Ойкава постоянно задаётся вопросом: сильнее ли его ненависть к себе или всё-таки миру досталось больше? Окружающий мир с самого детства не собирался быть справедливым к нему и, может, в целом, человечеству не повезло. Ненависть к себе следствие такого несправедливого окружающего мира, но всё это похоже на оправдания перед собственной слабостью. Никто бы не сказал, что Ойкава Тоору слаб, не посмел. Один Ойкава на это имеет право, негласное правило для себя и других, чтобы не затеряться совсем в этом мире.
Целеустремлённость, данная Ойкаве с рождения, то ли как проклятье, то ли как лучшее из возможных благословений. Он мог бы не стремиться, довериться судьбе, течению реки и не сопротивляться, но он не умеет так. Ойкаве надо, это не борьба на жизнь, а практически на смерть и так постоянно с шести лет. Амбиции заставляют его прыгать в гущу событий, браться за оружие и сражаться с титанами. Генерирует желание жить. Без этого Ойкаве кажется, что он абсолютно пустой, но лишь до некоторых времён.
— Ты чего такой задумчивый?
Ойкава чувствует мужскую ладонь на своих плечах и уже знает, кому она принадлежит даже без попытки посмотреть кто это. Ещё он всегда узнает его голос: самый обычный, но непонятно от чего особенный. Сугавара смотрит на него внимательно, как и всегда, изучающий взгляд осматривает, может, считывает эмоции. Раньше Ойкаве хотелось спрятаться от него, будто Коуши собирается по глазам прочитать все его секреты или залезть в уголки сознания, чтобы узнать всё про Тоору. В какой-то степени последнее происходит, потому что Сугавара успешно застревает в его сознании, раз снится ему. Но Ойкава не против, такой вариант намного лучше кошмаров, а с Сугаварой все сны хорошие. С ним реальность переносится тоже немного легче, несмотря на постоянные потери людей в отряде, на сломанную стену, он слишком стойко всё переносит и улыбается. Его улыбка не вымученная, не специально созданная, чтобы поддержать всех, она как попытка удержать в их крохотном мире хоть что-то светлое, хорошее и стабильное. В его снах Сугавара всегда улыбается.
Он улыбается всем, не оставляя без внимания ни единого товарища. Но Ойкава бы соврал, если скажет, что не желал, чтобы он улыбался ему иначе. Дольше, с другим подтекстом, не так как посвящают её товарищу. Ойкава, если честно, презирает себя за такие мысли, и чувствует незаслуженным, когда же всё-таки получает свою порцию тёплой улыбки, когда бонусом идёт нежный ещё более заинтересованный взгляд и объятия в тяжёлый момент. Наверное, это сложно назвать нормальным объятием: Сугавара касается плеч осторожно, никак не прижимается и это приятно, действует как успокоительное. Он говорит, что Ойкава ни в чём не виноват, ни в смерти солдат, ни в ранении Кагеямы, что Ойкава был хорошим лидером их небольшой команды. Ойкава почти верит ему, когда абсолютно точно вина съедает его ещё до начала всех потерь. Он ведь точно знает — смертей не избежать и он частично тому причина.
Ойкава чувствует усталость, когда ему наоборот надо быть полным сил к завтрашнему утру. Разведотряда ожидает новая миссия за стенами. Ойкава живёт миссиями, это смысл его существования с малых лет — выполнение каждой идеально, без ошибок, и заслужить похвалу, влияние, признание, наконец, настоящим гражданином. Поэтому нельзя было забываться в других вещах, таких как в чувствах к человеку, что точно не навсегда в жизни. Они могут умереть в любой момент и терять невыносимо больно. Ойкаве не хочется причинять боль, но он каждый раз готовит себя это сделать. Принимает заранее все возможные грехи, пока Сугавара об этом не догадывается или выбирает отмалчиваться.
— Ойкава! — перед лицом парня Сугавара щёлкает пальцами, потому что тот никак не реагировал, пока одна ладонь всё ещё покоится на чужих плечах. Это помогает, Тоору сразу же дёргается и внимательно осматривается в помещении, только после переводит взгляд на товарища.
