«Я забыл, я монстр! Поднимите мне веки; 

Руки мои изломались в извечной борьбе. 

Я убил так просто, я убил человека… я убил человека в себе!»

(Cheshires – Монстр)

«Бежать? А какой в этом смысл? Он поймает меня, а дальше… лучше не думать как он отыграется. Тогда что? Я не согласен на такую сделку! Я выиграл и хочу свободы, а если я не могу ее получить, пусть хотя бы этот старик сполна заплатит за все свои грехи», – он молча сжимал рукоять ножа, размышляя над вариантами, что предложил Вальридер. Скрыться от демона было невозможно, оставалось лишь решить, какой вариант был более выгодным непосредственно для него самого: стать пищей и всю жизнь позволять ему помыкать собой, или же сбежать и тупо подставиться под удар. Но, с другой стороны, что будет с ним после убийства? «Да плевать!», – и вот он сделал первый шаг навстречу, касаясь острым лезвием сморщенной кожи на лице своей первой осознанной жертвы.

– Жаль, что ты слишком стар, – говорил мужчина с некоторым разочарованием в голосе, – я бы поохотился за тобой, послушал твои крики, пока жестоко избивал и уродовал твое смертное тельце. Интересно, скольких людей убили по твоему приказу, а скольких пытали?! – он замолк, и глубоко вдохнув, произнес, сладостно смакуя каждое слово, – Я бы позволил тебе прочувствовать всю их боль на своей собственной шкуре.

Он смотрел в его глаза и видел легкий лживый испуг. Майлз читал старика, словно открытую книгу. Перед ним не человек. Он не знал жалости ни тогда, ни сейчас, не чувствовал сожаления, ни за что не отступал от намеченной цели, шагая по головам, словно бездушная машина, и это поражало начинающего убийцу. Журналист вглядывался в мутные зрачки, улавливая что-то знакомое, жуткое, и в то же время притягательное. Руки все еще подрагивали, но в организм уже была послана огромная доза адреналина, и он чувствовал легкую эйфорию, буквально предвкушая скорую расправу.

– Klopf-klopf, lass mich rein, – начал медленно напевать себе под нос журналист, слегка царапая кожу острым ножом, – Lass mich dein Geheimnis sein.

Апшер остановился, заглядывая в полные непонимания глаза старого немца. Он все так же не видел и капли страха, и это начинало заводить его, подогревая и без того бурлящую в венах кровь. Майлз буквально чувствовал, как безумие окутывало его разум с каждой секундой все больше и больше.

– Ты не боишься меня… это хорошо. Ты ведь не знаешь, что мне пришлось пережить за это время, но ничего, я тебе покажу, – он склонился к самому уху и тихо прошептал, четко выговаривая каждое слово, – Я боролся, бежал, молил о пощаде, кричал, но ничего… НИЧЕГО, МАТЬ ЕГО, НЕ ПОМОГЛО!

 На устах репортера буквально расцвела безумная улыбка. Он наслаждался ситуацией, пытаясь взять от происходящего все, что только можно.

– Я так устал… устал бороться за свою жизнь. Почему я должен это терпеть? Кто сказал, что я не могу занять его место, – он задумчиво посмотрел на демона, что молчаливо парил в паре метров от них, с любопытством наблюдая за действиями человека, – Стать монстром.

Майлз отпрянул, безмолвно уставившись на старика в коляске. Он не был кровожадным… раньше, но теперь. В голове была целая куча идей, но был один фактор, что не давал их осуществить.

– Мне нужно, чтобы ты поддерживал в нем жизнь какое-то время. Сможешь? – закусив в предвкушении нижнюю губу, спросил Апшер, слегка обернувшись к Вальридеру.

Плеча коснулась холодная, почти осязаемая ладонь демона, и тихий знакомый голос произнес:

– Да.

Только сейчас доктор почувствовал страх перед своим врагом, ведь тот, кто долгое время поддерживал в нем жизнь, перешел на другую сторону. И судя по безумному взгляду журналиста, его ожидала долгая и мучительная смерть. Его радовал лишь тот факт, что из-за столь долгого существования на этом свете, его чувствительность почти полностью сошла на «нет».

А ведь он знавал людей подобных Апшеру… работа позволила познать их снаружи и изнутри. У таких нет границ. Их невозможно остановить. Они добьются цели, чего бы это ни стоило, пусть это лишь принесение своей жертве невыносимой боли. Вернике сам был таким, правда лишь отчасти, потому как не любил марать собственные руки, чужой кровью. Он вцепился в кресло и тихо начал что-то нашептывать.

