Чашка третья

Даларан — город магов, но они, пришедшие с разных уголков Азерота, принесли с собой и привычку праздновать Тыквовин. Небо, кое-где затянутое облаками, не могло испортить им настроения. Тем более, что оно не угрожало дождём.

Маги пили и танцевали. Обсуждали последние новости и сочиняли новые сплетни. Пахло выпечкой и карамелью, а веселье было таким беззаботным, словно настал долгожданный мир. Люди, эльфы, гномы — все, как один, тянулись к глотку радости, за который их никто не осудит. На улицах, казалось, некуда и пресловутой тыковке, даже маленькой, некуда было упасть.

Джайна не понимала: и как им с Кейлеком удалось протолкнуться на площадь? Возможно, перед ними расступались, а возможно и она сама не окончательно распрощалась со свойственной ей в юности ловкостью. В конце-концов они замерли возле одной из торговых палаток на краю площади, чтобы свежим взглядом окинуть знакомое место.

Конечно же, там танцевали. И музыка гремела так, что Кейлеку пришлось повысить голос, чтобы Джайна, которую он обнимал, услышала.

— Этот танец так прост!

— Да, — согласилась Джайна, проводив взглядом одну из кружащихся пар. 

Человек и эльфийка. Следом за ними ещё двое, люди, легко и беззаботно, кое-как попадая в такт. В отличие от строгих светских танцев, этот не содержал ни единого движения, требующего тренировки. 

— Но я бы не сказала, что это прямо-таки танец. Они просто пляшут, — кто и как может. Как повелит им душа.

— Ты права, — после минутной задумчивости согласится и Кейлек.

Помолчали. Музыка была всё такой же громкой, но Джайне казалось, что они стоят в тишине. И нет никого, кроме возлюбленного, и нет ничего, кроме тепла его рук, а всё, что она видит — морок, наваждение, может быть, фантазия, но не больше. А реальна только её любовь.

Джайна подняла взгляд на лицо Калесгоса. У неё — широкая нежная улыбка, а у него — задумчиво сведённые брови и лишь слегка приподнятые уголки губ.

— Мы можем присоединиться.

— Что?.. — Джайна готова была разделить радость магов, наблюдая за ними со стороны, но не вливаясь в буйное море праздника.

Удивление явно смутило Кейлека, но он не отступился.

— Не можем?

У Джайны возникло вдруг ощущение, что Калесгос когда-то успел украсть у неё лукавый взгляд.

— Можем. Но зачем?

Ответом было лишь выражение его глаз: лёгкая укоризна. Волшебница хотела отшутиться, но теперь увидела, насколько Кейлек серьёзен. Юлить? Недостойно и подло. Но и откровенной быть получилось только после тяжёлого вздоха.

— Не хочу. Мне кажется, что это будет... — она с лёгким стыдом отвела взгляд. — неподобающим. Время не мирное, и... Мне уже не шестнадцать.

— Джайна, — мягко произнёс он, указывая на площадь. — Ты их осуждаешь?

Стоило присмотреться к пёстрой толпе, и стало вполне очевидным, что в парах кружат далеко не только юные маги. Некоторые лица испещрили морщины, а причёски украсила седина. Сколько бы ни было лет серьёзным мужам, цепляющимся за уходящую юность девам или откровенным старичкам, они всё равно умели праздновать так, словно нет никаких в мире забот, а им в лучшем случае — двадцать.

— Пойдём, — Калегос настойчиво протянул руку.

И все аргументы против, особенно разумные, испарились. Невинной просьбе любимого отказать очень трудно, особенно, когда он просит дважды. Джайна приняла приглашение, данное без вежливого поклона. Всё просто.

И танцы просты.

Кейлек вывел её на край площади, и оттуда они должны были влиться в общий поток пар, кружащих вокруг центра кольцами.

Всё оказалось лёгким и быстрым. Джайна и Кейлек встали друг к другу лицом, она положила руку ему на плечо и почувствовала ладонь на своей талии. Так странно. Сколько раз он это делал, но сейчас момент был... особенным.

Калесгос замешкался лишь на секунду. А Джайна подсказала ему:

— Веди.

Шаг, другой, поворот...

И потом она забыла, что не хотела идти. Ноги помнили, что им делать и как не опуститься на чужой сапог, а рука держала другую особенно нежно. Объятия не были плотными, но между сердцами колкими искрами проскакивала любовь. Только Джайна не понимала: это разрядка? Или же резонанс?

Шаг, другой, поворот...

Она чувствовала, что как музыка заполняет слух, так её душу — очарование чудесным моментом. Самым желанным в мире партнёром.