— Что такое? — его голос звучит привычно спокойно, будто не он завис в своих мыслях, заставляя ждать. Он просто надеется, что Сугавара не будет спрашивать, о чём думал, у него нет сил на разговор по душам, у него, в конце концов, нет на это право, чтобы выворачивать свою душу. Даже если очень сильно хочется, он проглатывает это желание, не зацикливаясь. Не самое лучшее время для разговоров. Сугавара понимает, может, вновь читает всё по уставшему взгляду, не лезет в чужие дебри и просто говорит:
— Мы с отрядом устроили небольшой пир, принёс тебе тёплого хлеба, мяса, к сожалению, не осталось — его ребята, кажется, съели ещё в первые тридцать минут.
Он протягивает ему мягкий хлеб, который очень полюбился Ойкаве, такое лакомство редко выдаётся попробовать. Это действие, наполненное заботой, вызывает не удерживаемую улыбку, благодарность разливается по венам, согревая конечности. Тоору берёт хлеб, обжигая пальцы, и чувствует себя самым живым, и, возможно, чуть счастливым. Сугавара рядом садится на стул и начинает рассказывать про очередную драку Кагеямы и Хинаты, новеньких солдат в разведотряде. Ойкава даже забывает, что Кагеяма его сильно раздражает. Кагеяма создаёт проблемы одну за другой, и даже находясь в разных отрядах, Ойкаве достаётся, он сбивает его с пути, приобретая силу титана. Кагеяма — спаситель и их враг одновременно. Особенно враг ему, осторожно добавляет он, потому что сам не уверен в собственных высказываниях.
Кажется, он уже ни в чём не уверен.
Хлеб становится настоящим шедевром кулинарии для Ойкавы, такой готовят только в стенах, и забавно, но как минимум ради этого иногда хочется тоже жить. Точнее момента, когда Сугавара приносит его, когда он делится чем-то, необязательно хлебом, а просто разделяет с ним время и рассказывает истории, как сейчас. Когда пахнет молоком и выпечкой, а в душе поселяется неожиданная лёгкость. Даже если всего-то на чуть-чуть.
Сугавара несёт спокойствие и полную печаль на своих плечах. Последнее еле заметишь, но Тоору удаётся уловить именно в моменты их уединения. Будто Коуши, наконец, позволяет себе слабость — податься скорби. Его взгляд опущен и улыбка в ответ до этого болезненно вымученная. Ойкава чувствовал себя сначала неуютно, когда такое происходило, а потом до него дошло. Вероятно, Сугавара мог довериться ему хоть таким образом, показать слабость и, что он не способен на постоянный позитив и поддержку. А кто мог бы? Никто, в их ситуации немыслимо звучит и глупо, зачем зря сдерживать свои эмоции, но Ойкава догадывается. Не спрашивает, просто предполагает, что это всё из-за новеньких. К ним Сугавара душой прикипел, с первого дня нашёл к каждому подход, особенно к угрюмому Кагеяме, что лезет на рожон вместе с Шоё. Ну, вот Кагеяма снова мелькает в его размышлениях связанных с Сугаварой, потому что они близки. Он, кажется, со многими близок, друг для всех, наставник для новеньких. И как ему это удаётся? Из Ойкавы бы вышел плохой наставник.
Ойкаве хочется думать только о Сугаваре.
Особенно, когда он опускает свою голову на колени солдата совершенно без слов, и слышится всхлип, как просьба успокоить, развеять его грусть. Ойкава в смятении, пальцы всё равно тянутся к мягким непослушным волосам, что рассыпались на его ногах серебряными нитями. Он их гладит, рисует осторожно узоры, не в знании как иначе помочь, что необходимо сказать.
— Дайчи умер, — внезапно констатирует факт общеизвестный. Сугавара говорит это, чтобы точно убедиться, пока слёзы наполняют карие глаза. Убедиться в том, что его друг действительно оказался слишком сильно раненым из-за схватки, съеден чертовым титаном, и его ломает от осознания этого дурацкого события. Как же так, ведь Дайчи был самым сильным.
Ойкава сразу понимает, в чём дело и всё ещё не понимает, как он может излечить раны Сугавары. Он не видел, как умер Дайчи, он знал, насколько они были близки. Так не вовремя представляет смерть другого человека, которого бы как-нибудь утешить. Ойкава представляет это как самый наихудший кошмар, хочется сразу удариться головой и выгнать ударом все эти мысли, нелепые фантазии. Ойкава гладит его плечи и шепчет, что ему очень жаль, вытирает слёзы с покрасневших щёк, берёт чужую холодную ладонь и сжимает в своей. Удивительно, как Сугавара держится всегда при всех сильным, несломленным страшным горем.
Сугавара не ощущает облегчение, но с Ойкавой, c его присутствием становится немного тише.