– Молишься?! Хах, – Апшер ловко подкинул нож и со всей дури вонзил его в правое плечо, – Упс, какой я неловкий. А ведь я хотел промазать или…

Он мило улыбнулся и резко выдернул оружие, тут же с наслаждением слизав с острия кровь. Мужчина обошел его, остановившись за спиной, приоткрыл рот старика и крепко схватил его за язык.

– Ты обманул меня, а значит, тебя нужно наказать, – склонившись над стариком, сухо сказал репортер и одним движеньем отрезал ненужный, по его мнению, орган.

Немец слегка дернулся, закрыв глаза, пока изо рта медленно стекала алая, теплая кровь.

– Чувствуешь? Я – да! И это неописуемо! – Майлз втянул ноздрями аромат свежей крови, коснулся окровавленных губ, – О, да! Позволь мне узнать какой ты… под этой фальшивой маской.

Нож медленно скользнул по горлу, оставляя за собой кровавую полоску. На что старик даже не дрогнул, возможно, ожидая скоропостижной кончины.

 – О, нет. Еще рано! – он задумчиво окинул взглядом Вернике, – Я еще не наказал тебя за все проступки. Пожалуй, ты можешь считать меня «Новым Богом», если так угодно, и я пришел покарать тебя!

На лике репортера сияла устрашающая улыбка, пока он готовил подходящее наказание для непослушного раба. Руки все еще дрожали, ибо подсознание отказывалось верить в происходящее. Он еще оставался тем репортером, пусть лишь где-то в глубине истерзанной души. «Двуличный ублюдок! А, что если… снять эту надменную маску?! Каков он под ней?», – эта мысль никак не давала покоя Апшеру. Но с другой стороны в нем еще билось чувство жалости к своей жертве, мужчина прекрасно осознавал, что обратного пути уже не будет. Он боялся совершить еще большую ошибку, и в то же время, жаждал этого. Все пережитое оставило слишком четкий след в его душе и, тем более, разуме.

– Давай снимем эту ненужную маску!? – проговорил Апшер, обходя Вернике и останавливаясь прямо напротив него, все так же касаясь острием горла, – Я хочу увидеть, каков ты под ней.

Доктор непонимающе уставился на мужчину. В глазах журналиста отчетливо читался неприкрытый интерес и детское любопытство. Казалось, он и впрямь верил, что на старике надета некая личина, что скрывала что-то непредсказуемое, прекрасное и в то же время ужасное. Майлз коснулся старческой кожи на щеках, слегка оттянул ее и сделал первый надрез. Крови почти не было, даже выражение лица жертвы несущественно изменилось, но что-то щелкнуло внутри, словно некий переключатель. «Что я творю?», – он испуганно заозирался по сторонам, словно бы ждал поддержки. И получил ее. Демон осторожно обхватил его за плечи.

– Ну же! Сделай то, что задумал, – проговорил он шепотом, от которого по коже тут же пробежали мурашки и где-то внизу екнуло.

Губы дрогнули и в тот же миг скривились в безумной, довольной ухмылке. Ему льстило внимание демона, он, сам не понимая того, тянулся к его ласкам и одобрению. Журналист обернулся на голос и коснулся губ демона своими губами. Тело монстра вновь стало осязаемо, черты лица слегка изменились, уже более напоминая знакомого парня с фиолетовыми глазами, вместо которых сейчас зияла пустота, непроглядная тьма.

– Klopf-klopf, klopf-klopf, – шептал прямо в губы демон, прищурив глаза, с нескрываемым наслаждением подмечая, как реагирует на его голос тело репортера, – Klopf-klopf, lass mich rein, lass mich dein Geheimnis sein.

Журналист с обожанием смотрел на своего партнера, уже увереннее сжимая рукоять ножа. Текст этой песни, звучал из уст Вальридера, словно некая мантра: завораживая и пленяя. «Когда я стал зависим от него? Эта нездоровая тяга к его касаниям, словам, действиям. Даже тон его голоса заводит меня с пол оборота, а желание затуманивает разум», – он видел, как на лице демона появилась легкая улыбка. Монстр вновь читал его мысли и знал, чего мужчина жаждал больше всего. Одной рукой Вальридер обхватил его руку, направляя нож к жертве, а второй коснулся груди. Осторожно заскользил ниже, с каждым касанием обжигая кожу словно огнем. А Майлз лишь сильнее прижимался к нему, подаваясь навстречу опасным ласкам, словно бы мотылек, порхая прямо на огонь, такой красивый и смертельный. И вот, чужая рука крепко обхватывает пах, и с уст слетает сдавленный стон.