Ещё один поворот, плавный, как движение осеннего листика по водной глади.

— Скажи, а ты когда последний раз танцевал? — Джайна подняла на Калесгоса взгляд. Как раз вовремя, чтобы увидеть вдруг пробудившуюся в нём лёгкую грусть.

— Я... Я не помню.

Он, должно быть, подумал сейчас про Анвину. Она навсегда в его сердце, и за это невозможно винить, но сейчас Джайна хотела быть единовластной хозяйкой внимания синего дракона, а потому усложнила танец. Выхватила инициативу, словно лакомый кусочек из рук. Сама отстранилась затем, чтобы, будто бы взяв разгон, вернуться к Кейлеку и закружиться с ним чуть быстрей. Музыка не была против: после размеренных четвертей резво полетела фраза, в основном, из восьмушек.

Калесгос о грусти забыл. Он подстроился и посмотрел удивленно.

— Кажется, ты меня просила вести, — говорил, а не действовал. — Более того, кажется, так принято в вашей культуре.

Вежливый. Понимающий. Тактичный. Иногда чересчур...

Джайна прижалась, насколько танец позволил и прошептала на ухо:

— Так забери у меня это право.

Музыка явно ускорилась. Джайна собиралась поспешить вслед за ней, но...

— Ты про это?

Кейлек замедлился и удержал волшебницу рядом с собой. И та не стала противиться. Ей оставалось лишь улыбнуться.

— Именно так.

Она вспомнила вдруг другой праздник, отделённый чередой бытовых горестей и настоящих трагедий. Плотная, как золото, стена между той жизнью и этой вдруг растворилась, или, вернее, сквозь неё словно пробили портал, так же искусно, как с месяц назад сделал Кейлек, и через это маленькое окошко Джайна ощущала свои юность и счастье.

Она смотрела в глаза возлюбленному. Он улыбался, держал, не давая ей снова набрать темп. Держал крепко, властно, за талию.

Сложен он был не как паладин королевских кровей, но все-таки твёрд рукой и силен волей. Джайна впервые задумалась о том, что Калесгос прекрасен лицом, невероятен в своей истинной ипостаси... но каково его полуэльфийское тело?

— Всё в порядке? — вдруг спросил Кейлек, задержав взгляд на её лице.

Джайна только после вопроса почувствовала жар на своих щеках. И смутилась ещё сильней.

— Да. Всё хорошо, — поспешила заверить она.

А потом все инструменты неожиданно смолкли, чтобы начать то, к чему не смогли перейти плавно. Музыка поменялась, но не потребовала более замысловатых движений, ритмичных, монотонных, тех, что стирают мир, воздвигая счастье для тех двоих, что кружатся в танце.

По Кейлеку не было видно, чтобы его хоть как-то коснулась усталость, и Джайна, словно позабыв, сколько ей лет, как много у неё бед и забот, захотела полностью раствориться в моменте.

Или же в том, кто кроме неё существовал здесь и сейчас. Отдаться ему... им обоим.

Этот танец и сам по себе был более медленным. Краем глаза Джайна заметила, как люди в парах смелее жмутся друг к другу. Все помнили негласные правила, и никто не преступал черту, оставляя близость абсолютно невинной. Так же могли обниматься и брат с сестрой.

Но... одной взрослой волшебнице оказалось вдруг этого мало.

Она приблизилась так, что одежды её и партнёра касались, а чужое дыхание щекотало висок. Кейлек напрягся, движения стали скованными, но всё же его руки всё плотнее охватывали её спину. Джайна почувствовала, что пора. Что танца теперь не получится без разбитой о холод страсти. Она посмотрела в глаза, снизу вверх, очень проникновенно:

— Может... пойдём?

— Как хочешь.

Калесгос вывел её из танца так же, как ввёл в него — за руку, галантно, легко. Джайна крепко стиснула его ладонь, увлекая подальше от площади. Она знала, как всё объяснить:

— С моего балкона будет отличный вид на фейерверки.

Кейлек молчал.

Уже было темно настолько, насколько позволяли фонарики, прогоняющие мрак мягким светом. Из-за них небо казалось синим, но то была тёмная густая краска, на которой скоро расцветут искры.

Толпа не исчезла. Джайна тянула Калесгоса за руку, видимо, лишь волшебством маневрируя между гуляющими магами. Она торопилась, чувствуя прилив сил и опасаясь растерять пыл.

Они опять прошли быстро. Казалось, что гораздо дольше они возились с ключом, а потом — поднимались на второй этаж по мелким ступенькам.