Он больше не плачет, Тоору выдыхает, потихоньку успокаивая собственную тревожность за товарища. Потери в их случае закономерны и в любой вылазке за стены они могут потерять друг друга. У Ойкавы мороз по коже стоит только подумать об этом, что-то внутри трескается, если представить.
Сугавара разговаривается и это привычно, он всегда много говорит, ведает всем истории, потому что знает много, часто зависая в библиотеке. Но в этот раз он не пересказывает легенды, историю королевства или стен, он рассказывает про Дайчи. Его голос дрожит, ему больно, и всё равно наступает на гвозди, решая поведать об умершем друге. О самом надёжном и храбром солдате, говорит Сугавара. Он мог бы стать настоящим главой разведотряда. Он мог бы прожить счастливую жизнь, когда они уничтожат титанов. Ойкаве последняя фраза, как соль на рану. Разве возможно уничтожить всех титанов? Могут ли они прожить счастливо после всех событий, случившихся с ними?
Коуши засыпает на коленях парня. Ойкава не смеет пошевелиться, нарушить его сон.
Первая ночь, когда ему не удаётся заснуть, когда ему не может присниться Сугавара, потому что вот он, совсем близко. У него есть возможность дотронуться, провести тыльной стороной ладони по мягкой щеке, очертить осторожно выступающий шрам на шее, полученный на одной из миссии. Этих шрамов точно больше, они на коже, скрытые слоем ткани, улыбкой и поддерживающей речью. У Ойкавы шрамы испаряются через время, но внутри, где-то под рёбрами весь исполосован острым лезвием собственного долга перед родиной, ожидания и принципов. Горькое сожаление, взявшееся внезапно только здесь, в огромных стенах, в форме разведотряда; оно запутывает, заставляет чувствовать сомнения во всём, но в первую очередь в себе, особенно в момент, когда он слышит тихое дыхание спящего парня на своих коленях.
Поспать немного всё-таки получается. Сугавара просыпается посреди ночи, чувствуя боль во всех конечностях от неудобной позы, колени, в конце концов, заменить подушку не могут, а стул кровать. Даже если рядом Ойкава, который в отличие от него так и не смог уснуть, поэтому реагирует сразу на пробуждение парня.
— Можешь спать, ещё ночь, — кажется, его ни разу не волнует неудобство их положения. В темноте комнаты не видно выражение лица, Коуши не может узнать его эмоции, но предугадывает большую усталость в карих глазах.
Он встаёт, делая лёгкую разминку, чтобы не чувствовать сильную боль, а после зажигает свечу. Ойкава действительно выглядит очень уставшим и поникшим.
— Знаешь, тебе нужно тоже поспать, желательно в кровати.
Тоору бы послушаться хорошего совета, его тело ноет от долгого сидения в одной позе, его мысли лихорадочно переступают от одного к другому и ни одна из них не является положительной, его голова раскалывается. Но он лишь позволяет себе выдавить улыбку, чтобы попытаться успокоить Сугавару.
— Всё в порядке, — откровенная ложь, все это понимают, — я сейчас пойду, только приберусь в кабинете.
— Тут нечего прибирать, Ойкава. Тебе нужен отдых и сон, завтра сложный день.
Его голос звучит немного строго, что даже вызывает немного раздражения, будто он без него не знает о предстоящей миссии, о том, что ему необходимо расслабиться. Только как это сделать, если всё наваливается тяжёлым грузом на плечи. Ойкава переступает через свой зарождающийся гнев, подавляет, потому что Сугавара точно не достоин его злости, он не имеет просто право делать ему больно, когда он так добр и заботлив по отношению к нему.
Ойкава сдаётся, они идут в казарму и как ни странно, он засыпает сразу, стоит опуститься на жёсткую койку. Без единой мысли в голове.
Но просыпается на рассвете с мерзким предчувствием ужасного, чего-то необратимого. Предчувствие распространяется по всему телу, заставляя не ощущать собственное тело, только невыносимый страх, застревающий комом в горле. Ойкаву подташнивает, ему хочется избавиться от этого чувства, но вырвать не получается. Возможно, ему не стоило засыпать, может, это плата за спокойный сон, и кое-что другое витает в его голове. Легко, ненавязчиво и парень еле схватывает эту фразу, что вторит внутренний голос: сегодня всё закончится.
