неотвратимая аксиома

всё чаще тебе кажется, что раньше ты таким изломанным не был. неведомым образом огонь вырывается из ада, сжигая небо; правда, нёбо от ядерного пламени в той же степени пострадало. круг в нескольких важных точках замыкается, не избежав скандала.


чернота на изнанке души не молчит, не поёт рапсодии, а — душит. ты на атомный взрыв, геноцид, и город буквально кричит тебе в уши, но слышно почему-то только неразборчивый шёпот боттичелли. вдох, трещина, спад. иглы в барабанных перепонках. хохот виолончели.


ты — генезис в обратной последовательности, вспышка раненой сверхновой. тебе, разумеется, дозволительно чувствовать себя хреново, потому что, как показывает практика, в звёздной бездне христа нет. не переживай, серёж, нас всех обязательно когда-нибудь не станет.


и тогда, подумай, не всё ли равно, в каком из смыслов ты будешь предан? ты, конечно, можешь поспорить и назвать это лихорадочным бредом, однако суть не изменится: по достоевскому мы твари и погань... знаешь, бог вряд ли даже таким откровенным признанием будет растроган.


ты выжидающе смотришь на боттичелли в надежде услышать хоть что-то. венера рождается готовой ждать тебя вечность за тем поворотом, где существует опасность случайно угодить в водоворот или суводь. «любовь заставляет страдать, а дружба успокаивает боль». но не всю ведь.


до твоего спасения пять тысяч четыреста двадцать один километр. или световой год — с какой стороны поглядеть и какой использовать спектр. там отсутствуют всякие гарантии жизни, поэтому зря не надейся — это как кинуть монету в море и уехать на последнем рейсе.


однажды сердце потребует перемен — неотвратимая аксиома. одиночество учит ощущению катастрофы. тебе же знакомо? слово „вместе” сейчас означает не то, что должно было в самом начале. серёжа, птицы зимой на родину не возвращаются, как бы ни скучали.


зато волки зиму лучше переживают. верь, что и он смог выжить. впрочем, нет никакого основания утверждать истину ближе: тебе снится уличный шум, борьба горельефов и отдалённые всплески... достоевский был прав.


а теперь вспомнить бы ещё,

кто такой достоевский.