— «Любовь в этом мире — насилие. Особенно, если она невзаимная», — в голове звучал тихий голос Чжун Ли, в памяти мелькал его строгий взгляд. — «Ты же понимаешь, что умрешь такими темпами? Прошу тебя, одумайся и избавься от этого», — да, он понимал, пытался переварить и ночами выкашливал.
Тарталья обнял коричневого медвежонка, пытаясь отвлечь себя мыслями о Снежной и семье. Но даже там, мельком, среди гущи гостей, распивающих водку на очередном празднике, появлялась она. С чудесными светлыми волосами, счастливой улыбкой и в праздничном одеянии. Тарталья пытался вышвырнуть её имя, схватиться за что-то ещё, но она становилась ближе, как ночной кошмар, от которого не убежать.
Стук в дверь вырвал парня из рассуждений. Боль, рвущая когтями грудь и сердце, отступила. Он приподнялся с кровати, судорожно спрятав медвежонка под одеяло. Холодный, неприступный, весёлый.
— Да? — Тарталья прочистил горло и наспех поправил взъерошенные за момент пробуждения волосы; он приоткрыл дверь, встречаясь взглядом с ней — девушкой, что сжала его тело в цепких лапах. — Люмин… — пробуя на вкус и пытаясь пригубить снова, пробормотал парень. — Ты чего так рано? Соскучилась? — он издал тихий смешок в надежде, что скроет красные от двухчасового сна глаза.
Она смотрела серьёзно, вглядываясь в полутьму комнаты своими желтоватыми глазами. Тарталья перекрыл ей вход и, остановившись на пороге, прикрыл дверь. Она не должна видеть окровавленные салфетки, ножницы и стебли, валяющиеся по углам комнаты. Ей — на вид хрупкой девушке — это ни к чему. Для него показать это — куда большая слабость, чем любовь.
— Уже два часа дня. Я подумала, может, ты заболел, — девушка наклонила голову, слабо улыбаясь своей самой очаровательной и волшебной улыбкой так, что у Тартальи почти сводило зубы от её приторности — настолько хотелось оставить поцелуй на этих губах. — Ты какой-то бледный, точно всё хорошо?
Он кивнул. Ложь цеплялась за язык, разрасталась по венам и колола в области живота. Ложь ради неё. Ни капли любви в сторону Люмин. Только ложь.
— Позавтракаем? — парень улыбнулся в ответ. — Только дай мне время, чтобы престать перед тобой в своём наилучшем виде.
Люмин кивнула. Тарталья вернулся в комнату и щёлкнул замком, покрываясь мурашками. Её улыбка отпечаталась на сердце клеймом, стучала в висках и не давала думать ни о чём другом. Парень шумно выдохнул и прошёл к окну, раздвигая шторы. Свет проник в комнату незамедлительно, проходясь по темным углам со страшными тайнами. Тарталья взял небольшой мешок и принялся скидывать туда последствия ночи. Салфетки, полотенца, которые не кинешь в стирку, иначе она увидит, остатки нераскрывшихся бутонов. Скоро судьба перестанет его жалеть, и он знал, что этот момент настанет в ближайшем времени.
Парень присел на кровать, завязывая шнурок мешка. Он сглотнул. Комната приняла божеский вид, но нахождение здесь давило со всех сторон, словно вот-вот по телу снова пройдётся череда коликов, и начнут прорываться цветы. Тарталья, умывшись и переодевшись, вышел из комнаты и спустился вниз. Он позволил Люмин пожить у него, выделил самую лучшую спальню и настоятельно попросил возвращаться в любой момент, в любое время суток тогда, когда она пожелает. Тогда парень не знал, какие цепкие когти бывают у любви.
— Чем это так вкусно пахнет? — Тарталья прошёл на свободную кухню и направился к плите, прикрывая глаза. — Ты пожарила Паймон? Чудесный выбор, знал, что ты гений кулинарии.
— Эй! Я вообще-то здесь! — летающая помощница скрестила руки на груди и обиженно отвернулась.
Девушка засмеялась и отрицательно покачала головой, поднимая взгляд на парня.
— Это мондштадтские оладушки и солнечная рыба, — Люмин улыбнулась, и Тарталья вновь растаял, молясь всем божествам мира, чтобы она никогда не переставала радовать его этим чудом света.
Парню казалось, что в ней нет изъянов: она идеально готовила, рассказывала удивительные истории, умела поддержать и выслушать, могла дать совет и обнять в сложной ситуации. Тарталья тонул в ней, словно не умел плавать. Люмин для него — водоворот во время шторма. Затягивала и не отпускала.
— Погуляем после завтрака? — он помогал ей разложить еду по тарелкам.
— Сегодня никак, — девушка виновато опустила взгляд и села за стол, начиная есть. — Мне прислали письмо. Жителям нужна моя помощь, да и недалеко хиличурлы разбили лагерь.