Его отвлекает грубый голос, Ойкава сразу узнаёт Иваизуми, своего вечного друга, и понимает, что сейчас предстоит услышать. Однако это не упрёки в сторону его безответственности к самому себе, он просто предлагает приготовить лезвия и УПМ вместе. Как они всегда делали.
— Ива, не хочу нагнетать, но у меня плохое предчувствие, — признаётся Ойкава, говоря тише обычного, натыкается на хмурое лицо друга.
— У тебя мозгов нет, Тоору, — привычная грубость, Ойкава даже не обращает внимания, ему немного нравится, он знает, что Иваизуми за этими словами прячет волнение, — что за предчувствие? Нам просто надо быть осторожным и следить за Кагеямой.
Иваизуми не сдаётся, не подаётся отчаянию и этим сильно восхищает. И если уж можно за что-то благодарить судьбу, так за такого друга, который оказался с ним вместе на этой миссии всей его жизни. Он прав, думает Ойкава, нужно сосредоточиться, выложиться на полную как обычно, не бояться. Страх — в их случае лишний, поддаться означает сдаться. Ойкава не готов сдаваться. Единственное, что волнует его, так светловолосый солдат. Они обречены, вот что первое приходит в голову.
Сугавара — чувство безопасности в тесных стенах, горячий молочный хлеб, небо после сильного дождя, перелистывание мятых страниц книг с историями, которые после он обязательно расскажет, лёгкий смех посреди толпы в столовой. Проблема в Ойкаве: он слишком проникся всем, что связанно с Сугаварой, выжжено теперь у него в грудной клетке, где сердце бьётся, когда не должен был. Это всё лишнее, Сугавара не тот, Ойкава тем более. Он прекрасно знает, от этого совсем нелегче, больнее наоборот. Они рождены под разными звёздами.
Но главное, чего желает Ойкава — сохранить жизнь Сугаваре как можно дольше, даже если не знает каким образом.
Мир слышит его желания, мир делает всё иначе. Безмозглый титан без единого чувства вины или сожаления прерывает чужие жизни, одну за другой. Раздавливает сильное тело огромными ногами и руками, хватается за провода УПМ, чтобы жертва попала прямо в пасть врагу. Ойкава видит всё своими глазами.
Они вышли за стены, в ту местность, где ни единого ограничителя, кроме мерзких титанов. Хината радуется, словно малый ребёнок каждой вылазке, беспечно улыбаясь, когда они, вроде как, идут на смерть, но у него сильный дух и вера в себя, в товарищей. От этого немного завидно, у него эта беспечность потеряна в детских годах, оставалось лишь довольствоваться показной расслабленностью и уверенностью в себе. Но лжи в этом было мало, он был уверен в себе, в своих силах. Так бы хотелось быть уверенным в своих мотивах.
Первые гиганты появились неожиданно, они ещё не добрались до леса, когда отряд во главе Сугавары, шедший впереди, дали знак. Цветной дым режет глаза, попадает невидимкой тревожным чувством в организм, и Ойкава вновь вспомнил это утреннее чувство, которое казалось, было отпустило его. Однако оно увеличилось в этот раз в геометрической прогрессии, как раковые клетки распространяются по телу, парню предстояло перешагнуть через страх, чтобы не застыть перед опасностью. Не сейчас, когда и Сугавара может быть в критическом положении. Он постарался ускориться. И опоздал. Уродливое существо схватило быстрого (но видимо этого оказалось недостаточно) солдата. На самом деле, остальные поскакали на своих лошадях в хаотичном порядке в стороны, когда Сугавара один взял на себя роль приманки, отвлекая внимание титана. Ему ведь всё равно, кого закинуть себе в огромный рот.
То что Сугавара идёт на жертвы без колебаний никого не удивляет, его доброте и храбрости можно позавидовать, но лучше бы пожалеть. Свобода пахнет дымом, у неё звук рыданий и лезвий, рассекающих тяжёлый воздух, вот что думает он перед тем как окунуться в темноту. В момент падения, он возвращается к истокам, в голове всплывают моменты давно ушедшего детства, размытого оставшегося в закоулках памяти. Первые книжки, найденные у папы в кабинете, широкая улыбка матери и её звонкий голос, зовущий обедать после изнуряющей работы в поле. Детство было счастливым, наполненным побегом от городских хулиганов, которых он дразнил специально, ощущая адреналин в крови, помощью отцу, солнечными лучами, оставляющие плохо заметные веснушки. Он чувствует себя маленьким ребёнком, потерявшийся в запутанных переулках маленького городка, только теперь не придёт никто спасти. Но ему и не надо, просто пришёл его черёд. На последок видит размытый образ испуганного Ойкавы. И тогда появляется единственное сожаление, что трагедия разворачивается прямо перед Тоору.
