Look alive, Sunshine

Куроо флегматично следит за тем, как медленно отъезжает в сторону магазинная дверца.

Удивительно, что механизм все еще рабочий, не везде такое увидишь. Здесь тоже разгром, на полках остались только абсолютно бесполезные в данной ситуации вещи, да и те выпотрошены до состояния, когда ими не воспользуешься даже по назначению. Неужели кто-то нашел способ убивать с помощью детских раскрасок? Тецуро не хотел бы встретиться с этими людьми.

Нужно решать, в каком из отделов Куроо хочет переночевать. Можно было бы устроиться в книжном, Куроо всегда нравились эти отделы. Но здесь стеллажи рухнули, уничтожив самое святое, что осталось в этом грешном мире. А у Куроо как раз закончилась последняя партия стремных ужастиков на английском. Какая жалость, придется коротать ночи наедине со своими мыслями, а не переживаниями Эвана Росса*. Он выкладывает потрепанные книги из рюкзака, оставляя потомкам хоть какую-то пищу для ума (Яку бы сказал, что это фастфуд, который отравит их мозги, но Яку здесь не было, захлопнись, маленький воображаемый Яку! Куроо волен травить мозги несуществующих наследников его тропы “отчаявшихся и бесцельно бродящих” как ему вздумается).

Конечно, ночью не увеличивается шанс наткнуться на насекомозавриков или людей, все еще верящих в то, что война продолжается, поэтому нужно спускать всю обойму в не-белого (но крайне обаятельного!) парня. Тем более Куроо был вовсе не уверен, что наступила ночь. С тех пор, как небо заволокло серо-зелеными облаками, иногда поливающими землю кислотой, оставалось надеяться только на внутренние часы, поэтому ночь наступала тогда, когда он хотел. К сожалению, он все еще не мог функционировать больше восемнадцати часов без кофе, а учитывая, что “дни” он проводит в движении в никуда, количество часов сокращалось до пятнадцати-шестнадцати, и то очень редко. Остаток “суток” Куроо все равно не спал, а пялился на развалины, находя в этом какое-то странное умиротворение.

Конечно. Он же всю жизнь мечтал, мать его, пялиться на развалины.

В мире произошло столько фигни, а он даже не получил сверхспособностей. Немного облучения не принесло ничего, кроме ожогов. Даже самую капельку суперсил или выносливости, это так несправедливо, что хочется плакать, но Куроо Тецуро слишком крут, чтобы плакать до того, как заберется в свой спальный мешок.

Куроо проходится до отдела, где раньше можно было купить пластырей и бинтов. Они с Кенмой тусовались там после тренировок, на которых он изъебывался в пот, слезы, кровь и все остальное. Славное было времечко: Кенма закатывал глаза, Куроо изображал того, кто вот прямо сейчас умрет от нового синяка под коленкой, а Козуме между прочим говорил, да вернись ты за наколенниками, ничего не случится, если ты один раз опоздаешь на химию.

Случится, дорогой, Кенма, обязательно случится. Ебаный конец света настал, когда Куроо Тецуро впервые в жизни опоздал на химию. Тецуро вовсе не винит себя в появившихся из котловин монстрах, но находит это совпадение пугающе забавным.

Куроо не видел Кенму с тех пор, как покинул Токио. Он даже не знает, чем тот сейчас занимается, да и, если честно, понятия не имеет, а жив ли сейчас его лучший друг. Из способов связи остались только рации, но они не работают на таких огромных расстояниях, да и давали их только некоторым высокопоставленным военным, как будто они и правда были единственными, кому нужна была связь.

Мир рухнул, но общество осталось прежним, только немного потрепанным и изрядно поредевшим.

Хотя, Кенма, наверное, выжил. У него огромный теоретический и почти-что-практический опыт по выживанию в апокалипсисах, полученный в видеоиграх. Если бы Кенма захотел, он мог бы лично организовать новое небольшое поселение, где обязательно запретил бы соленые огурцы и выгонял бы всех, кто не любит пиццу с ананасами. Возможно, он сейчас в одном из бункеров Токио. Куроо слышал, что их довольно быстро и неплохо обустроили.

- Как ты думаешь, мы бы смогли выжить в зомби-апокалипсисе? - спросил Куроо, с попкорном наблюдая, как Кенма проходит очередного Резидента.

– Нет. Ты бы сдох, пытаясь самозабвенно защитить кого-то. Наверное, Льва. Он бы тоже сдох.

– А ты?

Кенма как-то странно на него посмотрел.

– Я бы тоже сдох.

– Из солидарности?

– А нахуя мне таскаться по руинам без твоих комментариев?