— Джайна, кто за нами гонится? — шутливо уточнил Кейлек.

Отвечать не потребовалось. Едва она толкнула дверь на балкон, как раздались первые свист и грохот.

Никто не думал, что у них так мало времени, но то оказалось к лучшему. Калесгос вышел без лишних слов. Они оба встали поближе к перилам, обогнув маленький столик, за которым Джайна любила пить чай в те ночи, когда её душу терзали кошмары.

Часть города загораживали чужие крыши, но и на свободное от них полотно приходилось заоблачно много искр. А в том, как разноцветные отблески пляшут на черепице и в окнах есть своя, особенная красота.

Можно было сказать это вслух. Но зачем?

До балкона доносились отголоски музыки вперемешку с эхом от маленьких взрывов, несущих праздник, а не разрушение.

Джайна все ещё держала Кейлека за руку. Они стояли так близко, что касались друг друга плечом. Долго стояли.

Ничего особенного. Но волшебницу уже бросило в жар. А когда возлюбленный взглянул на неё с улыбкой, мир качнулся, и Джайна сильней прислонилась к Калесгосу. Он мягко развернул её лицом к себе, как только в ночи растаяли последние искры. Пальцами приподнял подбородок. Оставалось лишь прикрыть глаза и потянуться к его губам, а ещё — обнять, за шею, чувствуя волосы под своими ладонями.

Поцелуй был долгим и сладким. Конечно, хотелось ещё. Джайна порывисто выдохнула, а он мягко провел по шее, потом поднял руку, запустив её в волосы.

Она этого и ждала, верно? Для этого и привела в место, которое сейчас зовёт домом.

Джайна сделала их объятия тесней. Снова поцеловала, в этот раз значительно глубже и крепко стиснула пальцы. Калесгос вздрогнул, но не отстранился.

Разомкнула объятия она. В упавшем на их балкон полумраке не было видно её румянца, но Кейлек всё равно задержал на ней внимательный взгляд. Тот угадывался. И смущал, хоть и не останавливал. Джайна тронула шнурки на рубашке Калесгоса, а он тихонечко усмехнулся.

— А если я не хочу?

Джайна опять заглянула в его глаза, в которых отражался свет далёких фонарей, но не смогла понять, что в них. Вряд ли всё же отвращение или испуг. Нет, вряд ли.Она привстала на носочки и маняще шепнула.

— Сделаю так, что захочешь.

Но этого мало, правда? Джайна прикусила ухо, ладонь скользнула по телу Калесгоса, за кромку плаща к бедру. Сбоку. Вперёд... Кейлек задержал руку не в слишком удобный момент. Джайна чувствовала, что он снова напрягся.

— А если я всё-таки не захочу? — сдавленно выдохнув, спросил он всё же спокойно, практически холодно.

Посмотрел всё так же неясно, с настроением скрытым отчасти темнотой, отчасти — усилием воли. Вот теперь Джайна почувствовала ледяной душ, а не яркое пламя страсти. Не хочет.

Едва не захлебнувштсь стыдом, она отступила от Калесгоса на широкий шаг. Опустила взгляд в пол, расчерченный плитами в клеточку. Теперь её щёки обжигало совсем не смущение, а нечто более тёмное, оставляющее раздрай в душе, а на губах — горечь.

Но не успело с них слететь простое «прости» или грубое «уходи тогда!», как Калесгос позвал её.

— Джайна, постой! — он поймал её за руку.

И вместо смутных эмоций — очевидное беспокойство. Джайна подняла взгляд.

— Прости, что я так пошутил. Вернись ко мне.

Она вернулась, хоть и была уверена, что момент упущен. А потом вдруг оказалась у Кейлека на руках. Он держал её, а она ощутила, как он всё же силён. И надёжен.

Любим, и весьма горячо.

— Прощаю, — заверила Джайна. — Только, пожалуйста, отпусти!

Вместо этого — покружил. И когда всё же поставил, мир покачнулся не фигурально. А единственной опорой был он. И в этот раз Кейлек дал расслабить шнуровку, а потом — и потянуть за верёвку плаща. Но когда к пуговицам её праздничного наряда потянулся он, Джайна вспомнила, как много доступно взглядам любопытных прохожих.

Целуя, она подтолкнула Калесгоса к двери. Он позволил и это, но оба совсем забыли о столике, который преграждал им дорогу. Кейлек резко остановился. Раздались грохот и звон...

Джайна только сейчас вспомнила, что оставила здесь прошлой ночью.

Они разбили третью чашку.