Тэхён переживал. Он мог врать многим в своей жизни, но редко мог врать себе. Или Чонгуку. Как бы ему не хотелось сделать вид, что всё в порядке, что ничего не происходит, что всё как обычно, у него не получалось. Ким знал Гука также хорошо, как и себя, и сказать, что что-то не так — труда не составило. Слишком большие паузы в переписках, выпадение из реальности, всё более и более уставший вид. Ким знал эти признаки не понаслышке, сам прошёл через них. И проблема была не в том, чтобы заметить их у Чона, а в том, чтобы признаться себе в этом.
Долгие годы Чонгук был главной поддержкой Тэ, его безопасным местом, тем, к кому ты идёшь, когда всё становится настолько плохо, что дышать уже не хочется. Для него Чон всегда был опорой, той самой стеной, за которой не страшно, безопасно и уютно в какой-то мере. Но сейчас этот стоический образ медленно рушился, рассыпался на мелкие кусочки, показывая ту часть его парня, которая всегда была спрятана от Тэхёна. И он не знал, что делать дальше с этим.
Ким лечить не умел — это стезя Чонгука, он в этом мастер. Он сам едва ли мог справиться с тем, что происходит в его собственной голове, лишь совсем недавно найдя путь к стабильности, о которой так много раз говорил со своим психотерапевтом. И смотреть за тем, как в любимых глазах появляется та же пропасть, откуда он только начать выбираться, в разы больнее, потому что Тэ хочется наивно кричать о том, что Чон этого не заслуживает, что у того должно быть всё хорошо, что последний, кто должен страдать — Гук. Его Гук, который всегда был добрым — слишком для этого жестокого мира — вежливым, воспитанным. Слишком хорошим для того, чтобы быть реальным человеком. Только вот он давно уяснил, что миру, вселенной, судьбе или кому-то там глубоко насрать на то, чего хочет Ким.
***
Они сидели на берегу реки Нактонган, любовались видом вечернего Пусана, разделяя приятную тишину между ними. Солнце уже полностью скрылось за горизонтом, на улице и в домах стали включаться фонари, отражение которых на водной глади казалось звездами на ночном небосводе. Никто из них не знал, сколько точно прошло времени, но сейчас их, кажется, это вовсе не волновало. Этот вечер для них двоих был спасением, сейчас можно забыть обо всём, что ждёт их дома, когда те вернутся туда. Сейчас можно притвориться, что всё в порядке, что ничего не происходит, что на лице Тэхёна не расплывается очередной синяк от рук его отца, что у Чонгука всё ещё полная семья, что всё правда всё хорошо, даже если это было не так.
Они, наверное, оба живут этими короткими моментами, когда, прикрыв глаза, может и правда показаться, что ничего не происходит. Когда им не надо беспокоиться о вещах, которые вообще не должны касаться подростков. Когда они могут просто разговаривать ни о чём или, на крайний случай, о школе, но никак не о суровых реалиях жизни.
И, наверное, не стоит погружаться в эту иллюзию, потому что потом реальность ударит с огромной силой по ним. Но только сил терпеть уже не осталось. Они не говорят об этом, но понимают, что это всё сейчас — не та жизнь, о которой парни мечтали, когда им было по восемь. Сейчас это похожее на чей-то кошмар, дурацкую шутку, длящуюся уже долгие годы. Им нужен отдых. Момент, когда они оба могут вздохнуть полной грудью. Даже если этот вздох будет украденным.
— Я не хочу возвращаться туда, — нарушает тишину Тэ, все ещё не смотря на своего друга. — Здесь так спокойно, знаешь. Только вода и звезды, отдалённый шум машин. Всё хорошо. А там… там опять отец пьяный, крики и ссоры. Я так, блять, устал.
— Ты всегда можешь остаться у меня, Тэтэ, — спокойно произносит Чон, словно это самая простая истина жизни, словно ничего элементарнее в этой жизни нет. Его дом — дом Тэхёна, там всегда рады парню. — Тебе не обязательно возвращаться сегодня домой. Мама готовит что-то вкусное, как я знаю.
