откажется.
Кажется, эта угроза подействовала просто отлично, потому что Круа тут же отпустила руку Чариот и даже пошла вперёд неё к нужному отделу. Ведьма вздохнула. Порой ей кажется, что у неё два ребёнка, а не один.
Акко действительно оказалась в отделе с ёлочными игрушками и украшениями. Всё здесь искрилось тысячью огоньков, что отражались в красных глазах брюнетки, разглядывающей каждую мелочь.
— Ты уже выбрала что-то, Акко? — Круа сдерживает смешок, вызванный этим детским восторгом в глазах девушки.
Та быстро закивала.
— Только не называй сейчас половину полок, у нас будет не настолько огромная ёлка, — добавляет Чариот.
— Но ведь нужно украсить и комнаты! — возражает Ацуко, разочарованно надувая губы. — Я честно-честно не возьму больше нужного!
Чариот хочет что-то сказать, но Круа встаёт между ней и Акко и говорит, подмигивая:
— Бери, что хочешь, мы всему найдём применение.
Брюнетка буквально подпрыгивает на месте от счастья, быстро обнимает Меридье и спешит к ближайшей полке.
Чариот протяжно вздыхает, но не принимает поражения.
— Смотри, кабы мы после Акко банкротами не стали.
— Не думаю, что она наберёт уж слишком много.
И в тележку прибавились хлопушки, бенгальские огни, гирлянды и ещё раз гирлянды, разноцветные шарики и декор на ёлку (Акко как-то сумела достать единственный шарик с изображением Чариот), «дождик», и, кажется, девочка-буря останавливаться на этом не хотела. Всякие маленькие декоративные предметы, например, маленькая ёлочка, календарики с символом года — собакой, несколько мини-статуэток этой самой собаки… Акко решила не мелочиться и запаслась так, что хватит ещё на празднование Нового Года.
Декора было набрано, как Чариот казалось, на весь следующий год. Оставалось набрать продукты для основных блюд на Рождество, и, конечно же, их дочь решит набрать еще тонну сладостей… или не-сладостей.
И пока дю-Норд набирала нужные продукты и не пыталась брать про запас, в тележке появлялись все новые и новые сладости. Да и Круа тоже «помогла»: вино и рамен.
— Убери этот рамен с глаз моих, Меридье!
Круа молча удалилась с упаковкой любимого лакомства, чтобы поставить его на место и печально скорбеть по такой утрате.
В конечном итоге, покупок стало настолько много, что пришлось приволочь еще одну тележку и переложить в неё «одежду ёлочки», как выражалась иногда Акко. Чариот оглядывала все то, что лежало в этих двух бедных, забитых доверху тележках. Даже вопрос не в том, как они будут это тащить домой. Вопрос «почему?» и вопрос «как?». Риторические вопросы, конечно, ответа никто не даст. Дю-Норд оглянулась на этих двоих, Ацуко и Круа, которые спокойно, практически по-родному переговаривались и из-за чего-то смеялись, да так семейно и мило, что у Чариот пропадало хоть какое-то желание разбираться с Акко насчет бесполезных покупок.
…Семья.
В итоге, они потащились к кассам. Все считали своим священным рождественским долгом поглазеть на них и содержимое их тележек, а после очень громко пошептаться о том, что, вероятно, они ждут в гости саму королеву, а украшать будут какую-нибудь будь ель-гиганта в торговом центре. Круа неторопливо листала свой тамблер, периодически отвлекаясь на сторонние оповещения, типа «возьмите кредит и получите банку фей в подарок», Акко перекатывалась с пятки на носок и постоянно прыгала, в нетерпением заламывая пальцы с лёгким хрустом, Чариот просто стояла и сравнивала список покупок с содержимым тележек, понимая, что они промахнулись на приличное количество фунтов.
Наконец, их пакеты (отданные роботам Круа) потяжелели, а кошельки и кредитки, наоборот, облегчились, и Чариот могла спокойно вздохнуть.
Акко, однако, побежала в абсолютно противоположную от дома сторону — горела вывеска ёлочного базара. Она была девочкой-бурей и летела по тротуарам, подобно листьям на ветру, Чариот с небольшим волнением смотрела на привычно энергичную Ацуко.