Он многое ещё ему не рассказал.
Ойкава видел кровь сотни раз, чувствовал её железный запах, слышал истошные крики. Он, должно быть, привык, но нет, нет, нет. Крик Сугавары лезвием по сердцу проходит, оставляя только одну сплошную чистую боль. Ойкава застывает, когда внутри наполнено всё яростью, безысходностью, недоумением.
Почему именно Сугавара?
Он ведь ни на что не претендовал, всего лишь желал жизни человеку, который слишком дорог.
Тоору мутит, его сбивают с лошади и всё кажется бесполезным, их борьба, бесконечная война, которой кажется, нет срока окончания, бесконечные жертвы. Его друг, он запинается на этом слове, потому что странно, так легко признать его другом, но слово “друг” на самом деле очень маленькое, чтобы описать всё его отношение к Сугаваре. Не выразить словами. И даже действиями не смог бы.
Может, это из-за него он погиб, оказался раздавленным лапами гиганта, и ему не удаётся додумать дальше, все его размышления прерваны голосом Иваизуми. Всем им нужно сражаться. Ойкава сражается, рубит титанов, как может, как его учили, когда он был кадетом, делает всё возможное. Вся ярость и гнев превращается в силу, с которым лезвие оружия впивается в плоть титана. Ему противно в первую очередь от себя, но не может позволить себе просто упасть в лапы смерти. Сугавара бы этого, наверное, не хотел.
— Воля к жизни — наше главное оружие, каким бы не был врагом. Человек сделает, что угодно, чтобы остаться в живых, это у нас в крови, — непонятно от чего вспоминаются слова, когда-то сказанные Сугаварой, — поэтому я сражаюсь и все мы вокруг. Ты тоже. Все мы просто хотим жить.
Он был прост, и этим прекрасен, у него за душой не нашлось бы грехов, но даже если были, думает Ойкава, он точно простил бы. Все бы ему простили, потому что он их все уже отработал лишь существованием и следованием долгу солдата, просто являясь хорошим товарищем для всех соотрядников, верным другом, что всегда подставит плечо.
Вспоминая слова его, желание смерти уходит на второй план, Ойкаве нельзя сдаваться. С этими мыслями всё в его глазах погружается во тьму.
Возвращение к свету сопровождается глухой болью в голове. Последнее в воспоминаниях — смерть Сугавары, сражение с титанами, падение с лошади, а дальше темнота. Наверняка, получил ранение, и теперь его пришлось тащить на чужой лошади за спиной у солдата или в повозке вместе с телами трупов, которых удалось найти. Там могло бы быть тело Сугавары, от этой мысли боль пронзает головной мозг с новой силой, точно, сейчас ему не хотелось бы вновь видеть кровавое тело. Ему хватает собственного воображения, которое всё равно не собирается заглушаться и подкидывать кошмарные образы. И, когда он слышит голос Сугавары, Тоору предполагает, что он не проснулся до конца. Сновидение. Вот он просит его проснуться, касается плеча, улыбается привычно так, поэтому зачем ему просыпаться?
— Ойкава! Я сейчас принесу ведро холодной воды, — его голос строг и Ойкаве смешно, потому что он точно мог бы, он так делал с Нишиноей и Танакой. Сон слишком реален, и ему хорошо.
Но реальность — жестокая штука, сон не может быть таким. Прикосновение, очень осязаемое, вытаскивает Ойкаву из неведения. Он действительно не спит, но и Сугавара жив. Жив, трогает его, говорит и хмурится. Вот родинка под глазом на месте, он всё такой же очаровательный.
Сугавара, чёрт возьми, жив.
— Ты, ты… — у парня не получается подобрать слова, натыкаясь на недоумевающий взгляд Коуши.
— Я! Ты будто призрака увидел. Вставай, нам надо собираться, через полчаса выходим за стены.
Ойкава ничего не понимает, его мутит от головной боли и кошмарного ощущения в горле.
— Разве мы вчера не выходили?
— Не понимаю, мы вчера тренировались и устроили только небольшой пир. Или ты как-то сам успел ускользнуть за стены? Это, вроде, запрещено. А в последний раз — месяц назад, ты знаешь, — его выражение меняется на чуть печальное, в прошлый раз всё закончилось смертью его друга.