Куроо не хочет возвращаться в Токио. Больше всего на свете он боится, что обнаружит там труп Кенмы, Яку, Льва... Куроо боится думать о любом исходе для своих близких и друзей, и потому предпочитает думать о них всех через призму квантового бессмертия, как о коте Шредингера. Пока ты не откроешь коробку - они живы. Тупо, но здорово помогает не сойти с ума. В условиях апокалипсиса это довольно тяжело, особенно когда из собеседников только ты сам, и некому похлопать тебя по плечу со словами “ну что ты, Тецу, конечно с ними все хорошо”. Тецуро бы согласился и на кенмино “заебала твоя рожа постная”, и на материнский подзатыльник со словами “хватит киснуть, котенок”.

Мама говорила, чтобы умирать он всегда возвращался в Токио. Мама хотела, чтобы их похоронили рядом, ну не мог Куроо противостоять ее желаниям, никогда не мог, даже в самые лучшие времена, а вы хотите, чтобы он противостоял ей во время чертового конца света? Иногда стоит идти на жертвы ради желаний мамы.

Мама, наверное, молча закурила, когда все началось. Флегматично посмотрела в окно, села за кухонный стол и сказала, что Тецуро следовало надеть гребанную шапку.

Куроо не видел ее так давно, что иногда начинало казаться, что не видел никогда вовсе. Что все годы - это иллюзия. Что никогда не существовало этого времени “до”, всегда была пустыня, пыль в воздухе и прочие прелести, вроде огромных чудовищ, похожих на насекомых. Всегда были Куроо, пистолет с семью патронами, рюкзак с набором юного выживальщика и вечный круг из магазинов у заправки и городов, которые не Токио и которые он обходил по широкой дуге, потому что времени у него навалом (вовсе не потому что большинство из них были разрушены настолько, что смотреть больно. Вовсе не потому что все люди в бункерах или давно мертвы). Планета - крошечный круг, который он может обойти за неделю, иначе он не может объяснить, почему все вокруг такое одинаково безжизненное, безысходное, тупиковое. Почему не кончается. Почему не начинается, и не имеет хотя бы кульминации. Какая-то тупая и скучная история, захлопнуть на второй главе и поставить на полку пылиться, пока не выдастся случай сбагрить какому-нибудь племяшке на день рождения и сказать, что там охрененная концовка, а через пару лет получить от другого дальнего родственника по почте с десятью звездочками в отзыве.

На самом деле, он и не может вернуться в Токио, если случайным образом не найдет не совсем развалившийся небольшой самолет с прилагающейся инструкцией по управлению. И картой, с маршрутом до Токио, потому что Куроо вообще не ебет, где находится, потому что учил химию, а не географию, считая, что можно и не учить карту Америки, когда у него есть навигатор в телефоне.

Ха-ха.

Телефон валяется на дне рюкзака, служа скорее напоминанием о том, как классно было им пользоваться, как классно было жить в двадцать первом веке и все такое. Супер. Восторг. Восемь звезд из десяти, снизил только за плохие, неправдоподобно пугающие изображения монстров. Ну никакой фантазии. Связь не работает, а батарейка села несколько лет назад.

Куроо странно упоминать “лет”, потому что время в этом мире “после” идет как-то ломано и криво. Каких лет? Прошла пара месяцев, а не семь чертовых лет. Счет времени как-то сбился после того, как он ушел из лаборатории, скорее всего тому виной то, что Куроо не живет больше по двадцати четырех часовому формату. Это вчерашний день, сегодня он говорит “привет” сумасшествию и апатии и отрешенности от каких-либо элементарных правил и законов. Да здравствует хаос!

Куроо исследует пыльный магазин и не находит ничего полезного, кроме нескольких зажигалок. Как и везде, где он был раньше, хоть начинай потрошить игрушки и жарить их внутренности. Или часть можно приготовить на пару? Куроо любил рыбу на пару, но уверен, что плюшевый наполнитель не обладает таким изысканным вкусом. К тому же, у него нет приправ, а это здорово меняет дело. В другой раз.

Куроо так и зависает в отделе с пустыми упаковками пластырей, заляпанными чужой кровью. Он хочет быть уверенным, что никто здесь не умер. А если умер, то не очень мучительно и в кругу друзей.

За пару лет выживания он многое переосмыслил (даже в мыслях он никак не мог назвать период “после” жизнью, потому что все, что он делал - тупо бегал, как будто застрял в рпг, в которую забыли добавить основной квест. Кенме никогда не хватало терпения заканчивать квесты, потому что он находил их невероятно скучными, и Тецуро не соглашался, пока не попал в этот бесконечный кошмар. Кенма всегда был прав, это дико скучно).