Тарталья тяжело выдохнул. Она никогда не отказывалась от поручений, словно явление в этот мир — предназначение. Если не Люмин, то кто тогда… Парень разозлился, но виду не подал. Да много кто мог помочь, но на эту девушку свалили почти все проблемы мира, словно мешая в поисках брата. Он стал есть.
— Мм… Это превосходно! Просто чудесно, — Тарталья улыбнулся. — А после… Твоих дел… Мы сможем прогуляться?
Люмин отрицательно покачала головой. Тарталья не удивился: она уже неделю отказывала ему в прогулках, ночных посиделках с книгами и совместном ужине, ссылаясь на неотложные дела в Ли Юэ. Он грустно ухмыльнулся и, доев, скинул посуду в раковину до лучших времен. Тарталья взял плащ и накинул его на плечи.
— Я в город, — кинул он с улыбкой, уходя.
Тарталья бродил по красочному Ли Юэ в поисках сувенирной или ювелирной лавки. Повсюду кричали продавцы, повара звали парня на пробу блюда, старушки просили купить носки и шарфы. Он огляделся и прошёл сквозь толпу, читая вывески над магазинчиками. Животные, одежда, книги. Тарталья вздохнул и прищурился. Ювелирные украшения. Он быстрым шагом направился туда, проверяя, на месте ли кошелёк. Парень подошёл к прилавку и попросил показать ему самые изысканные ожерелья. Не факт, что денег хватит, но он готовился дать что-то в залог.
— Себе или даме сердца? — женщина лет сорока открыла несколько коробок с украшениями, улыбаясь.
— Даме сердца, — слабая улыбка накрыла его губы, но в глазах не было ни капельки радости. — Сколько стоит… Вот это — с цветком?
Женщина взглянула на ожерелье и достала тетрадку с ценами. Она полистала её и подняла взгляд.
— Двести тысяч моры, но Вам могу скинуть пятьдесят тысяч.
Тарталья открыл кошелёк, порывшись в деньгах. Женщина упаковала ожерелье в подарочную пленку и завязала небольшой бант сверху. Парень кивнул ей и положил кошелёк на прилавок.
— Берите все. Спасибо, — он улыбнулся.
В груди неприятно кольнуло, щёки покраснели, дышать становилось труднее с каждым шагом. Тарталья плелся к дому. По его расчётам, Люмин уже ушла, поэтому он мог позволить себе с головой окунуться в омут боли.
Он медленно прошёл в тихий дом и прикрыл глаза, прижимаясь к входной двери спиной. Тишина рвала изнутри. По телу пробежали мурашками, и Тарталья направился к лестнице, чтобы справиться с накатившим приступом в комнате. Парень тяжело дышал, хватался за перила и стены, чувствовал, как его разрывает. Он свалился на пол и медленно дополз до комнаты, прошёл и закрылся на замок. Тарталья отложил коробку с ожерельем на стол и, схватившись за стул, чтобы подняться, повалил его на себя. Он промычал что-то несвязное и скинул плащ.
Цветы царапали кожу, впивались колючками и терзали. Парень провёл по животу ногтями, расчёсывая его до красноты и сдерживая крик. Он сжался, боль нарастала.
— Ты жертвуешь слишком многим ради неё, подумай над этим и реши, как будет лучше, — Чжун Ли снова заговорил в голове, призраком мерещась возле тумбочки с салфетками и полотенцами. — Однажды ты сам доведёшь себя, и процесс будет невозможно обратить, — но он любил её, сколько бы раз ни твердил сердцу заткнуться, не получалось.
Тарталья прикусил руку, простонав от боли в районе спины. Он перевернулся на живот и ударился лбом о пол, расчёсывая кожу на плечах до крови. Стебли прорывались вместе с бутонами, прорастали почти везде, где только возможно. Парень тяжело задышал, пытаясь подняться на дрожащих руках. Он не хотел, чтобы Люмин по возвращении застала эту картину, но сил сдвинуться с места не хватало. Он издал рык, чувствуя, как один из бутонов комом встал в горле. Парень кое-как оперся на локти и, прижав одну руку к шее, пытался выкашляться.
Окровавленный бутон упал на пол, Тарталья опустился на него, как на подушку. Он корячился, пытался расчесать всё своё тело. Парень сжимал в руках стебли, желая выдернуть их. Желание полюбить взаимно слезами билось в сердце, кровью обливалось в глазах. Он промычал и зажмурился, царапая ногтями пол. Тарталья перевернулся на бок, выкашливая мелкие распустившиеся бутоны.
— Чёртова… — следом за бутонами струйками вытекала кровь выцарапанного горла. — Чёртова любовь… — он промычал.
Сердце больно кольнуло. Тарталья простонал и вскрикнул, пытаясь пальцами пробраться сквозь колючие бутоны. Он хрипло выдохнул и закрыл глаза, откинув голову. Цветки полезли изо рта. Парень никогда в жизни не хотел, чтобы Люмин видела его в таком виде. Он желал умереть где-то в кустах или получить взаимную любовь. Но, увы, любовь оказалось невзаимной, как и говорил Чжун Ли. Тарталья просто вовремя не остановился.