– Klopf-klopf, – прошептал мужчина в ответ, наслаждаясь опасной близостью, – lass mich rein, lass mich dein Geheimnis sein.

Довольный собой демон ухмыльнулся в ответ, и молча отступил назад, отпуская руку. Майлз, оборачиваясь к доктору, с нечитаемым выражением на лице продолжил начатое ранее: медленно оттянул дряблую кожу, отрезая ее тоненькими лоскутами, пока не срезал все. Старик, после проделанных манипуляций, и вовсе перестал шевелиться, словно бы и впрямь умер, но глаза его выдали легкими нервными подергиваниями. «О чем он думает сейчас? Что чувствует? Почему не пытается сопротивляться?», – думал Майлз, разглядывая новое окровавленное лицо доктора. Истинное оно или нет, ему уже глубоко плевать. Это еще не конец, он успеет поиздеваться над стариком, как когда-то истязали его.

Мужчина снова окинул жертву презрительным взглядом, накидывая варианты. Но в какой-то момент решил, что устал от подобной игры и потому выбрал из всех вариантов лишь один, но самый красочный.

– Знаешь, племена ацтеков считали, что если съешь сердце своего врага, то получишь его силу, – Майлз коснулся свободной рукой груди доктора, – Но они ошибались. Если вырвать из грудной клетки еще живого врага сердце, а после съесть его – можно забрать его душу. А сила этой души, способна дать демону полноценное физическое тело, пусть лишь на короткое время.

Впервые за все время, репортер увидел на лице Вернике хоть какие-то эмоции. Это был шок и неприкрытое удивление. Этот человек смог узнать о демоне за столь короткие сроки больше, нежели кучка ученых за многие годы. И теперь немец не чувствовал страха перед смертью, а лишь был разочарован, что не сможет своими глазами узреть это чудо.

– Хоть в чем-то, я обошел тебя! – заявил журналист и коснулся острием ножа, живота жертвы.

Больше он не сдерживал себя, резко вонзил оружие по самую рукоять, наблюдая за тем, как красиво струится с губ бордовая кровь, окрашивая одеяние доктора Вернике свежей, густой кровью.

– Завораживающе, – произнес журналист.

И вот он обхватил рукоять обеими руками и начал грубо вспарывать брюхо, ощущая как при каждом новом проникновении ножа, тело жертвы судорожно дергается. Он не боялся того, что человек умрет раньше положенного срока. Репортер чувствовал кожей чужой взгляд, слышал тихое и приятное дыхание и прекрасно знал, что сейчас ему принадлежит все оставшееся время старика. Власть, эйфория и сила окутали Майлза, захватывая в свои сети. И он отдался этим чувствам, упираясь острием о ребра и вынимая оружие из горячего нутра. Некоторые внутренности медленно вывалились наружу, навевая смутные, отвратительные воспоминания. «Ты… будешь страдать, как страдал я!», – пронеслось вихрем в голове Апшера, и он протолкнул правую руку вглубь чужого тела. Чувствуя, как приятно обволакивали его конечность теплые внутренности еще живой жертвы, он проникал все глубже и, наконец, коснулся сердца. Оно словно пташка пыталось выскользнуть из его стальных объятий на волю, но пальцы были сжаты так крепко, что это стало попросту невозможным.

Вернике смотрел в глаза монстру, что стоял перед ним, погрузив свою лапу по локоть в тело старика. Его взгляд такой пустой и холодный, словно бы душа и впрямь умерла и лишь горячие слезы, что быстрыми ручейками стекали по щекам, говорили об обратном. Но это длилось лишь пару секунд, перед тем как репортер вырвал сердце, торжествующе поднимая орган над головой. Еще один мимолетный взгляд, словно некое прощание, и мужчина с остервенением вгрызается в еще теплое сердце. Первый кусок еле прошел в глотку, а душа, казалось, в это мгновенье разрывалась на части, болела так, что Майлз еле сдерживался, чтобы не взвыть от боли. Еще укус, а после все тело свело жуткой судорогой, и мужчина упал на колени.

Руки начали медленно терять свой естественный цвет, а по венам мучительно медленно разливалась черная «кровь». «Я убил не его… я убил себя», – осознал лишь тогда репортер, но не почувствовал ничего кроме наслаждения и отголосков легкой боли, где-то глубоко внутри себя.