Чувство собственной глупости давит на него, не принося никакой пользы, поэтому Ойкава просто подаётся течению. Если Сугавара жив, возможно, всё будет хорошо в этот раз. Не будет никакой смерти или у него будет шанс спасти его.
Он уговаривает командора позволить ему идти впереди, на что Иваизуми странно смотрит на него.
— Так необходимо, — просто отвечает Ойкава без объяснения причин. Он сам ничего не понимает.
Но план не срабатывает. Сугавара погибает, несмотря на защиту со стороны Ойкавы, он падает прямо перед титаном, он вновь раздавлен и… Ойкава теряется, во второй раз все чувства острее, больно вдвойне, и он не сдерживает крика, полного отчаяния. Сам оказывается почти на грани смерти, спасённый другим солдатом.
А Сугавару так и не спасли. «Ни я, ни другие» — мысленно произносит он, прежде чем вновь погрузится во тьму.
Всё похоже на долгий кошмар или несмешную шутку от вселенной, потому что он просыпается и видит Сугавару, он слышит его. Ойкава просит ущипнуть его, он чувствует боль, он чувствует страх.
— Ты будто призрака увидел. Вставай, нам надо собираться, через полчаса выходим за стены.
И Ойкаву прошибает током, когда он осознаёт своё положение. Всё вернулось, он каким-то образом в прошлом, того злополучного события не случилось. Сугавара действительно жив.
И всё ещё не отменяется возможность его смерти.
У Ойкавы появляется третий шанс, он не собирается от него отказываться и тратить впустую. Он был глупцом, что не понял всё впервый раз. Парень дёргает за рукав рубашки Сугавары, тянет его к себе, с умоляющим голосом быстро произносит важное:
— Пожалуйста, не иди сегодня за стены.
— Что?
— Просто послушай меня, умоляю тебя.
— Я не могу, это мой долг. Тем более, когда теперь его нет.
Ойкаве хочется крикнуть, что тогда и его вскоре не будет, он уйдёт вслед за Дайчи, но не может. Его будто парализует, и он остаётся один со своим страхом. Может, лучше быть в неведении, но нельзя позволять себе вновь и вновь переживать ту самую сцену. В третий раз он не выдержит точно.
Он был не прав, думая о том, что не выдержит, потому что это повторяется, кошмар наяву оживает, и Сугавара умирает. Каждый чёртов раз, у него не удаётся воспользоваться данным ему шансом, так почему тогда он застрял во времени? В этом чёртовом дне, где они идут за стены, и погибает обязательно Сугавара Коуши. Один из немногих талантливых бойцов падает на колени перед смертью.
Это похоже на дьявольское проклятие, но если это в наказание Ойкаве, то почему страдает не он один. Это его борьба, его война и Коуши не причём. Почему умирает Сугавара?
Почему?
И никто его не понимает, Ойкава пытается спросить у Иваизуми, но получает лишь в ответ, что он слишком переутомился и вообще дурак. И он слишком привязался к демону, на что Ойкаве хочется усмехаться.
Кем бы не был Сугавара, но точно не демоном, исключение из всех возможных правил. Из всех людей самый человечный, поэтому должен был выжить.
Ойкаве даётся ещё один день, и он всё равно пытается даже если надежды меньше.
Все его попытки защитить, избавиться от титана, пойти другими путями, оставить за стеной закончились провалом, но Ойкава на этот раз решается использовать правду. Рассказать ему абсолютно всё, всю правду о себе и этой странности. Сугавара сможет его понять.
Парень перехватывает его, внезапно осознавая, что нисколько не волнуется, собираясь признаться. Наверное, этот момент неизбежен, и всё равно Ойкава не собирался при таких условиях. Шаг, вызванный безысходностью их положения.
— Суга! — парень берёт его за руку, крепко сжимая, и Сугавара ничего не понимает, — мне нужно кое-что сказать. Очень важное.
— Может после того как вернёмся?
Но ты не вернёшься, хочется ответить. Мы не вернёмся. Ничего не будет как раньше.
— Нет, срочно, пожалуйста, сядь, — Сугавара садится на деревянную скамейку возле небольшого склада. Всё его внимание сосредоточивается на Ойкаве, который сначала секунд пять набивает шаги туда-сюда, выдыхает и, повернувшись, всё-таки начинает говорить:
— Я понимаю, что может показаться бредом, но поверь мне.
— Хорошо. Я поверю тебе, — он слышит волнение в голосе друга.