Огонь в глазах Акко, казалось, мог спалить все ели в радиусе ста метров вокруг неё. Она скакала вокруг каждого дерева, как молодая пигалица скачет по полям, уходя от преследования: беспокойно и со всей страстью. Круа продолжала вполне спокойно наблюдать за жизнью в своём смартфоне, и лишь иногда её взгляд открывался от экрана, чтобы посмотреть на то, что делает Акко; Чариот не теряла настороженности. Наконец, после длительного танца с каждой ёлкой, придирчивого осмотра каждой иголки и предварительной примерки звезды, Акко, как эксперт в елях, выбрала самую примечательную, пышную ёлочку чуть выше её самой.
Круа отряхнула от невидимой пыли свой неизменный красный плащ. Она не привыкла к такой основательной подготовке к Рождеству, но все эти приготовления почему-то оказываются приятными. Особенно, когда видишь, как дорогие тебе люди радуются празднику. Акко буквально светится от счастья, пока они летят домой, и даже Чариот, волнующаяся о расходах, не может скрыть довольной улыбки. И день, наполненный запахом свежей ели и сладостями в разноцветных коробках, наконец закончился. Теперь им предстоят ещё большие хлопоты с украшением дома и приготовлением еды, но все они только рады этому.
24 декабря
— Диана-Диана! Пойдем, на улице снег выпал! — подзывала Акко лучшую ученицу, точнее, вытаскивала её из общежития, чтобы развлечься со снегом.
Действительно, на улице выпал снег. И выпало его немало — для Англии, конечно. Отвратительная погода в виде метели началась еще в четыре часа утра (Просто Круа как обычно не спала), а потом, постепенно успокаиваясь, превратилась в сказочный снегопад.
Круа уже тогда знала, что дочь кого-то потянет на улицу. И это — вся их семья плюс Диана Кавендиш. Ох, ну ей эта Диана Кавендиш. Меридье, как любая заботливая мать, хотела, чтобы Акко выбирала себе суженную, и, конечно же, благоприятную. Диана однозначно была «благоприятной», однако ну вот никак не нравилась женщине. Что-то в ней было не то, и это — чрезмерная пунктуальность и правильность. Но теперь — они вдвоем играли в снежки под снегопадом, а Круа и Чариот сидели под навесом за столиком и пили чай. У Круа, на удивление, был все же обычный чай, а не чай с вином (Чариот, увы, не разрешила).
— Как хорошо провести день перед Рождеством на свежем воздухе, и во время снегопада, — Чариот оперлась о плечо своей женушки. Пока что, женщины были только обручены, но уже смело называли друг друга нежно-нежно (ну, или с ироничной окраской) «женушка».
— Думаешь, Чар? — Круа ласково погладила её по красным волосам и поцеловала в макушку, наблюдая за «боем».
— Да. Зима всегда была для меня очень волшебным временем. Мне кажется, что просто сидеть так тут с тобой и наблюдать за Акко и Дианой — это все, что я хотела целую жизнь.
Круа улыбнулась. Невозможно было не согласиться с дю-Норд: их чувства были идентичны. Чариот-Чариот-Чариот. Много лет Меридье жила мыслями о ней, а теперь она здесь, сидит рядом и упирается, будто лиса, в плечо, ища тепла и заботы. Сердце не может выдержать этого вида, пропуская удар за ударом. Ведьма не боялась, не беспокоилась: она чувствовала трепет, который можно почувствовать только рядом с любимой. Она обняла свою «звездочку», завлекая в теплые, родные объятия и произнесла будто одними губами её на ухо:
— Я люблю тебя, Чариот.
Та подняла на неё глаза. Её щеки покраснели, но Круа больше не усмехалась: нельзя нарушать такой момент, такой вид.
— И я люблю тебя, Круа, — преданно и чувственно донеслось в ответ. Меридье казалось, что она сейчас растает так же, как снег.
— Берегись! — Акко неожиданно громко вскрикнула, но было поздно…
Круа ошарашенно замерла, поражённая, переводя неверящий (разве не были они в условно безопасной, огороженной от поля битвы, зоне?) взгляд со своей груди, заляпанной холодным снегом на свою дочь, которая смотрела на Диану и посмеивалась в тёплые варежки, найденные в шкафу Чариот. Кавендиш секундно заступорилась, её поза после броска явно говорила о вероломно совершённом нападении. Круа насупила брови.
Это было началом войны.