Спать не хочется от слова совсем. Не только сегодня, а вообще. Это такая глупая человеческая потребность – сон. Если бы Тецуро мог, он бы никогда не спал, продолжая идти по своему бессмысленному маршруту. Если кто-то спросит, он скажет, что это всего лишь желание извлечь выгоду и не тратить время впустую (будто он не тратит впустую все остальное время “суток”), но никто не спросит и не узнает, что на самом деле все куда прозаичнее.

Едва он залезал в спальный мешок, вместе с ним там на всю ночь устраивались кошмары. Кошмары о том, как кончаются патроны, когда Тецуро отстреливается от сумасшедшего огромного мужика, от бедняг, лишившихся рассудка, кошмары о том, как он умирает от голода, о том, как мелкого костлявого Козуме утаскивает в туман чудовище, потому что Кенма ненавидел бегать, о том, как сестра клеит ему пластырь на коленку, сама истекая кровью смертельной раны. Кошмары о всех его родных и друзьях, о том, как Токио снова накрывает взрывной волной, снова и снова, снова и снова. Каждую “ночь” Куроо тонет в этой темноте. Потому что его жизнь закончилась примерно семь лет назад - и все это лишь кошмар. Сейчас он прикроет глаза, а откроет их в больничной палате. Симпатичная медсестра, похожая на Тсукки из Карасуно, шокированно выронит из рук тряпку и побежит за врачом. Тот позовет маму и скажет, что последние семь лет Тецуро был в коме, потому что этот пиздец, конечно, не может быть реальностью.

Но он не открывает глаза и вздрагивает от каждого шороха. Сжимает в руке пистолет. Это бессмысленно, потому что он стреляет просто отвратительно, а руки дрожат, как у старого алкоголика. Но все равно чуточку спокойнее с этой иллюзией контроля.

Он беспокойно спит – скорее дремлет – и понятия не имеет, сколько прошло часов, но после того, как просыпается в пятый раз, решает, что достаточно. Куроо встает и еще раз оглядывает магазин. После он выходит и вдыхает свежий горелый воздух. Не так много, но гораздо лучше, чем внутри. Стоит написать жалобу о неработающем кондиционере.

Куроо не знает, куда он вообще идет. Интуитивно ищет других людей, которые могли бы помочь ему вернуться в Японию. Когда все только началось, всех ученых согнали в одну большую кучку и заставили напрячь извилины и решить созданную проблему. Как у них там дела Куроо не ебет, но очень надеется, что хорошо. Что сейчас он дойдет до ближайшего населенного пункта и обнаружит, что способ победить чудовищ найден. Что оттуда можно на ближайшем рейсе рвануть домой. Что мама встретит его в аэропорту с шапкой.

Но он выходит и идет по бесконечной дороге. Идет, надеясь, что однажды куда-нибудь придет.

Над головой сгущаются облака, но сейчас это стало нормальным климатом для Америки 2024. Почти что праздник, если на голову не сыпется ничего ядовитого. А если голову не пытается сожрать никто ядовитый, можно проводить спиритический сеанс по вызову родных и близких и накрывать праздничный стол, как на Рождество.

Куроо прихлопывает комара. В небе пролетает военный вертолет, спешащий в никуда. Его никто не встретит на посадочной полосе. Без таблички и сопровождающего они обязательно потеряются и заблудятся в Чикаго. Или где они.

Со стороны леса слышатся тяжелые шаги и хруст веток. Вряд ли это огромный добрый великан, который пришел, чтобы забрать Куроо в волшебную страну, где есть сладости и горячая вода. Бежать от твари некуда, и можно попытаться ее пристрелить, но Куроо предпочел бы сохранить свои патроны.

От твари можно спрятаться в лесу, но слишком высок риск наткнуться на другую тварь. Нужно было остаться в магазине. Или застрелиться.

Куроо лениво скользит взглядом по местности вокруг. Ничего. Это не конец, потому что твари достаточно неповоротливы. Если ему повезло, он сможет убежать. Если нет, то можно выстрелить твари в одну из ног и убежать. Куроо задолбался убегать.

Он поворачивается к твари. Серая кожа выглядит отвратительно, обтягивая мощные кости. Пасть раскрыта. Воняет хуже, чем от спортивной формы после матча.

Куроо делает шаг назад. И останавливается. Потому что слышит гребанный мотор. Гребанный мотор гребанного мотоцикла. Он всегда мечтал о мотоцикле.

Тварь тоже это слышит. Она неуклюже разворачивается на звук, и Куроо стоит бы воспользоваться этим шансом, удрать со всех ног и бежать, пока он не рухнет где-нибудь на дороге, потому что в двадцать шесть выживание противопоказано. Но Куроо стоит и завороженно пялится на приближающуюся точку. Точка превращается в парня на мотоцикле. И без шлема. Он проезжает между огромными ногами твари, оставляя ее пялится на поднявшийся песок, останавливается около охреневшего Куроо и ровно, едва на выдохе, говорит:

– Не хотите присоединиться?