Если бы у Чонгука была такая возможность, то он вообще бы никогда не давал Киму уходить от него. Он был готов навсегда оставить парня у себя дома. Где того никто не тронет, где никто ему не навредит, где всё, наконец-то, будет спокойно, и Чону не придётся каждое утро, идя на учёбу, надеется на то, что мудак, который называется отцом его друга, не убил его в очередном припадке ярости, которых у него бессчётное количество.
— Мне всё равно надо будет вернуться туда, Гуки, и ты знаешь это, — он перестал надеяться на чудо, в существование которого он свято верил многие годы до этого, потому что никакого чуда не случится. Сбежать от отца получится только тогда, когда он поступит в университет, когда вычеркнет из жизни всё, что было тут, когда между ним и его отцом будут километры. Сейчас ему не сбежать, как бы он не пытался.
— Я знаю, но это не отменяет того, что ты можешь остаться сегодня у меня. Мы завтра уйдём вместе на учёбу, а мама перед этим накормит нас рисом, — Чонгук впервые за весь разговор смотрит на парня. Он проходится взглядом по красивым волосам, немного вьющимся от влажности воздуха, по профилю лица, старательно игнорируя все синяки, которые завтра Тэ первоклассно замажет, потому что никому не надо знать, что происходит за дверьми его дома. И сталкивается взглядом с чужими глазами, взор которых словно проходит сквозь Чонгука, куда-то в никуда, потому что Ким опять слишком глубоко погружён в свои мысли.
— Мне бы хотелось возвращаться домой, — вдруг бросает Тэхён, поджав губы. Ему хочется спокойствия и уютного гнездышка, где его будут встречать радостью и запахом домашней еды, где он будет чувствовать себя уютно и желанно, где можно будет скрыться в объятиях родителей, когда трудно, и найти поддержку. У него же есть лишь холодный, пропахший перегаром дом, двое посторонних людей, зовущимися по какой-то причине, родителями. — Возвращаться домой, и чувствовать себя там дома.
У Чонгука от этого предложения внутри щемит что-то с такой болью, что тот почти вслух охает. Потому что ему бы тоже хотелось, чтобы его друг не проходил через весь этот ад. Ему не хочется знать, как оказывать первую помощь при побоях, чем мазать синяки, как обезболить ломящие рёбра с помощью укола. Ему не надо это знать, но и слепо закрывать глаза на всё не хочется. Если у Тэ нет никого из взрослых, кто мог бы помочь, то Чон станет тем взрослым.
Когда Ким, всё-таки, полностью поворачивает голову, чтобы посмотреть на Гука. У того на лице непонятное выражение, что-то между грустью и чем-то абсолютно загадочным, что он никогда не видел ранее, истолковать это у него не получается — пропадает оно слишком быстро, словно никогда там и не было. Он хмурится, почти уже собирается спросить о чём думает парень, но не успевает.
— Я тоже хотел бы, чтобы у тебя было место, которое ты бы считал своим домом, — только говорит на это Чонгук, подняв уголок губ, а после вновь замолкает.
В тот день они ночуют у Чона.
***
Стоит Чонгуку проснуться и первое, что он чувствует — невыносимую боль в спине, растекающуюся по всему телу от каждого, даже минимального, движения. Ему требуется удивительно много времени, чтобы понять причину, но стоит ему поднять взгляд, осмотреться ещё полусонно вокруг, всё быстро встаёт на свои места. В очередной раз уснул за письменным столом, пока делал очередной раунд домашки, которая, по ощущениям, вообще не уменьшается. Чон кряхтит пока выпрямляется, стараясь игнорировать боль, смотрит время на телефоне, поджав губы, потому что вновь проснулся позже будильника, а значит и не успеет сейчас доделать работу, которую начал ночью, а после поднимается.
У него кружится голова уже даже не понятно от чего — то ли от количество всего, что нужно сделать, то ли от усталости, ставшей перманентной в его жизни, то ли от того, что вчера толком и поесть не успел между парами и поездкой на работу. Он почти хочет написать куратору и сказать, что заболел, дать себе отдых, небольшую передышку, но знает наперёд, что если остановится сейчас, то вновь вернуться в этот ритм жизни — не получится. Его организм просто не позволит, потребовав много времени на отдых, которого у него нет. Поэтому Чон строит план действий в голове, который, уже по привычке, возглавляет душ, после кофе.