Меридье резко поднимается, параллельно стряхивая с себя снег, и смотрит ровно на Диану, буквально прожигая её взглядом. Девушка тут же приходит в себя и в лёгкой панике ищет, куда спрятаться. Но, как назло, вокруг не было ничего подходящего, и тогда Кавендиш решает, что лучшая защита — нападение. Она уже успела взять в руки снег, однако Круа оказалась быстрее — в плечо прилетает твёрдо слепеленный снежок. Акко начинается смеяться громче, но атака старшей ведьмы касается и её, и брюнетка успевает только прикрыться руками.
— Меня вам никогда не победить! — Меридье, довольная местью, складывает руки на груди.
Диана и Акко переглядываются, пару секунд смотрят друг другу в глаза и быстро кивают. Только что за мгновенье они, кажется, составили целый план, и Круа готовится к любому трюку с их стороны. Кавендиш, уже подготовившая «снаряд», замахивается первой, и Меридье выставляет руку в защиту. Вот только снег летит в неё с совсем другой стороны: Диана просто отвлекала, в то время как Ацуко атаковала, слепив сразу несколько снежков. А затем и от Кавендиш прилетает несколько ударов. Девушки победно смеются, и Акко бросается к Диане, чтобы покрепче обнять её и зарыться носом в светлые волосы.
Круа смахивает влажный снег и смотрит на этих двоих. Что ж, стоит признать, что и Кавендиш может быть не только занудой, от нравоучений которой зубы сводит. Она понимает Акко с полуслова, с одного взгляда. Возможно, Меридье пересмотрит свои взгляды на её счёт. Возможно.
— А вы ни про кого не забыли? — Чариот звучит менее, чем расстроено, скорее игриво.
Акко уже лепит горку из небрежных снежков, пока Диана на скорую руку возводит более-менее приличную стенку. Через секунду боевого молчания в Диану прилетает два целенаправленных снежка от Круа, Акко ловит неслабый снежный заряд от дю-Норд. Дуэт Круа-Чариот не планируют дать врагам ни секунду передышки — Диана и Акко попадают под непрерывный вражеский огонь, стараясь скрыться за снежной стеной. На самом деле, Диане не раз прилетает в макушку, потому что стена оказалась для неё низковатой, Кавендиш стоически терпит все нападки, стиснув зубы. Наконец, выдаётся ещё один промежуток молчания, ученический дуэт начинает полномасштабную контратаку из укрытия: Акко без устали закидывает снежками открытых дю-Норд и Меридье, в то время, как Диана ведёт с Чариот прицельную битву, преимущество тут же уходит на их сторону.
Война оканчивается ничьей, когда Диана и Круа, потеряв всякий запал, объявляют ничью. Все вдруг понимают, что хорошенько взмокли, поэтому заходят в тёплый, уютный дом. Акко стряхивает с ног ботинки и снег и тут же мчится в ванну, скидывая с себя тяжёлые, пропитавшиеся влагой, вещи.
Диана не может не улыбаться, чувствуя, как вид спины развеселённой Акко рождает в её собственной груди какое-то домашнее тепло. Круа хмыкает, оставляя плащ на вешалке, и удерживается от колких комментариев в сторону Кавендиш, которая старательно скрывает красные щёки под шарфом с голубоватыми змеями. Меридье от этого шарфа шарахается с тех пор, как Акко припёрла его в дом, готовясь подарить Диане (будто среди лета не нашлось подарка нужнее, чем шарф).
— We wish you a merry Christmas, — Акко подсаживается к электрическому камину и расслаблено-весело напевает рождественский гимн на благозвучном английском.
Диана аккуратно-устало садится рядом и переплетает свои длинные и холодные бледные пальцы с обычными тёплыми пальцами Акко, протягивая сплетённые руки к горячему камину, Акко счастливо-счастливо ей улыбается во все тридцать два зуба, и Диана сразу же теплеет от самых кончиков стоп до мягкого Кавендишского сердца, и ей никакого камина не надо, склоняет свою голову на плечо Кагари, и закрывает чуть побаливающие глаза. Акко слышит, как Диана тихо, совсем неслышно подпевает, и думает, что красивее и роднее голоса в жизни уже не услышит, а Круа с Чариот позади них накрываются мягким широким пледом и сидят в обнимку на чуть поскрипывающем диванчике.
И, кажется, Рождество ещё никогда так сильно не ощущалось на кончиках покалывающих от холода снега пальцах, и никогда ещё не было таким до одурения родным.