– Как по мне – это достойная плата, – сказал демон и склонился к журналисту, нежно обхватывая его плечи.

– Еще как!

Майлз поднял голову, встретившись с чужими фиолетовыми глазами. Этот взгляд заводил до умопомрачения, подталкивая мужчину к действиям. И он притянул к себе Вальридера, страстно прошептав тому прямо в губы:

– Теперь мы равны!

Они молча смотрели в глаза друг другу, и этот странный контакт уже порядком затягивался, а все потому, что демон заворожено наблюдал за тем, как меняется мужчина. Цвет его радужки окрасился в ярко желтый с отливом из белого золота по окантовке, а белки глаз затянуло черной пеленой. Они и впрямь стали похожи. Вальридер почувствовал это, когда остатки человеческой души сгорели, подобно углям в костре его нескрываемой ненависти, жажды убийства и отмщения. Мужчина стал подобен демону: человек потерявший душу, более не подвластный старению, болезням и даже самой смерти, а так же не способный чувствовать жалость и сострадание к своим жертвам. Совершенное в своем роде существо.

– Ты прекрасен! – восхищенно прошептал в ответ на сказанное ранее, Вальридер.

Демон получил то, о чем мечтал, и даже больше. Способность принимать телесную оболочку, пусть лишь на время, пусть лишь для удовлетворения простых плотских желаний и того, кто способен удовлетворить его нечеловеческие потребности: в сексе и еде. Он стал даже более важен для существа, ведь теперь человек подобен демону, а значит, его одиночество, будет, кому скрасить. В глазах Вальридера блестел азартный огонек. Он ждал дальнейших действий со стороны репортера. Чувствовал его желание своей кожей. Один читал другого, как открытую книгу и наоборот, демон ощущал все то, что чувствовал мужчина и наоборот, они стали в каком-то смысле связаны друг с другом и эту нить, казалось, более нельзя было разорвать.

Майлз осторожно поднялся с колен, отстраняя от себя парня, но лишь для того чтобы вновь приникнуть к горячему чужому телу, впиться в податливые губы и утонуть, лишь на миг, в омуте чужих глаз. Но спустя пару прекрасных мгновений, демон оттолкнул мужчину, грубо разворачивая его спиной к себе. Репортер оперся руками о кресло каталку для большей устойчивости и замер в предвкушении, пока партнер стаскивал с него ненужные вещи. И вот теплые, чужие руки коснулись его бедер, а томный, соблазнительный голос прошептал на ухо:

– Позволь мне взять тебя грубо!?

Молча, мужчина толкнулся бедрами навстречу приятным ласкам. Он ощутил, как горячая головка упирается в тугое колечко мышц и, в тот же миг, бесцеремонно проникает внутрь. Острая боль пронзила тело, и репортер издал протяжный стон, но не от боли, а от наслаждения, что с головой накрыло его, словно тайфун. Тело помнило подобные ласки, и не важно, было ли это в подсознании или же в извращенной реальности. Напряженный член заинтересованно дернулся, когда рука демона властно легла на него, напористо поглаживая и очерчивая каждую проступающую венку.

– Ну же! – нетерпеливо выпалил Апшер, насаживаясь до предела и ощущая при этом, как теплые струйки крови стекали по внутренней стороне бедер.

Демон гортанно прорычал в ответ, начиная медленно входить в податливое нутро. С каждым толчком напряжение лишь нарастало, а сознание обволакивал странный дурман. «Да, вот так!», – пронеслось в голове журналиста, когда Вальридер грубо схватил мужчину за волосы и в очередной раз вошел до упора. Он наслаждался этой грубостью, выгибаясь под напором монстра, и при этом не терял бдительности. И вот, на лике засияла довольная улыбка, когда спустя пару сладостных мгновений очертания рук стали стираться, превращаясь в легкую черную дымку. «Ну же, еще чуть-чуть…», – подумал Майлз, на что демон лишь сильнее толкнулся в горячее нутро, наконец, изливая свое семя. А через пару секунд и сам репортер несдержанно кончил на халат ненавистного доктора Вернике. «Вот оно», – улыбнувшись, понял репортер, стараясь сдержать легкую дрожь во всем теле.

Демон только и успел, что покинуть чужое тело, как репортер ловко обернулся и впился в его губы страстным, жадным поцелуем. И в тот же миг, что-то больно кольнуло в живот парнишке. От непривычной, человеческой боли Вальридер широко распахнул глаза, уставившись на Майлза. Пустые глаза безучастно смотрели на свою новую жертву, на того кто уже не имел над ним власти.