Его уже почти не смущает весь тот бардак, который творится у него в комнате, хотя, оглядываясь назад, Чонгук никогда таким и не был. Ему почти плевать, что его вещи разбросаны рандомно по комнате, что куча кружек стоит на столе, в некоторых уже появляется плесень в остатках того, что он пил из них. Гук всегда был тем человеком, который держал всё вокруг себя в чистоте, иногда почти стерильной. У него всё было на местах, книги стояли по алфавиту, а одежда лежала в стопочке в шкафу, но сейчас ему приходится искать пару нужных джинсов среди кучи других вещей. Ему даже не стыдно.
Ладно, может быть, самую малость.
Парень наливает кофе на автопилоте, проводит по мокрым волосам рукой, словно надеясь, что это поможет ему немного проснуться, проверяет новые сообщения, бездумно листает ленту инстаграма, отвечает Тэ — тоже. У него в голове крутятся мысли только о том, как пережить сегодняшнюю смену в кофейне, успеть сделать всю домашку и, желательно, не разревется где-то в процессе. План кажется почти нереальным, но только он всегда кидал себе вызовы, которые были на грани с возможностью выполнения. Учёба, две работы и отношения, быть всегда в порядке и радовать маму, не давать увидеть любимому человеку то, что так хорошо прячет он. У Чонгука внутри так пусто. Там почти ветер внутри него гуляет и эхом отдаётся что-то похожее на эмоции. Будь он не таким уставшим, то определённо бы заволновался, но сейчас ему абсолютно плевать. Пока приоритет один — пережить очередной день, не свихнуться и, желательно, побыть, хотя бы недолго, с Тэхёном.
И эта пустота стала уже привычной. Он почти лелеет её, находя то спокойствие, от которого одновременно так плохо и хорошо. Там нет никаких переживаний, только абсолютное безразличие, ставшее почти второй натурой. Ему всё равно, что будет, если вдруг, в очередной раз задумавшись, он случайно не заметит красный свет на светофоре, если случайно забудет поесть или что-то ещё. Ему абсолютно плевать. Ему бы найти сил встать с кровати, а дальше можно уже сделать вид, что всё не так плохо. Гука не интересуют уже перевалившие за десятки чаты с непрочитанными сообщениями или то, что он перестал вообще с кем-либо, кроме Тэ и Юнги, общаться толком.
Чонгук рад этой пустоте, потому что иначе его бы мысли уже сожрали, разорвали изнутри на мелкие кусочки, не оставляя ничего цельного. Чонгук определённо рад этой пустоте, хотя и знает, что она — не панацея, а яд медленного действия.
Чонгук начинает что-то осознавать лишь на пути к автобусной остановке, когда, кажется, более-менее просыпается под басы музыки из наушников и холодный ветер в лицо, заставляющий кутаться сильнее в толстовку. Они, когда только поступили, так хотели жить вместе. Тогда эта романтика вечно уставших, заваленных учебой влюблённых людей в одном помещении, почему-то казалась привлекательной. Но, в итоге, их поселили в разные корпуса. Пусть они и пытались бороться за общее проживание, но администрация довольно чётко ответила — нет, и им пришлось сдаться, потому что перспектива потерять место в общаге была пугающей.
Ему надо натянуть улыбку, чтобы не давать поводов никому беспокоиться о нём, ведь у него всё в порядке. Он всё успевает и вовсе не устаёт, может часами сидеть под покровом ночи и делать проекты, работать почти без выходных, быть поддержкой для Кима, который только начал восстанавливаться. И у него нет пустоты внутри, сжирающей каждый аспект его личности, делая из него безвольную марионетку. Ему просто нельзя сейчас сдаться, показать свои слабости, показать то, насколько он уязвим. У него же вечное клеймо по жизни — «я в порядке». Даже когда это не так, даже в те моменты, когда вокруг всё рушится, когда не за что держаться, когда уже просто лечь и дать придавить себя этим обломкам проще всего, даже в те моменты, когда он теряет себя. У него всё в порядке.