25 декабря
Стол был уже накрыт, и на нем стояли разные-разные кушанья, наготовленные Чариот и Дианой, вызвавшейся помочь. Акко строго-настрого запретили прикасаться к блюдам, поэтому девушка ошивалась возле Круа, и ждала нетерпеливо подарок.
Круа, на самом деле, заранее подобрала несколько подарков и заказала по интернету, а коробки сделала сама, но её терзало чувство того, что Ацуко эти подарки могут не понравится. И скорее всего, Акко ничего не скажет: лишь обнимет Меридье и поблагодарит. От сей мысли лишь страшнее становится: что, если Круа что-то сделает не так, а Акко ничего не скажет? Как же ей тогда быть?
Она, конечно, успокаивалась от разговоров с дочерью, как обычно рассказывая о смешных моментах во время того, как Чариот выступала по миру. Но внутренний шторм опасений скрывать было трудно — а вдруг она снова ошибется?
У Чариот и Дианы, которые все занимались готовкой, вежливо попросив Круа убрать своих роботов прочь с кухни (и та, и другая думали, что ботов хотя бы на кухне быть не должно), наоборот все шло куда легче. Даже разговор и в целом ощущения. Дю-Норд была несказанно рада, что это Рождество они проведут с семьей, плюс Акко пригласила свою девушку. Это очень личный момент для них всех.
Скажем так, Кавендиш знает, что ужин будет трудным, но она уже привыкла к трудностям. Она знает, как вести себя на подобных мероприятиях, но что-то ей внутри подсказывало, шептало на ухо, что здесь все будет по-другому, не так, как обычно среди светских львов и львиц, важных до посинения особ, знатных дам в шелках и мехах и господ, расшитых напускной хладностью и пропитанных ядом. Особенно её страшит Круа, хотя бы потому что именно она глядит на неё долго, протяжно и как-то тяжело, даже не думая отвернуться, когда их с Дианой взгляды встречаются, и пропускает колкие комментарии. Диане хотелось подняться в комнату Акко и сидеть на кровати, рассматривая фигурки Чариот, обсуждать изящную японскую проработку деталей и яркие, необычайно эстетичные для простых коллекционных карточек мазки изображений, а не ощущать на себе пытливые взгляды Меридье. Это… это напрягало.
Чариот была напротив какой-то чрезвычайно спокойной и нежной, как перина: она летала по кухне, ловко чередуя разнообразие гарниров с мясом и приправами, Диана отчаянно силилась поспевать, хватаясь за ложки, шпажки и ингредиенты. Ей до уровня отпетой домохозяйки-акробатки было далеко, и это восхищало даже больше, чем-то, как ловко дю-Норд колдовала в воздухе тысячи различных зверей, сотни салютов и десятки солнц. Диана как никогда сильно понимала, почему Акко готова отстаивать Чариот до самой смерти. Это, вероятно, и было семейными узами, пусть даже и не узаконенными на бумаге.
Наконец, когда Акко уже пожаловалась каждому на свой голодный желудок десятый раз, они отодвинули стулья и сели за стол. Диана вновь ощутила утяжеляющие душу взгляды Круа, когда Акко громко уселась рядом с Кавендиш и, касаясь своим плечом плеча Дианы, стала тянуться во все концы стола, набирая рядом с собой разнообразных блюд — всего понемногу, но создавалось ощущение невероятного количества еды. Ещё у Акко была глубокая чаша, которую она, уже не церемонясь особо, до краёв набила косуле. Диане оставалось только верить и надеяться, что к тому времени, как она распробует остальную еду, на столе останется хотя бы немного так тщательно расхваленного Акко блюда.
Ужин проходил в определённом спокойствии и звуках приглушенных колонок телевизора. Акко ела за десятерых, Чариот и Круа поочерёдно говорили о том, как рады вновь собраться в кругу семьи теперь уже с Дианой. Всё было тихо и спокойно, и Диана ни разу не пожалела о том, что публично заявила всем аристократам Великобритании, что не собирается проводить под Рождество банкет в резиденции Кавендиш, отложив празднование уходящего и грядущего на Новый Год (некоторые нашли это своеобразным толчком к изменениям в мире, Диана не стала их переубеждать).
— Мам, можно соль? — Акко уминала, кажется, третью тарелку косуле, и Диана могла только млеть где-то в душе, протягивая руку к соли.
Однако её рука легла на руку Круа и повисла очередная гнетущая тишина. Взгляд Круа из тяжёлого сразу стал каким-то обжигающе-холодным.