На этом моменты бы сразу всё высказать, подготовленную речь отчеканить, как перед учителем отрывок из учебника по истории, у Ойкавы с этим никогда не было проблем. Но сейчас кость стоит поперёк горла, кость — сомнения в собственных намерениях и силах. Это глупо, мысленно твердит он, особенно, если есть что терять и нельзя ни в коем случае лишиться последних шансов.
— Ты умрёшь в этот раз, — “ты уже умираешь несколько раз и я устал каждый раз видеть” хочется сказать ему, но это кажется слишком резким заявлением.
— Шансы выжить всегда меньше, я знал об этом, когда положил руку на сердце, — и отдал то самое сердце разведотряду, возможности добиться свободу для людей за стенами.
— Я видел твою смерть. Я уже не могу сосчитать сколько раз. За стеной — одна лишь смерть и я не мог это исправить, но я должен ещё раз попытаться, мы должны.
— Ойкава…
— Мы застряли. Это бесконечность, череда одинаковых кошмарных событий, её надо остановить. Я скажу кое-что ещё, обещай поверить.
Сугаваре бы правда хотелось поверить, даже если звучит нереалистично и с другой стороны, они ведь действительно застряли в кошмаре, что длится уже сотню лет, с тех пор как титаны не дают им спокойной жизни. Но Ойкава имеет в виду иное, Сугавара понимает, не до конца, и всё равно видит по глазам искренний страх. Искреннее раскаяние.
— Я не жил в этих стенах до разведотряда, я лишь шпион и шифтеров больше помимо Кагеямы. Один из них перед тобой.
Слова вырываются и бьют по щекам холодным ветром, они не хотят укладываться в голове, только гудят. Он не понимает. А Ойкава внимает каждую эмоцию, от которой меняется выражение лица на совсем серьёзное. Он думает, что Коуши вполне оправданно может вонзить острый клинок ему вплоть.
— Кто ты?
— Это долго объяснять, я всё расскажу тебе потом, если честно, сам не понимаю происходящее, перестал понимать. Просто идём за мной. Мы сбежим ото всех, от смерти, от людей и титанов. Лишь ты и я. Ты не должен погибнуть там. Или беги ты один, — умоляюще отчаянный тон давит на сердце.
Сугавара обхватывает ладонь Ойкавы, чтобы потянуть его к себе с тихим шёпотом “сядь рядом”, но он не садится рядом. Он опускается на ноги перед ним на грязную землю, натыкаясь коленом на мелкие камни. Он перед Сугаварой с обнажённой душой, практически нечего скрывать, и стоит только спросить что-то, обязательно ответит, выдаст тайны государства, свои тайны, отдаст свою жизнь. Но Коуши не устраивает допрос, нежность и боль переплетаются в его взгляде, создавая странную смесь, вызывающая мурашки по коже. Лучше бы это был допрос. Он гладит по щеке, там, где могли бы быть шрамы — последствия от превращения в титана. Ойкава подставляется под эти хрупкие движения, чувствуя себя одаренным самым щедрым подарком. Как в детстве дарят подарок за какие-то заслуги. Но сейчас Сугавара дарит успокоение в мимолетный момент совершенно ни за что, просто так, потому что ему жаль, его распирает желанием наконец-то поддаться собственной слабости к другому человеку даже, если он оказывается врагом. Сугавара, если честно, ничего не понимает, кто есть враг, кто такие титаны и шифтеры.
Он видит чужую боль, она отзывается в нём, ранит сильнее, чем все возможные оружия и не знает, как быть дальше. Кому верить? Сплошная неизвестность, и поэтому прежде чем принять решение, которое так сильно ждёт Ойкава, он даёт им момент. Он целует его, горько, сильно прижимается к чужим губам, и они принимают его.
Мир сужается до одного чувства любви к другому, чистой привязанности без права на счастья, поэтому первый поцелуй — высшая ценность, данная ему в жизни. Остальное оказывается на секунду неважным, все его успехи и падения, цели и желания меркнут перед чужими касаниями, тёплым дыханием. Ойкава думает, всё могло бы случиться по-другому. Поцелуй на самом деле лихорадочный, и оба пытаются выжать из него максимум, отдать все чувства, что оставались за закрытым сердцем. У них не было совершенно времени на романтику, на развитие отношений, любовь — лишняя на войне, их в особенности, но Ойкава уверен, он точно сошёл бы с ума без него. Сдался бы, не справился, и кажется, так сильно и точно, что всё предопределённо, да хоть звёздами или богиней. Их встреча, все пути вели его к одному единственному человеку.