Эту мантру он заучил наизусть.
— Тэтэ, — Чон улыбается, крепко обнимает парня, а после целует того в губы. В этих объятиях спокойно и хорошо, на секунду с Чона спадает весь тот груз, который на его плечах покоится уже далеко не первый год. Он даёт себе минутную слабину, прячась в изгибе шеи Кима от проблем, усталости и холода, пробирающего до костей.
Эти недолгие мгновения — единственное, что у него есть. Эти недолгие мгновения — единственное, что себе позволяет Чонгук.
— Гуки, — Тэхён не намерен отпускать от себя парня. Наоборот, он прижимает того ближе к себе за талию, кладет голову на чужую макушку, вдыхая уже настолько привычный за такое количество лет аромат шампуня, пытается дать тому частичку своего тепла, потому что парня слегка трясёт от холода. Он бы сказал, что надо одеваться теплее, что надо смотреть погоду, но только понимает — сейчас не время. — Я надеюсь, что хотя бы ты выспался, потому что мне пришлось полночи делать очередной доклад о художнике, о существовании которого я даже не знал, потому что его мастерство было утеряно среди более известных личностей.
У Тэ в мыслях одно: «Не ври». Безостановочно звучит как молитва. Он каждой фиброй души надеется, что в этот раз его любимый скажет правду, что перестанет делать вид, будто у него всё под контролем, что даст ему возможность помочь. Чонгук же без раздумий врёт. У него молитва своя.
— Я уснул около часа, поэтому вполне бодр и готов к новому дню, — «который я готов провести в постели» так и остаётся в мыслях парня, потому что Киму об этом знать не нужно. У него и так много всего, о чём стоит беспокоиться: учёба, терапия, подработка, на которую он совсем недавно устроился.
Чонгук не собирается быть ещё одним пунктом в этом списке. Он просто не понимает, что уже несколько месяцев возглавляет его. Он не понимает, что не настолько хорошо уже прячет всё, как делал это долгие годы. Не сейчас, когда Ким смог выключить режим выживания, когда смог вдохнуть полной грудью, не боясь того, что произойдет в следующую минуту. Не сейчас, когда всё внимание приковано к нему.
Автобус приезжает с трёхминутной задержкой, но, кажется, это абсолютно их не волнует. Парни занимают места сзади, Гук вновь включает музыку — сегодня его очередь — и они оба берут по наушнику. Чонгук читает какие-то конспекты с лекции, потому что сегодня должна быть контрольная, ему кровь из носа надо это знать, но только за всё время езды ему не удаётся понять ни одной строки. У него голова забита совсем другим, текст перед глазами плывёт, а мозг отчаянно думает о другом.
Эти мысли давно должны были стать частью прошлого, но только никак всё не выходит. Они всё ещё тут, крутятся на периферии сознания, бьются за место под солнцем, не давая ему нормально вдохнуть иногда. Он не знает, как выбросить их. Пытался уже не раз. А сотни воспоминаний, тысяча глупых вопросов, ответы на которые уже не получить, издевательски выигрывают битву, занимая всё существо парня снова и снова. Чонгуку хочется кричать от этого.
Ким же сначала бесцельно листает ленту телефона, проверяет мессенджеры, смотрит, что же произошло в мире за ночь, а после переводит взгляд на своего парня, который уставился на страницу своей тетради, но только вот почему-то смотрит сквозь неё. Это пугает. Тэхён, как никто другой, прекрасно знает, что может происходить в голове в такие моменты. Он знает прекрасно о том, как выползают самые неприятные мысли из всех углов, топят тебя, не дают даже на секунду передышки, вгоняют в состояние, когда кажется, что ничего лучше уже не будет.
Только вот он не знает, как помочь с этим Чонгуку, потому что тот отчаянно пытается делать вид, что всё хорошо. Потому что тот всегда пытается казаться таким сильным, что уже давно смахивает на нереалистичного, потому что нельзя быть таким всегда. И эта карикатурная маска «я в порядке» больше не работает, ведь очевидно, что это не так.
И, видимо, никогда так не было.