– Теперь мой черед, – прошептал прямо в приоткрытые губы репортер, еще глубже проникая рукой сквозь грудную клетку.

Он осторожно, почти ласково обхватил чужое сердце, медленно с каким-то садистским удовольствием сжимая орган. Сейчас простое человеческое лицо демона выражало столько красивых эмоций, что Апшер невольно залюбовался подобным зрелищем: страх, ужас, безысходность и под самый конец, некое блаженство мелькнуло в его глазах, а на устах появилась легкая улыбка.

– Давай, – чуть слышно прошептал парнишка, с вызовом глядя в глаза репортеру.

И мужчина послушно сжал рукой сердце, разрывая его, и неотрывно глядя в медленно затухающие пленительные фиолетовые глаза. Тело демона тут же потеряло очертания, обратившись в темную дымку и в то же мгновение, эта тьма проникла в тело Апшера, завершая начатое, завершая превращение.

– Вы сильно ошибались, доктор Вернике, – проговорил мужчина, свысока глядя на холодное тело его бывшего врага, – Он не стал бы совершенным, а вот я…

Он глубоко вдохнул, прислушиваясь к своему новому телу. Сила, что ранее была доступна лишь его злейшему врагу, что запер беззащитного репортера в его собственном подсознании, теперь стала принадлежать лишь ему одному. Но самым приятным бонусом для него стала безграничная свобода. «Эта цена… была ли она оправдана?», – подумал журналист, натягивая вещи обратно на себя. Но в этот раз вопрос остался без ответа, а мужчина тихо побрел по пустому коридору, улыбаясь.

– Была, – ответил он сам себе, наслаждаясь тишиной.

Пустые коридоры расстилались перед ним, словно выстраивая дорогу в новую жизнь с неограниченными возможностями. Но он и не думал о будущем. Журналист просто брел вперед, натыкаясь то на изувеченные трупы, то на еще живых солдат, что пытались безуспешно оказать ему сопротивление. Все они были изничтожены, разорваны на части и для этого журналист не приложил и толики усилий. Теперь убийства были столь обыденны и скучны, что не приносили ничего кроме тоски и всепоглощающей пустоты. Хотя, было еще что-то, что никак не давало Апшеру покоя: после каждого убийства, внутри него что-то словно бы пробуждалось, противно шевелилось, но никак не показывалось на свет.

И вот он зашел в кабину лифта, прислонившись к задней стенке и закрыв глаза, постарался прогнать оставшиеся мысли прочь, пытаясь сосредоточиться на чем-то конкретном. Выходило плохо. Воспоминания минувших дней мелькали в его голове с бешеной скоростью, сменяя друг друга в хаотичном порядке. Но даже так он успел ухватиться за одно, самое яркое, что запомнил из своего детства. Улыбка вновь озарила бледный лик репортера, ведь теперь появилась некая цель, больше схожая с глупым желанием ребенка, впрочем, не смотря на это, Апшер хотел ее воплотить в жизнь.

Наконец, лифт прибыл. Мужчина осторожно отворил решетки и не успел сделать и шаг, как раздался чей-то крик. В нескольких метрах от входа странный мужчина в черном классическом костюме напал на второго, одетого в больничную робу.

– УМРИ же уже, блядь, – проорал он и вонзил нож в живот блондина.

Пациент клиники быстро отступил назад но, так и не удержавшись на ногах, упал на пол, плотно прижимая руку к кровоточащей ране. А нападавший все никак не унимался, вовсе не замечая случайного свидетеля и явно намереваясь убить своего оппонента, снова кинулся на перепуганного мужчину.

– Никто не узнает. Никто… – грубо толкнув блондина в плечо, он вновь занес нож.

Майлз ощутил, как внутри закипала ярость и злость. Ситуация чем-то напоминала его собственную, и оттого, он еще больше хотел разорвать обидчика. Тело стремительно потеряло очертания, являя этому миру нового демона. Он в считанные секунды преодолел расстояние до жертвы и плотно обхватив его хрупкое тельце, поднял того над землей.

– Ах! Что за… Уф. О боже, как оно выбралось… – и в следующий миг его крики были прерваны, а куски тела упали рядом с дрожащим, сбитым с толку и неимоверно напуганным пациентом.