Только теперь это абсолютно, к сожалению, неважно.
К сожалению, они обречены, произносит Сугавара и голос его другой, надломленный без капли надежды, что Ойкаве правда будто нужно остановиться. Всё бесполезно.
— Кем бы не был, каким бы не был, это неважно. Я всё равно рад, что ты есть в моей жизни. Но надо уметь прощаться.
Сугавара — мудр, так по-глупому, нелепо, и попадает прямо в цель, потому что Ойкава понимает всё, но не хотел признавать.
И его приоритет остаётся тем же — жизнь Сугавары. У него есть последний план.
Его накрывает ужасным осознанием неизбежности смерти, там на родине (а точно ли родина, почему-то после поцелуя ему кажется, единственный дом — рядом с Сугаварой) его не ждут с распростёртыми объятиями, им нужен результат. Он подставляет Иваизуми. И как поступить разумно?
Результат выходит плохим, куда бы он не шагнул. Каждый его шаг будет сопровождаться сожалением. Ойкава всегда был нацелен на положительный результат, только так появлялась возможность не просто выжить, но и не быть в глазах марлийцев грязным грешным скотом. Он привык сражаться, идти вперёд, падать и подниматься, добегая до пункта назначения с массивным оружием первым. Родина не ждёт, однако есть ещё сестра и племянник, которые с надеждой всегда на него смотрели. Ойкава не посмел бы предать их веру. До момента встречи с Сугаварой. Он всё ломает, все его устои и возможности, разрушает мир, но если быть откровенным, его мир рушился с самого начала. И если быть ещё более честным, мир уже был разрушен до его рождения, без жалости он переламывает остальных появившихся.
У него есть план, придуманный спонтанно, он просто покажет всем свою сущность в случае опасности для Сугавары. Человеку сложно повалить титана, даже самому сильному необходимы усилия. Ойкаве сложно назвать себя человеком, просто воин без права выбора с единственной целью — достать титана прародителя, предотвратить нападение элдийцев с острова, напасть первым.
Но тут за душными стенами, сковывающих всех в оковы страха, он чувствует себя человеком, родившимся для того, чтобы просто жить. Может, в нём говорит дьявольская сущность, присущая для элдийца по крови. Они говорили, что все элдийцы — демоны. И сейчас во все рассказы верить тяжело, когда ориентиры потеряны. Ойкава весь потерян, сломан на сотни осколков его сомнений.
Совсем ничего не ясно и чувство вины настигает его.
Всё уходит на второй, третий план, когда та страшная картина настигает его вновь. Ойкаве бы привыкнуть видеть одну и ту же сцену, но это что-то на грани фантастики. Его пробивает током с новой силой, стоит заметить титана, что идёт на встречу яростному Сугаваре. В этот раз он знал и всё равно, с ещё большим запалом шёл на собственную смерть, будто решил совершить суицид. Ойкава оставил позади все логичные выводы, правильные решения и бросает Иваизуми «прости», прежде чем приложить ладонь для укуса. Зубы впиваются в плоть, даже не чувствуя её, только сильная дрожь и разряды по телу протекают, когда его всего накрывает сплошным набором мышц зубастого титана. В сопровождении небольшого взрыва превращение вызывает катастрофу. Большинство солдат падают с лошадей и точно без ранений не обходится. Желание Ойкавы эгоистично в какой-то степени, когда он думает лишь о благополучии Сугавары, действуя на поводу у чувств, но не задумывается об этом. Всё его внимание сосредоточено на бессознательных мерзких титанах, он думает, что это бывшие люди, несчастные, и получили своё наказание за грехи. Силой титана легче истребить трёхметрового титана.
Сугавара жив. Он кричит имя Ойкавы, в то время как тот совсем не реагирует.
Ойкава некстати вспоминает, что хотел получить силу бронированного. Тот ведь сильнее, но его способностей не хватило. Чёртов Ушиджима. Сейчас он бы отдал эту силу кому угодно. Максимум взят, всё на самом деле было не ради Марлии, а лишь для спасения Сугавары.
Это глупо, сказал бы Иваизуми. Это немыслимо и требует наказания, скажет командир.
И вся жизнь его кажется одним большим наказанием, в то время как Сугавара — его маленькое благословение, на которое он ставит всё.
Собственные успехи, статус, жизнь, в конце концов. Без капли сожаления, если его Сугавара всё еще может дышать.