Он почти решается поднять эту тему, заставить того поговорить, открыться, объяснить, что ему не нужно быть всегда сильным, что это не полезно для него, но автобус останавливается, Гук оживает и они идут на пары, словно ничего и не было. Ким хочет кричать, биться от бессилия, но толка в этом ноль. Он не знает, как подступиться к Чону, как сделать так, чтобы не оттолкнуть его, а помочь. У Тэ в этом опыта нет.
Это и пугает, потому что, кажется, он понимает только сейчас, что за все эти годы, они никогда не говорили о происходящем с Чонгуком. Он чувствует себя худшим парнем на Земле.
***
Дождь бьёт по крыше их небольшого дома, казалось бы, полностью не согласный прекращаться. Когда он засыпал вчера, спрятавшись в одеяле, чтобы создать хрупкую иллюзию нормальности, шёл дождь, так же барабаня по крыше, не давая увидеть ничего дальше пары метров. Он проснулся — ничего не изменилось — это почти иронично. И сейчас, почти что спустя сутки, его совсем не стало меньше. От этой погоды Киму ещё, кажется, хуже. И без того плохой день становится отвратительным.
Тэхён хоть и в наушниках, но это не помогает заглушить крики, которые разносятся из-за стены. Ему даже не надо вникать, чтобы понимать, о чём идёт речь. Всегда одно и то же. Деньги, алкоголь, измены, упреки в сторону мамы и его самого. Он заучил все аргументы своего отца, которые никогда не меняются, наизусть. Также хорошо он знает текст их любимой с Гуком песни. Годы его отец только и делает, что жалуется на то, как ему не повезло с женой и сыном, как жизнь не справедливо отнеслась, что мистер Ли должен сгореть в Аду за то, что обанкротил его. Иногда ему хочется напрямую сказать отцу, чтобы — хотя бы — придумал новые поводы кричать.
Но сейчас самое большое его желание — оказаться где-нибудь в другом месте. Там, где спокойно, где нет ссор, звуков битой посуды и вечных упрёков. Хоть в параллельной реальности, хоть на Марсе. Он согласен даже оказаться под проливным дождём, лишь бы подальше отсюда, от отца, запаха алкоголя и слёз матери. Тэхён мог встать и уйти, гулять под дождём, может спрятаться в библиотеке в двух кварталах от его дома, но усталость сковывает каждый его сантиметр. У него нет сил двигаться, нет сил поменять положение, нет желания рисковать сегодня попасться на глаза отцу. У парня сил, едва ли, сейчас хватает дышать, изнурённо моргать и вяло думать о чём-нибудь.
Хотя, возможно, он бы ушёл к Чонгуку, вновь спрятался ото всех проблем у него в доме, где бы они играли в приставку, слушали музыку и смотрели глупые шоу по старому телевизору, пока миссис Чон готовила бы ужин, а мистер Чон читал бы книгу в кресле, иногда делая им замечания из-за того, сколько шума они наводят. Ради этого Тэхён был готов собрать себя в кучу, заставить встать, даже рискнуть показаться перед отцом, потому что каждое мгновение после того, как он бы дошёл до дома своего друга — стоило бы того.
Но только вот их в городе нет уже третий день. Всей семьей уехали к родственникам, приглашали его с собой, но Тэ не согласился. Он и так слишком много времени проводит в доме Чонов, и пусть ему говорят, что они каждый раз рады ему, часть его всё равно верит — он обуза. Если его собственная семья не может быть ему рада, то как чья-то чужая может? Да и он не до конца слепой, поэтому видит — что-то не так, но не лезет. Не его это дело совсем, да и Чонгук ничего по этому поводу не говорит. Было бы что-то серьёзное, то он бы давно поделился с ним.
Киму от этих мыслей становится ещё тоскливей. Ему не хватает Чонгука рядом. Ему хочется просто уложить голову на чужое плечо, заснуть под бормотание телевизора и забыться. Если бы у него спросили что такое счастье, то без раздумий он ответил бы — Чон Чонгук. Счастье это его смех, недовольные бурчания, сонные кивки, когда он ещё мало что понимает, а его спрашивают о чём-то, глупые мемы в их переписке и долгие-долгие разговоры. Это всё счастье, потому что это всё связывает один и тот же человек.