Апшер медленно опустился рядом со своим новым «другом», принимая изначальную форму. Он неотрывно следил за реакцией на свое появление, за хаотичной сменой эмоций на лице от полнейшего шока и ужаса, до некой благодарности за свое спасение.

– Меня зовут Майлз. Майлз Апшер, если быть более точным, – прервал он затянувшееся молчание.

– Апшер? – мужчина удивленно распахнул глаза, – Репортер Майлз Апшер? – все никак не унимался пациент, уже скорее восхищенно разглядывая своего спасителя с ног до головы.

– Мы знакомы? – подобная реакция вызвала невольный интерес к новой персоне.

– Д-да, ну то есть… я вам написал письмо! Я Вейлон Парк, программист работающий, ну точнее работавший в Маунт Мэссив. Как только они узнали о моем предательстве, то тут же списали со счетов, направив на лечение в своей же клинике, – он замолк и смущенно отвел взгляд, казалось, осознав только сейчас, что своим письмом принес кучу проблем и не только себе.

«Хм… интересный человек. Чувствует себя виновным в том, что со мной произошло? Глупец! Но, мне это нравится. Пожалуй, он станет частью моей семьи», – подумал Майлз и мило улыбнувшись, протянул руку мужчине. Вейлон чуть опешил, никак не решаясь, стоит ли принимать помощь, от мало знакомого человека, что обладал поистине ужасающей способностью.

– Не волнуйся, я не враг тебе, – он постарался, состроить максимально участливую физиономию, еще более добродушно улыбнувшись, – Я приехал сюда на машине. Если ты не против, мы могли бы уехать вместе и еще, твоя рана… думаю, я смогу помочь.

Не смотря на весьма отталкивающую новую внешность, слова репортера прозвучали для Парка весьма убедительно и даже смогли успокоить. Преисполненный уверенности, он ухватился свободной рукой за протянутую руку и с трудом поднялся с пола. Слегка пошатываясь и опершись о любезно предоставленное плечо, мужчина отправился вместе с журналистом к припаркованному у самых ворот автомобилю. На самом же деле Вейлон просто не мог спросить о том, что произошло с его спасителем: толи от того, что боялся разозлить мужчину, толи оттого, что ощущал свою причастность ко всему произошедшему с репортером. В любом случае этот вопрос мог подождать, а вот спасение его жизни и шанс вернуться к любимой жене и детям живым, сейчас имели куда больший вес.

Все это время, Апшер спокойно читал его мысли. Он понимал, что покорность и податливость временны, и узнай мужчина, что ему не удастся вернуться к супруге, он тут же взбрыкнет и попытается сбежать. Но даже такой расклад не пугал журналиста, ведь он ждал этого момента, предвкушая как будет ломать и без того изрядно сломленную жертву. «Тебе не повезло, малыш. Я не Вальридер и не упущу тебя, как и не позволю себя убить. Ты станешь моей личной игрушкой», – улыбнувшись собственным мыслям, Майлз приоткрыл заднюю дверь, осторожно усаживая пассажира, чтобы тот лишний раз не потревожил ранение.

– А теперь, прошу, убери руку, мне нужно снять больничную одежду, дабы осмотреть твою рану, – спокойным голосом произнес репортер, расстегивая молнию на больничном комбинезоне.

Вейлон поморщившись, убрал руку, открывая кровоточащую рану на обозрение своему спасителю. Стоило репортеру стащить верх, как кожу обожгло холодным утренним воздухом и, стараясь не показывать собственной слабости, программист закусил губу, тем самым понадеявшись унять накатившую дрожь. «Дрожишь? Тебе холодно? Ничего, думаю «это» тебя согреет», – улыбнулся уголками губ Майлз и склонился к порезу. Тут же рану неприятно защипало, а теплый язык мазнул по порезу, очерчивая контур, а после осторожно проник внутрь. Со стороны подобное выглядело настолько пошло и странно, что опешивший Парк лишь открывал и закрывал рот, не в силах что-либо сказать. Ситуация казалась настолько абсурдной, что просто не подлежала пониманию. Но самое странное, что после того как мужчина проник в ноющую рану, кровотечение стихло, а со временем и вовсе сошло на «нет», как и неприятная боль. «Да что, черт возьми, происходит?», – первый вопрос, что пришел в голову программиста спустя какое-то время.

– Тебе стало лучше? – наконец, оторвавшись от зализывания раны, проговорил репортер, похотливо облизав окровавленные губы.

