аксиома

Если бы Юнги задали глупый вопрос о том, что такое любовь, то он без сомнения начал бы описывать Хоби. Он начал бы рассказывать о его милой привычке издавать звуки, пока тот что-то делает, о том, как он смеётся, как улыбается, как произносит его имя, как сонно ворчит о том, что не хочет вставать. Мин начал бы описывать его привычки в еде, как идеально тот обнимается, как прекрасно они подходят друг другу в росте, чтобы тот подходил, обвивал его талию сзади и укладывал голову на его макушку, когда Юнги готовит. Он начал бы говорить о его стиле, любви к дурацким мемам и страсти к танцам. Парень бы описывал то, как Хосок утыкается носом в его шею перед сном, как медленно целует его лицо, когда тёмные мысли слишком громко кричат в голове старшего.

Он бы просто начал описывать Чон Хосока с головы до пят, от таких явных черт его характера до чего-то более тонкого, что известно ему одному. Мин Юнги стал бы описывать его всего, потому что в его жизненных координатах Чон Хосок — сама любовь.

      Но Юнги никогда бы не описал их историю тривиальными фразами «с первого взгляда», «до последнего мига» и так далее, потому что эта ваниль про фильмы, а они живут в реальном мире, где всё далеко не так радужно. Их история началась не с ненависти, но с глубокого непонимания друг друга. Для Хоби Мин был слишком серьёзным, грубоватым и отталкивающим, а для старшего Хосок был слишком ярким, громким и слегка чересчур.

      Так что до любви с первого взгляда им далеко.

      Только вот несмотря ни на что Хосок ворвался в его жизнь как ураган, снёс многое на своём пути, отчего Мин, поначалу, жутко недовольным был, лишь со временем осознав — парень оставил всё нужное, дорогое, а то, что много лет жизнь отравляло пусть и не выкинул, но откинул далеко назад. Чон был как свежий воздух, которого Юнги так отчаянно не хватало. Он был подобно первому дождю после долгой засухи.

      Чон Хосока не зря называют солнцем.

***

      Иногда бывает, что всё самое тёмное, живущее глубоко в сознании, выбирается на поверхность, даёт знать о себе, окрашивая всё вокруг Юнги в серо-чёрный. Иногда так бывает, даже несмотря на таблетки, которые он пьёт точно по назначению врача, на терапию и минимальное осознание, что всё не так уж и плохо в этой жизни. Даже несмотря на всю борьбу, которую Мин уже не первый месяц ведёт против депрессии, бывают дни, когда его сил так мало, а всё это так сильнó.

      Столько времени спустя он, конечно, уже знает лучше, что делать. Ему не так страшно, ему не кажется, что сейчас, в эти минуты слабости, всё, чего он добился обнулиться, что всё вернётся к прежнему состоянию. Конечно, контролировать свои мысли ему не под силу, но он точно знает, что он может контролировать свою реакцию. Мин может это делать, ведь теперь понимает, что не всё это правда, столько вещей в его голове — лживые мысли его депрессии.

      Но иногда это тоже не помогает. Иногда эти сомнения добираются до самого сокровенного. До того, что никому трогать нельзя. До того, что на плаву держит его бóльшую часть времени. До Хосока.

      Даже несколько лет спустя их отношений, ему кажется, что это счастье, которое он делит с Чоном напополам, украдено, что в любой момент его заберут, сказав с ухмылкой на губах: «Ты правда думал, что заслуживаешь такого хорошего человека? Ты правда думал, что в твоём тёмном и вечно холодном мире появится что-то, что может согреть и привнести света?». Этот страх парализует, забирается в каждую унцию его тела.

      Хосок давно сказал, что в такие моменты Юнги должен ему звонить, потому что ему не будет трудно сказать о том, как сильно он его любит, как ничто и никто не сможет заменить его. Хоби вовсе не тяжело описать то, почему он любит старшего, рассказать о тех сторонах, которые Мин просто не видит в себе, слишком сосредотачиваясь на плохом.

      Однако в такие дни это нелегко, потому что в мыслях ядовито крутится то, что младшему уже это надоело, что тот лишь жалеет его, что боится бросить его, потому что не хочет брать ответственность на себя на тот случай, если Юнги не справится с разбитым сердцем. В такие дни он ходит туда-сюда, смотрит на телефон, а после не решается взять его в руки. Он не может работать, думать, чувствовать что-то, кроме растущей паники.

      Голову разрывают мысли. А если он уйдёт? А если он устанет? А если он тебя не любит? А если что-то случится? А если он нашёл кого-то другого? И эти «если» возникают в его голове снова и снова, набирая всё более и более мрачный оттенок. И зачастую с каждым разом становясь всё менее и менее реалистичными.