Куроо быстро кивает и забирается на мотоцикл, обхватывая парня своими длинными руками. Сумка с теплыми вещами неудобно болтается где-то сбоку, но не бросать же. Парень газует и они улетают дальше по дороге.

Куроо и раньше катался на мотоциклах, но эти поездки запомнились ему более… Приятными. В них не было столько песка, столько скорости и возможности наебнуться, не было столько отчаяния. И болтающейся сбоку подушки, да. Но это было почти что романтично.

Они едут довольно недолго и останавливаются у знака “Вы въезжаете в какой-то там город. Добро пожаловать!”. Знак выглядит потрепанным, и оттого зловеще.

Куроо старается избегать городов по многим причинам. Во-первых, это люди. Они оказались довольно недружелюбными. Тецуро не знает, с чем это связано: с тем, что он находится в Соединенных Штатах, или с тем, почему он тут находится. Спросить как-то времени и возможности не находилось.

В-вторых, сами города. Просто больно смотреть на то, как рушатся тысячи лет работы. Как рушится цивилизация, как на глазах разрушается привычный мир, несмотря на то, что он уже давно разрушен.

– Спасибо, – говорит Куроо, слезая с мотоцикла.

– Не за что, – пожимает плечами мотоциклист. И только сейчас до Куроо доходит, что они говорят на японском. И что пацан, кажется, из отдела чистки.

Тецуро вообще-то не уверен, что это все не сон, потому что происходящее слишком абсурдно.

- Ты военный? — задает тупейший вопрос. Очевидно, что он военный. Но парень как-то… Смущается?

— Нет.

– Но ты в форме военных.

– О, всего лишь недоразумение, – морщится парень.

– Круто. Слушай, а ты не мог бы подбросить меня до Токио? Вы же на вертолетах и я…

– Извините, но я не могу, – он смягчается и звучит правда виновато. – У меня нет возможности.

Что?

Ха-ха, да ты шутишь, новая надежда? Или…

Лучше называть тебя “Империя наносит ответный удар”? Решили снова что-то делать? Попытаться снова? Нет. Нахрен.

– Я никуда не поеду, – говорит Куроо, отскакивая от мотоцикла. Парень вскидывает бровь.

– Хорошо. Как скажете.

Теперь очередь Куроо удивленно играть бровями.

– И ты не собираешься меня хватать?

– М. Вы не собираетесь на меня нападать?

– Нет, но…

– Замечательно. Тогда я тоже не собираюсь вас, мм, брать в плен? Вы это имели ввиду?

– Нет, я думаю, ты приехал запрячь меня пахать на Ассоциацию.

– К Вашей радости, вероятно, это не входит в мои обязанности, – кивает военный.

-- А че ты тут делаешь?

Военный, кажется, едва удерживается от того, чтобы закатить глаза.

– Я остановился спасти Вас от неминуемой гибели. Но еду в Вашингтон, если Вы это имели в виду.

– Ага! – радостно орет Тецуро. – Штаб Ассоциации в Вашингтоне! Это уловка. И гибель не была неминуемой!

Военный скептично смотрит на пистолет, все еще зажатый в руке Куроо. Тецуро внезапно смущается из-за этого взгляда.

– Кто ты?

– Старший лейтенант Акааши.

– Понятно, – говорит Куроо, хотя ему нихрена не понятно.

– Удачного путешествия.

Акааши закидывает ногу на мотоцикл, готовясь ехать дальше. Бурчит мотор.

Куроо взвешивает все за и против. Времени на это вообще нет, поэтому он кричит:

– А подбросишь до ближайшей заправки?

***

– Куроо Тецуро, – он ухмыляется, протягивая руку.

– Очень приятно, Куроо-сан, – Акааши аккуратно пожимает ему руку. Его пальцы холодные, и Куроо пробирает дрожь.

– Я тоже работал на Ассоциацию. В отделе противодействия на станции. После такой практики решил бросить высшее. Захотелось, знаешь, погулять, мир посмотреть. А это ерунда, всегда успею поступить, да?

Акааши даже не улыбается. Куроо, избалованный яркой реакцией на свое прекрасное чувство юмора и слишком по ней изголодавшийся, принимает этот удар как вызов.

– А почему ты один?

– Это секретная информация.

– У меня третий уровень доступа.

– Как хорошо, что эта информация для второго, – огрызается Акааши. Именно потому что ему не хочется говорить, Куроо еще больше хочет узнать. Он хочет цепляться за Акааши, стать его раздражающей тенью, назойливой мухой, каким-то образом избегающей смерти, потому что Акааши – первый человек, действительно спасший его. Не только от твари, но и от полного сумасшествия в одиночестве.

Он хочет что-то сказать, но рядом падает потолок, невежливо его перебивая.