«Какая вкусная у него кровь… такая сладкая. Хм? Не можешь оторвать от меня взгляда? А как же супруга?!», – насмешливо подумал Апшер, глядя в затуманенные глаза своего протеже. Подобная игра завораживала обоих, и журналист не смел останавливаться. Склонившись к ногам мужчины, он коснулся травмированной голени, нежно почти невесомо касаясь раны, он вновь буквально залечил ее. «Я позволю тебе почувствовать себя в безопасности, дам ощутить мою силу и разрешу укрыться за своей спиной, а после уничтожу все, что у тебя осталось: любимую жену и обожаемых детей. Ты станешь моим!», – он сохранял хладнокровие, стараясь не показать своих истинных намерений, и продолжал начатое ранее. Осторожно, чтобы не спугнуть, репортер, наконец, стаскивает форму, подмечая прекрасное тело незадачливого программиста. Коснулся губами коленей, ласково выцеловывая дорожку к паху и, подмечая краем сознания, как живо реагировало тело мужчины на подобные ласки.

– Ты прекрасен! – срываясь на полушепот, говорил Апшер, неотрывно глядя в глаза своего партнера.

Он коснулся щеки программиста, а после медленно скользнул к паху. Еще раз заглянув в затуманенные глаза, мужчина поцеловал головку члена, и тут же прошелся вдоль ствола горячим языком. Больше не глядя на свою жертву, Апшер смело заглотил твердеющий орган, начиная ловко ласкать головку, проворным язычком, и с каждым разом заглатывая все глубже, принося неописуемые ощущения. Но именно нарастающее возбуждение и вывело Вейлона из затянувшегося ступора.

– С-стой! Что ты делаешь?! – мужчина попытался оттолкнуть журналиста, но почему-то руки предательски ослабли, – Не… ахн.

Он задрожал всем телом от накатившего вмиг наслаждения, и чтобы хоть как-то удержаться, схватился за плечи своего партнера. «Еще чуть-чуть», – вихрем пронеслась мысль в голове. Но долгожданная разрядка так и не накрыла программиста, стертая оглушительным криком. Майлз упал на землю, крепко обхватив руками голову, и надрывисто закричал, что было сил.

– УБЕЙ!

– РАЗОРВИ ЕГО!

– ЗАСТАВЬ СТРАДАТЬ!

Кричали в разнобой голоса в голове журналиста, словно и вовсе пытаясь разорвать ее изнутри. Жажда крови била через край, затмевая все чувства и эмоции. Он ощущал тонкий аромат крови в воздухе и привкус металла на языке и пересохших вмиг губах, это словно наваждение окутало мужчину, подобно терпкому вину.

– Кто вы, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?! – закричал Майлз, мотая головой из стороны в сторону, словно пытаясь прогнать их из своего подсознания.

Перепуганный состоянием своего спасителя Вейлон попытался помочь, опустившись рядом и прижав того к своей груди. Но, не смотря на это и жалкие попытки поговорить с беднягой, тот не откликался и лишь продолжал кричать, задавая один и тот же вопрос. Казалось, что это длилось целую вечность, и даже сам программист почувствовал страх, что ощущал Апшер. А после, в один миг, все прекратилось. Журналист умолк, и в то же мгновенье грубо оттолкнул от себя Парка.

– Ха? Ты пытался помочь мне?! – с неприкрытым сарказмом, спросил Майлз, – Это безумие! И вырваться из этого замкнутого круга, можно лишь умерев. Он знал… ведь раньше, он тоже был человеком. И как, я сразу не заметил этого. Мы отличаемся лишь тем, что у меня есть собственное тело, что сделало меня лучше, свободнее. Но…

Репортер замолк, а внутри него словно щелкнул некий переключатель. Парк увидел в глазах мужчины невиданную доселе жестокость, от которой пробрало все нутро, и он тут же дернулся в сторону, попытавшись сбежать. Но было уже поздно. Его грубо толкнули грудью на капот, выворачивая руки так, чтобы он не смог оказать сопротивления.

– Они все надрывисто кричат внутри меня… разрывают на части и просят убить, – Майлз всем телом навалился на обнаженную спину, еще плотнее прижимая к холодному капоту сопротивляющуюся жертву, – Но ты – это я. И потому, я оставлю тебя в живых, позволю жить рядом со мной. Отныне, ты будешь звать меня своим хозяином!