      Юнги понимает, что это всё неправда, потому что у них был разговор об этом много раз, особенно в самом начале, когда страхи старшего почти разрушили только начинающиеся отношения, потому что его уверенность в собственной недостойности счастья могла сравниться огромным комом, который катился на них обоих с невероятной скоростью. Юнги понимал, что если бы что-то поменялось, то Хоби сказал бы. Они решают все проблемы разговорами, а не самоуничтожительными мыслями. Юнги понимал, что ему нужно позвонить любимому, пробормотать что-то о том, что всё не так хорошо, чтобы просто услышать родное: «Хён, сегодня нелегко, да?»

      Наверное поэтому Мин уже около десяти минут напряжённо смотрит на свой мобильник, игнорируя сообщения из общего чата с друзьями, глупые приколы, которые кидает Чонгук, пока находится на паре, звонки с каких-то непонятных номеров. Сейчас ему не до этого. У него в голове идёт бойня.

      Хосок звонит первым. Телефон вибрирует и на экране высвечивается знакомый контакт с общей фотографией, отчего на секунду у него дыхание перехватывает.

      «Возьмивозьмивозьми», — на повторе у него в голове. Юнги колеблется.

***

      Чон Хосок знал, что всё не будет радужно в их отношениях. Их жизнь не кино, тут не может быть всё хорошо с самого начала, без какой-либо работы и чего-то такого. А ещё он знал, что у Юнги есть проблемы, хотя, у кого их нет. Он понимал, что иногда будет легче, иногда труднее, иногда надо будет быть поддержкой для своего парня чуть больше, чем в другие дни. Его это не пугало. Совсем нет.

      Да, это нелёгкий путь, со своими кочками и преградами, но уже в самом начале ему стало понятно, что он готов бороться до последнего. Ему стало это ясно в тот момент, когда Юнги стал более свободным, когда тот начал сам делать первые шаги и говорить «люблю» тысячью различными способами. Это были и завтрак в постель, тихая ругань под нос о том, что младший заболеет, если продолжит одеваться не по погоде. Это были и массажи после долгих тренировок, чтобы помочь расслабить напряжённые мышцы, и вечера, когда Мин красил ему ногти перед выступлением, и заверения перед сном о том, что у него всё получится. Это были дни, когда Юнги дарил ему самые лучшие объятия, потому что его неуверенность просачивалась через поры, заставляя его физически страдать. Это были все те разы, когда старший был рядом, пусть и не говоря громких слов, но доказывая всё делом.

      Поэтому Хосок понимал, что каждый не самый лучший день будет стоить тех сил, которые они вкладывают, чтобы сделать его лучше.

Всегда будет стоить.

      У него правда была сумасшедшая тренировка. Они с Чимином провели последние два часа, без остановки отрабатывая их сольный номер для соревнований, которые совсем скоро должны состояться. Он правда устал, поэтому всё, что ему сейчас хотелось — душ, а ещё услышать голос родного человека. Эта мысль сопровождала его весь путь до дома, пока Хоби старательно тащился по улицам Сеула, на которые медленно опускался вечер.

      Возможно, он даже соврал, когда сказал, что душ и Юнги — всё, что ему сейчас нужно. Возможно, от вкусного ужина он бы тоже не отказался.

      Только их квартира встретила их темнотой, сквозняком — видимо, кто-то из них забыл закрыть окно на кухне — и непривычной тишиной. Даже Холли и Микки не пришли его встретить, хотя им это прощается, потому что они крайне мило спали рядом на кровати своих пап, греясь друг об друга. Сердце Чона просто не могло вынести настолько милой картины, которую он обязательно покажет — несколько фотографий уже были в его галерее — Мину, когда тот придёт домой.

      Хосок садится на пол около кровати, лениво поглаживает собак и набирает знакомый номер. Он ждёт. И ждёт. Подозрительно большое количество гудков прежде чем его парень снимает трубку.

      — Да, Хоба? — слышится на том конце провода.

      Ему больше и не нужно. Этот тон и долгий ответ тут же становятся понятны. Потому что в этом тоне столько сомнений и боли, столько страха и тревоги, что Чон физически чувствует, как его сердце сжимается. Потому что он прекрасно знает, что в такие дни Юнги борется сам собой намного сильнее, чем обычно, что в такие дни его голова — место страшное, что в такие дни ему просто хочется оказаться где-то рядом с Хосоком, но при этом он не может об этом попросить, слишком сражённый страхами.

      — Хён, — с нежностью произносит Хоби, прикрывая глаза. Он физически чувствует боль. — Приезжай домой. Твоя надежда хочет самых лучших объятий от самого лучшего мужчины.

      Чон слышит то, как вздыхает старший, может увидеть то, как он поджимает губы, как то и дело открывает и закрывает глаза, чтобы прогнать из них влагу. Ему очень хочется посильнее обнять его прямо в эту секунду, но он понимает, что будет более полезным, если останется ждать его дома.

