— Лада, там в колодце кто-то есть! — крикнул братишка, подбежав к ней и дернув за юбку. Лада обреченно вздохнула и покачала головой; она штопала рубаху и не хотела отвлекаться.
— Лада, ну Лада! — канючил Добрыня, увиваясь рядом и будто нарочно отвлекая. — Пойдем вместе посмотрим, а то мне одному страшно! Ну идем же!..
Она шикнула сердито, цокнула. Хотела кулаком пригрозить, да руки были заняты, вот Ладе и приходилось на него хмуриться. Но такого малец не понимал.
— Лягушки там, наверное, живут, — сказала Лада то, что думала, — и нечего разглядывать, а то еще свалишься!
— Нет, там что-то другое, я слышал! — заупрямился брат, не по-детски насупившись. Обиженно — что ему не верили и считали за неразумного ребенка. — Оно ухает и бьется как будто. А помнишь, бабка Ведамира рассказывала, что там ведьму когда-то топили?
— Глупости все это, никаких ведьм тут быть не может, у нас церковь — видел, какая высокая? И купола золоченые, — отрезала Лада значительно. — Не может быть тут никакой нечисти, байки это. А ты дурак, если в них веришь.
Добрыня все не унимался и сильно надоедал ей этим мельтешением, поэтому Лада, тяжело вздохнув, отложила ненадолго работу, подошла к углу, выхватила метлу и протянула ее брату:
— На вот, лучше помоги мне подмести, — попросила Лада, решив его силы куда-нибудь в мирное русло направить. Обычно брат работы не чурался, вот и сейчас схватился за метлу, которая была чуть выше его ростом, и стал усердно елозить ей по полу, выметая сор.
— А все-таки ты, Лада, глупая баба, — пробурчал он себе под нос. — Ничего не понимаешь.
— Что ты сказал? — вспыхнула она, подскочив. — Ух, я тебе!
Взметнув облако пыли, брат побежал подметать в сени, только бы под горячую руку ей не попадаться. Лада не стала за ним бежать, довольная тем, что Добрыню не только прогнала, но и к полезному делу пристроила. Иголку в батькину рубаху она вонзала почти сердито, никак не могла успокоиться.
Но, как ни странно, вскоре Лада об этом забыла. Мелкие стычки с братом постоянно случались, поэтому она выбросила из головы. Потом ей говорили соседи, что видели Добрыню возле проклятого колодца, но тот, кажется, не был в опасности — он просто кидал камни вниз, пока его не погнали прочь. У Лады было слишком много дел, чтобы не думать о том, чем занимается ее надоедливый братец.
Пока он не пропал.
Осознание пришло не сразу, потому что днем все были заняты, а к вечеру Добрыня не вернулся, и родители переполошились. Сначала Лада не верила, что с братом и правда что-то случилось, но ему вечно приходили странные идеи в голову — в прошлый раз он попытался сбежать с другим мальчишкой из деревни на войну… правда, нашлись они в ближайшем же леске.
Пришлось рассказать про колодец. Отец даже не стал ругаться на Ладу, хотя она сжалась в комок, боясь, что ее ударят, только бросился туда опрометью. Мать едва поспевала за ним, подобрав юбку на бегу. Было уже темно, однако кто-то из соседей заметил огни, потянулись люди… И все вместе они стали обшаривать место вокруг колодца.
Лада стояла чуть поодаль, звала брата, но никто не откликался. Ей было холодно, и она обнимала себя руками, но как будто боялась уходить, пока не узнает хоть что-то… и все равно поиски их оказались бессмысленными. Они не нашли ничего — и никого, кто слышал бы что-то о Добрыне.
Ни на этот день, ни в последующие.
Иногда Лада плакала, ругая себя. Нужно было пойти с братом, посмотреть на колодец и убедить его, что в нем не заточена никакая ведьма. Это было так просто, но она предпочла заниматься своими делами и не обращать внимания. Однако Лада успокаивала себя тем, что в колодце не нашли тела — мужчины занялись этим, они искали по дну, вытащили чье-то старое ведро, однако там определенно не было Добрыни. Быть может, в этот раз он все же убежал из дома — и что с ним случилось…
Лада думала о нем все время. Она бросалась к двери, слыша стук, надеясь, что брат вернулся. Иногда ей казалось, что она сходит с ума, и Лада слышала, как за спиной у нее шепчутся люди. Она старалась найти себя в работе, просто заниматься чем-то, чтобы это заслоняло все ее мысли.
В тот день она полоскала одежду в реке — почти спустя год с того дня, как пропал ее брат.
— Извините, — позвал ее кто-то. — Вы ведь Лада?
Лада испуганно обернулась. Обычно, если с тобой заговаривает вежливый мужчина, это настораживает. И даже может быть опасным.
За спиной ее стоял юноша — он был одет в какую-то старую, однако опрятную одежду, волосы завязывал в растрепавшийся хвост; при себе у него был меч, и Лада невольно напряглась. Но посмотрела в лицо ему и невольно задумалась — не видела ли где? Острые скулы, нос прямой, а глаза сияют молодой зеленью… Лада поглядела в воду речную и поняла: у нее глаза те же. Такие же точно. Юноша стоял, чего-то ожидая, не отваживаясь ни слова вымолвить, только глядел на нее, как побитая собака.
— Я не… ты?.. — Лада задохнулась. — Добрыня?
Она не верила, однако же рассказывали про чудеса разные, и сердце ее радостно забилось. И хотя напоминало все жуткий сон, словно она не заметила, как пролетели года, а она постарела, будто она и правда с ума сошла… Но Любава схватилась за горящие щеки — те были гладкие, обычные, и она знала, что прошло всего одно лето с того горького дня…
Брат кивнул — совсем незнакомо, по-взрослому. Да он и был теперь взрослым — едва ли не старше ее. Несмело Лада шагнула навстречу, но не отваживалась коснуться.
— Но как же ты… как такое возможно?
— Главное — что я вернулся, не так ли? — сказал он, и голос его дрогнул. — Я жив, сестра, вот и все.
Она не выдержала, бросилась, повисла на шее, обнимая. Добрыня был почти что чужой, но Лада в отчаянии цеплялась за его плечи, прижимая к себе, как будто неведомая сила могла снова их разлучить. В голове ее не укладывалось произошедшее, и Лада дрожала, как при сильной лихорадке, а Добрыня несмело поглаживал ее по спине, как если бы отвык от человеческих прикосновений.
— Но что… что было на дне колодца? — спросила она вдруг, чуть отстранившись.
Он дернулся; тень пробежала по его лицу. Больше не мальчишка — мужчина, испытанный болью.
— Навь, — коротко сказал Добрыня. И невольно коснулся клинка у себя на поясе.
И больше Лада его об этом не спрашивала.