Он ловко расстегнул ширинку, достал напряженный до предела член и коснулся головкой дрожащих ягодиц. Страх, что испытывал всеми фибрами души программист в данный момент завораживал и будоражил кровь. И не сдержавшись, Майлз со всей силы вцепился зубами в шею, срывая с губ жалобный крик. Это его своеобразная метка, теперь человек принадлежал лишь ему. А после, мужчина любезно зализал рану, и еще раз окинув взглядом подтянутое тело, обхватил одной рукой его шею, а второй притянул таз мужчины ближе к себе. Набрав побольше слюны, репортер сплюнул ее на свою ладонь и тщательно смазал ею член, а после резко и без промедления вошел внутрь. Вейлон дернулся, захрипел не в силах даже закричать. Боль была неописуемой, как для одного, так и для другого. Но для Майлза она ни значила ровным счетом ничего, после всего, что было ранее.

– Расслабься, так будет легче принять его в себя! – грубым, почти приказным тоном сказал журналист и чуть сильнее сжал руку.

Но сам он и не планировал дать хоть шанс на передышку, начав грубо толкаться внутрь, ощущая, как разрывает партнера изнутри, чувствуя тонкий аромат теплой, свежей крови в воздухе, буквально сводящий с ума. «Да! Еще, дай мне больше!», – только об этом и мог мыслить Майлз, выводя свое наслаждение на новый уровень. С каждым новым толчком, давление стенок кишечника ослабевало, боль стихала и не только у него. Рука стальной хваткой обвивала шею, полностью лишив жертву кислорода, но от этого его чувства лишь усилились. Парк уже не сопротивлялся, а бездумно подмахивал бедрами, стараясь попасть в такт рваным движениям, царапал капот и ломал ногти, пока его не накрыла долгожданная разрядка. Ошеломительная, до искр в глазах и судорог во всем теле, а после мужчину накрыла черная пелена. Апшер кончил следом, наконец-то выпуская жертву, дабы и вправду не задушить беднягу.

– Мой, – облизав губы, хриплым голосом сказал репортер, а после осторожно переместил мужчину на заднее сиденье своего джипа.

***

Очнулся Вейлон, ощущая легкую усталость и боль. Все мышцы затекли от долгого сидения на неудобном офисном стуле в неизвестном доселе кабинете. Он осмотрелся по сторонам, подметив старенький компьютер, проводной телефон и кучу других покрывшихся слоем пыли вещей. «Где я?», – возник насущный вопрос в его голове.

– Дома, – донесся из темного коридора до боли знакомый голос.

И вот, из тени вышел Майлз, горделиво прошествовал до стола и замер, ожидая новых вопросов. Но их не было, как и криков или же попыток сбежать. «Почему же он не пытается спастись?», – поначалу задумался репортер, но в тот же миг нашел на него ответ.

– Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы я их не тронул, – тихо проговорил Апшер, заглядывая в мокрые от накативших слез глаза, – На часах уже шесть, и мы хотим поиграть с тобой.

– Д-доброе утро, – мужчина судорожно сглотнул подкативший к горлу ком, а после, вспомнив о своей семье, произнес, – хозяин! Поиграй со мной!

На устах монстра, что стоял напротив программиста, засияла довольная улыбка. Он обернулся назад, как бы безмолвно приглашая кого-то войти, и тут же в комнату с жутким скрипом вошло несколько огромных аниматроников, жутко изуродованных временем и явно доработанных самим Майлзом. Огромные морды напичканные рядами острых зубов, массивные тела испещренные дырами через которые можно было разглядеть части окровавленных человеческих тел.

– Нравится? – скалясь, спросил Апшер и, не дожидаясь ответа на свой вопрос, махнул рукой кому-то из этих монстров, – У меня есть подарок для тебя!

Первые расступились, пропуская двух огромных медведей, что отличались лишь цветом. Они медленно подошли ближе, позволяя разглядеть себя. Когда программист увидел тех, кто был внутри, казалось, его сердце остановилось, а земля и вовсе разверзлась под ногами. Такие маленькие и безумно хрупкие тела его собственных сыновей, изувеченные до неузнаваемости, были помещены в этих ужасных монстров. И вот, не успел он отойти от шока, как один из сыновей положил на стол прямо перед ним голову его супруги. Ужасная гримаса боли и отчаяния застыла на ее лице, окончательно разрушая последнюю надежду, что еще теплилась где-то внутри. В комнате повисло странное молчание.

– Хозяин, – Вейлон зло сверкнул глазами, глядя прямо на бездушного демона, – однажды я УБЬЮ вас!

– Ахаха, безумец! – он склонился над столешницей, притянув мужчину к себе, и нежно коснулся его губ своими, – Это невозможно.