— Ох, простите, рефлексы, — Диана вернулась к салатам на своей тарелке, лишь бы не встречаться взглядом с Круа.
А видеть лицо Меридье сейчас и правда не стоит, потому что она определённо одним взглядом способна убить. Пару секунд висит неловкое, вязкое молчание, и наконец Круа, пересилив желание испепелить юную Кавендиш, протягивает дочери солонку. Чариот, молившаяся все эти тянущиеся словно вечность секунды, едва заметно облегчённо выдыхает и старается вернуть обратно атмосферу приятного ужина в кругу семьи:
— На десерт у нас есть клафути, а ещё множество разных сладостей, которые напокупала Акко.
При словах о сладком глаза Ацуко заискрились, так что она даже прекратила поедать очередную порцию кассуле. На губах Дианы появляется лёгкая улыбка, которую она прикрывает рукой: её никогда не перестанет умилять это детское поведение Кагари. Кавендиш взяла себе несколько имбирных печений в форме звёздочек и пряники с красными бусинками сладкой посыпки, но попробовать их так и не успела. Акко быстро стянула сладости с тарелки своей девушки и, невинно-ангельски улыбаясь, сунула их себе в рот. Тогда Диана взяла себе небольшой кусочек клафути, но и он почти сразу оказался на тарелке брюнетки, в красных глазах которой прыгали задорные огоньки. Кавендиш открывает рот, чтобы сказать Акко оставить хоть что-то, однако взгляд изумрудных глаз, в котором ясно читается: «Только попробуй обделить моё дитя», заставляет её тут же закрыть рот. Диана и так уже успела рассердить Круа, делать это ещё раз совсем не хочется. Так что девушка обречённо вздыхает и прекращает свои попытки попробовать хоть что-то из десертов.
Акко отчего-то немного опечалена тем, что Диана больше не берёт сладкое. Кавендиш не понимает, почему так, а Ацуко лишь время от времени бросает на неё взгляды. На самом деле, не всё печенье, которое лежит на столе — покупное. На небольшой круглой тарелке с красной каёмкой лежит рассыпчатое имбирное печенье, к которому Диана ещё даже не притронулась. Акко специально для неё испекла, но не зная, как незаметно намекнуть на исключительность этой сладости, решила просто не дать Кавендиш возможности попробовать остальное. Вот только план не удался, и теперь Ацуко уже сама не хочет сладостей. Диана берет не сладости, а обычные блюда. Вообще, она перестала праздновать Рождество как семейный праздник, как радостный праздник с тех пор, как умерла её мать. Сидеть в окружении тёти и сестер не очень приятно, учитывая то, как они не любят её. Ни в один из традиционно семейных праздниках она не чувствовала праздничного настроя. Только сейчас, в окружении двух профессоров (или… тещ?) и своей девушки она ощущает… себя в своей тарелке?
Круа неторопливо разливает вино, и Акко меньше всего, а Чариот вообще не наливает — дю-Норд не любит алкоголь, даже если это замечательное красное вино «Петрюс». Чариот пьет виноградный сок.
— Ита-а-к, — тянет Чариот, вставая со стула со стаканчиком в руках. Круа и Акко не могут подавить улыбку. — Я хотела поблагодарить вас, за то, что у нас выпала возможность собраться здесь… как семья, — говорит она, искренне улыбаясь. — Хочу пожелать то, чтобы мы в следующем году собрались такой же компанией. Вместе мы пережили много трудностей и недопонимания, но благодаря Акко, благодаря Диане и её друзьям, мы можем радоваться тому, что имеем сейчас. Что ж, с Рождеством!
— С Рождеством! — в один голос сказали и остальные и потянули бокалы к стаканчику Чариот.
Круа, как заядлый алкоголик дегустатор, осушила бокал сухого вина сразу. Диана отпила ровно половину, не привыкшая к терпкости вкуса. Да, стоило отдать Меридье должное — вино она умела выбирать. Ацуко же без задних мыслей выпила то, что у неё в бокале и было — а её заботливая мать, конечно, налила меньше половины, а то гляди ещё и опьянеет. Хотя более её волновало то, что может вытворить девочка Кавендиш в выпившем состоянии…
Но она откинула эти мысли.
Все остальное время они провели мило переговариваясь о разных вещах: хоть о академии, хоть о каких-то забавных ситуаций из прошлого. Да, прошлому они отвели отдельную роль.