      — Хорошо, Хоба, — спустя пару секунд говорит Мин, а после кладёт трубку. Ему самому этого более чем достаточно.

      Хосок собирается с силами. Он встаёт с пола и идёт в душ, чтобы смыть с себя пот, некоторую усталость и лишние эмоции. Они разберутся с этим как всегда вместе, как всегда в том темпе, который будет удобен для них обоих. Они сделают это как всегда. Но каждый раз ему страшно. Каждый раз ему страшно, что в этот раз ядовитые мысли в голове его парня будут намного сильнее, что внутри него что-то сломается, что они не смогут это сделать. Чон боится, что в какой-то момент уже не сможет помочь Юнги победить их, что вот так и потеряет его.

      Ему хочется ударить самого себя. Они смогут это сделать. Да, возможно, им понадобится несколько дней, много объятий и разговоров о том, о чём уже далеко не один раз они говорили, но они сделают это.

      После душа у Хосока есть порядком двадцати минут перед приездом Юнги с работы, поэтому он спокойно кормит собак, мысленно делая пометку, чтобы потом они вместе сходили с ними прогуляться, ставит чайник и смотрит есть ли что-то в холодильнике из еды. Сегодня он не даст Мину готовить, что бы тот не говорил. Он заказывает доставку из ближайшего ресторанчика, включает какое-то шоу на телевизоре, чтобы оно тихо играло на фоне и гладит их собак, которые пришли за папой в гостиную.

      «Всё будет в порядке», — убеждает себя Хоби.

***

      Юнги наклоняет голову к стенке лифта, прикрывает глаза и устало вздыхает. Этот день полностью выжал его, а мысли, терзавшие его всю дорогу до дома, высосали последние силы, поэтому сейчас ему просто хочется завалиться куда-то и уснуть на ближайшее десятилетие. Ему хочется крепко обнять своего парня, уткнуться тому в шею, вдохнуть знакомый аромат, а после погрузиться в сон, где его никто не будет трогать. Ему хочется завтра разобраться со всем комком ненужных, глупых эмоций. Его психотерапевт не оценил бы его инвалидирующее самого себя поведение, но сейчас Мину так всё равно.

      Квартира встречает его тихим шумом телевизора, запахом еды и топотом лапок по паркету, когда их собаки встречают его в коридоре, радостно виляя хвостами. Юнги слабо улыбается, гладит их, а после направляется в гостиную. Хосок стоит около дивана, улыбается уголками губ, а после вытягивает руки, приглашая старшего в объятия.

      Кто такой Мин Юнги, чтобы отказываться от объятий своего парня?

      — Я поймал тебя, хён, — на ухо шепчет Хоби и оставляет поцелуй на виске. — Всё в порядке. Что бы там не было в мыслях, это неправда. Я тут, я рядом, я никуда не собираюсь уходить.

      Юнги тает в руках парня. Он опускает голову на плечо, вдыхает поглубже, стараясь заполнить каждый сантиметр своего организма Чон Хосоком, тем самым выгоняя всё самое ядовитое из себя. Он позволяет себе немного расслабиться, потому что голос его любимого звучит так близко и сладко, потому что Мин знает, что всё, что ему говорят — правда.

      Он позволяет себе быть немного сломанным, немного не в порядке. Он позволяет себе дать волю стольким эмоциями и тихо всхлипнуть, не боясь осуждения. Он позволяет себе показать то, что никто раньше не видел.

      — Давай, любовь моя, отпусти это, — продолжает Хосок. — Я слышу все твои мысли отсюда.

      И старший это делает. Он всхлипывает, крепче обнимает своего парня и плачет. Тихо-тихо. Выплёскивает всё, шепча неразборчиво о том, что ему очень-очень страшно потерять Чона, что это опять пробралось в его сознание, что он так и не смог набрать его первым. А Хоби ждёт, гладит того по спине и шепчет разные вещи, убеждая того в обратном.

      — Я так сильно люблю тебя, — произносит младший, когда Мин чуточку успокаивается.

      — Спасибо, — шепчет в ответ Юнги.

      А в этом «спасибо» столько несказанных слов. И благодарность, что полюбил, что нашел лучшее в нём, что показал хорошие стороны, что не бросил, когда было по-настоящему хреново. В этом «спасибо» у него миллион «люблю» на разных языках, но с одинаковой искренностью. Мин знает — с ним нелегко, но Хосок всё ещё тут. Почему? Потому что любит.

      — Я тоже люблю тебя, — несколько секунд спустя добавляет старший, а Хосок лишь крепче к себе того прижимает.

      Мин Юнги любит Чон Хосока. Чон Хосок любит Мин Юнги. Это аксиома этого мира. Это константа их жизней. Они были, есть и будут друг у друга.