— Когда я впервые тебя увидела, я даже не думала о том, что ведьма с цветком на голове может стать моей девушкой, — откровенно сказала Диана. Вино было виной её веселого, беспечного настроения и румянца на щеках.
— А когда я тебя увидела, я и подумать не могла, что такая заносчивая зануда может стать моей девушкой, — парировала Акко, но, увидев замешательство на лице Дианы и услышав смешок Круа, добавила: — Ну, конечно, я так сначала думала, но ты не такая…
— Ладно-ладно, ты прощена, — вздохнула девочка Кавендиш, но потом нежно улыбнулась. Ох, когда светловолосая так улыбалась, девочка-буря понимала, что ради неё сделает все.
Чариот куда-то удалилась, но через минуты три вернулась и кивнула Меридье. Конечно, воркующие голубки не заметили тех странных взглядов, поэтому пока что было безопасно. А вот в чем причина: подарки. И скорее, не только для одной Акко, ведь Рождество это тот праздник, где каждый дарит друг другу что-то важное.
Каково же было удивление Круа, когда под ёлкой обнаружилась третья коробочка с её именем и фамилией: это был небольшой прямоугольник, аккуратно завёрнутый в плотную бежево-белую обёртку, подвязанный голубоватой ленточкой в форме бантика, так что не приходилось долго думать о том, кто мог так строго-сдержанно упаковать подарок, конечно, это была Диана Кавендиш. Рядом находились ещё две похожие коробочки, различающиеся только цветом упаковочной бумаги и — совсем незначительно — размерами.
Впрочем, сейчас надо было оставить подарки до того, как Акко что-то обнаружит. Огромная коробка не желала ставиться под ёлкой, поэтому Круа плюнула и положила её на пол, молясь, чтобы Акко случайно не наступила на неё. Для пущей конспирации пришлось всё закрывать мохнатыми ветвями и обвешивать дополнительной мишурой, но дело того стоило.
Когда ужин был окончен, а посуда — прибрана, Акко засуетилась, накинула куртку, натянула шапку и выбежала на улицу: за день выпало просто невероятное количество снега, и можно было катать снеговиков и делать снежных ангелов. Впрочем Акко, в жизни которой зимой выпадает не так уж и много снега (Англия и Япония в этом были чем-то похожи) хотела просто лежать в нём и смеяться: разве можно быть счастливее?
Круа и Диана вышли на крыльцо, смотря на то, как Акко катается на земле, запорошенной снегом. Круа скрестила руки на груди и, прочистив горло, спросила:
— Ты любишь Акко всерьёз?
— Разве может быть иначе? — будь это кто-нибудь ещё, Диана бы нашла этот вопрос отвратительным и неуместным.
— Что ж, ты знаешь какая из себя Акко, — Меридье вздохнула, отпивая из бокала небольшой согревающий глоток вина, — она взбалмошна, непоседлива, крайне упёрта, непослушна, и бесконечно проблемна. Любишь ли ты её?
— Вы можете в этом сомневаться, но это правда: она не самая идеальная, но я люблю её за то, что она — это она, — Диана греет руки о стакан с горячим какао, а сердце — о мысли с Акко.
— Прекрасно, — Круа открыла дверь в дом, — но если ты её обидишь, то, боюсь, род Кавендишей перестанет существовать. Помни о том, что ты любишь Акко, как и я, как и Чари.
Диана знала, что любовь — чувство абстрактное, но даже ему требовались объяснения, потому что Диана Кавендиш не из тех, кто будет бросаться в чувства с головой. Богиня, была бы Диана Дианой, если бы не обдумала каждую мысль об Акко по десять раз? И она обдумала. И сначала ей было жутко неприятно, что она не могла назвать даже пяти хороших причин, по которым любит Акко, но потом она поняла, что «какая разница за что она любит Ацуко Кагари?». Это просто была одна из тысячи вещей, которые объяснялись только двумя словами: Кагари Акко. От этого становилось невероятно странно и тепло, будто девочка-буря была солнцем.
— Эй, Акко, уже за полночь, и ты можешь простудиться, если долго будешь играть со снегом!
Акко смеется и скалится, подбегая к Диане. Кавендиш только вздыхает подоброму, как вздыхает Чариот, наматывая на шею Кагари (Диана искренне надеется, что когда-нибудь Кавендиш) свой шарф со змеями. И Акко может только удивляться, что у человека с такими холодными руками, как Диана, такое тёплое дыхание, будто драконье.
Когда они заходят домой, у Дианы щёки от мороза становятся красные, а на губах оседает талыми снежинками приятное тепло, а у Акко руки тёплыетёплые, будто и не выходила она во двор вовсе, и голубенький шарф, как облако мягкий, повязан вокруг шеи. Чариот ласково и громко зовёт Акко распаковывать подарки от Санты, и девочка-буря пышет энергией, будто вновь заведённая юла. Она тянет такую неповоротливую Кавендиш за рукав вязаного свитера, и Диане ничего не остаётся, как, вздыхая, следовать за ней, приговаривая о том, что не стоит так растягивать вещи.
Диана в целом ни на что не рассчитывает, но чувствует необычайное тепло в области грудной клетки, когда под пышной ёлкой оказываются коробки с её именем тоже, которые Акко ей со вселенской гордостью и неугасающим возбуждением протягивает. Первая коробка — тёмно-красная с золотистым узором, и выглядит очень красиво, а внутри неё оказывается не совсем опрятный кулон в виде бежевой змеи на золотистой подвязке — на ощупь Диана определяет, что он из дерева и покрыт лаком.
— Ох, — Диана смотрит на Акко, — Санта знает, что нужно дарить для поднятия настроения, — она улыбается, и Кагари выглядит до невозможного счастливой.
— А у меня тут… конструктор? — Акко не мелочится и открывает самую большую коробку из тех, что адресованы ей. — Его нужно собирать… пятнадцать лет?! Боже, Санта, когда же мне учиться? — Акко жалобно смотрит на родителей и Диану, а потом снова на красную цифру на упаковке. — А тут… фигурка Чариот из изумруда! — Диана улыбается и не говорит, что это, вообще-то зелёный мифрил. — И блокнот, ого, тут заклинания, и драконий, и рыбий, — Акко листает страницы одна за другой, — ого, а Санта пишет мне, что любит!
Диана улыбается и распаковывает другую коробку, стараясь не думать о том, насколько дорого вышла фигурка Чариот точенная из мифрила, и сколько чернил ушло на то, чтобы расписать для Акко все заклинания, которые они будут проходить ближайшие два терма как можно подробнее. В первой коробке для Дианы — тронутая годами волшебная палочка, на ручке которой видны затёртые временем буквы «Б…д…т…вендиш», Диана думает, что разрыдается над старой палочкой, но держится и благодарно кивает Чариот; в другой коробочке лежит новый смартфон и записка о том, что в нём уже есть номера Акко, Чариот и Круа, и Диана может пользоваться им на здоровье («Не отвлекай Акко ночью»).
У Кавендиш на душе становится так тепло, словно внутри зажёгся целый костёр, но он совсем не опаляет душу своим пламенем — лишь ласково окутывает в свои объятия. Она не может удержать улыбки, и Акко, отложившая свои подарки в сторону и наблюдающая за её реакцией, бросается к Диане и обнимает её за шею, прижимаясь всем телом. Та лишь тихо смеётся и сама крепче прижимает к себе девушку, от которой так сильно веет чем-то родным и близким, что сердце в груди замирает, не способное выдержать такого счастья. Чариот тоже радостно улыбается, наблюдая за девушками. Вдруг чужие руки оплетают её талию, а горячее дыхание опаляет щёку, вскоре после чего кожу на секунду накрывают нежные губы. Дю-Норд сплетает свои пальцы с пальцами Круа и поворачивает голову, чтобы взглянуть ей в глаза. Меридье выглядит довольной, и даже присутствие Дианы в их семье уже не напрягает её. И Чариот, и Круа счастливы, пока счастлива их драгоценная дочь. Это и называется «семьёй».
Чариот берёт Круа под локоть и тянет за собой к девушкам. Ведьмы подходят к ним и аккуратно, словно боясь нарушить идиллию, обнимают обеих. Диана сначала вздрагивает, но затем расслабляется. У каждой из них на душе сейчас так спокойно и хорошо. А всё потому, что у них одно тепло на всех. Один вечный огонёк. Акко, счастливая как никогда, хихикает и произносит тихо, но различимо:
— С Рождеством, моя любимая семья!
И все молча улыбаются, прижимаясь друг другу крепче. Они — настоящая семья, и неважно, записано это где-то, или нет. Они любят друг друга, а большего и не требуется.