Хочется взять и позвонить. Просто услышать голос друга, который для него лучшее лекарство. Но он не хочет отвлекать того от общения с семьёй, и так слишком много занимает места в его жизни, потому что Гук и так слишком часто становится свидетелем этих ссор, их последствий для его психического и физического состояния. Тэхён хочет, чтобы тот отдохнул. Смог получить хотя бы один спокойный день. Кто-кто, а уж Тэ может пережить несколько дней в одиночестве. Должен, как минимум.
Он чувствует себя ещё более отвратительно от этих мыслей. Крики отца за стеной не помогают. Ким бы хотел, чтобы ему не приходилось жаловаться другу, чуть ли не каждый день, о том, что в очередной раз происходит. Ему бы не хотелось рассказывать о том, что отец снова избил маму — или его — что в доме снова черт пойми кто, что их нет по несколько суток. Только загвоздка в том, что у него больше никого и нет. У него совсем немного хорошего в жизни: книги, рисование, Чонгук… и список на этом подходит к концу. Раньше там было на один пункт больше.
Раньше.
Тэхён берет телефон и набирает знакомый номер почти с закрытыми глазами, хотя знает наперёд, что там услышит.
«Абонент недоступен» — говорит механический голос, разбивая остатки сердца парня. Должен был уже за полгода привыкнуть, но почему-то каждый раз, словно вновь кто-то ему внутренности все крошит, бьёт посильнее, чем отец. Каждый раз кто-то по новой раздирает еле зажившие раны.
«Это отдельный вид мазохизма» — думает Тэ, но так и не понимает, зачем постоянно это делает.
Его бабушка мертва уже полгода.
***
Пары проходят как в тумане. Единственное, в чём Чонгук уверен — срез он завалил, потому что половины вопросов даже не понял. Ему нужно стараться больше, потому что на кону стоит его мечта, к которой он так стремился, ради которой работал долгими ночами напролёт, чтобы хорошо сдать выпускные экзамены из школы. У него нет никаких прав сдаться прямо сейчас, когда впереди остался только четвертый курс. Это всё, что крутится у него в голове во время оставшихся двух пар.
И, стоит только последней паре подойти к концу, Чонгук лениво встаёт, собирает вещи, которыми даже не воспользовался ни разу за всё занятие. Он прощается с Тэ в коридоре, клятвенно утверждая, что отдохнёт после смены нормально и сразу ляжет спать, целует того в губы, прошептав напоследок «я люблю тебя», и отправляется на работу. Сейчас там — разгрузка, но уже через час там будет огромный поток студентов, которые хотят выпить кофе в обеденный перерыв. И он нужен Юнги в строю.
Парень не уверен, как вообще дошёл до кофейни, потому что в следующий раз, когда Чон понимает, что делает, то он уже в подсобке переодевается в рабочую форму. Он забегает в туалет, умывается, пытаясь собраться. Ему надо пережить сегодняшнюю смену, чтобы завтра отдохнуть. Завтра выходной. Как минимум, на работе, а, значит, и делать долги по учёбе будет не так сложно. Он уверяет себя в этом всё время, пока стоит и бездумно смотрит на себя в маленькое зеркало. Круги под его глазами приобрели невероятные оттенки и размеры. На риторический вопрос когда — у него нет ответа.
— Гук, ты там в порядке? — Мин заглядывает в подсобку ровно в тот момент, когда Чонгук всё-таки выходит из туалета, вытирая лицо бумажными полотенцами. Ему нельзя больше стоять без дела, ведь его хёну тоже надо отдыхать.
— Да-да, я сейчас приду, — торопливо отвечает он, кидает полотенца в мусорку и надевает поверх фирменной футболки фартук. Семь часов. Ему просто надо пережить это, как и всегда он это делал.
— Я сварил тебе кофе, — отвечает старший, прищуривая глаза, оценивая внешний вид младшего по спектру от «плохо» до «иди-ка ты домой, Гук-а, я позвоню Хоби, чтобы заменил тебя». — То ты, маленький негодник, уснёшь прямо тут. А я говорил не играть в видеоигры всю ночь.
Юнги улыбается, когда Чонгук начинает смеяться. Они оба знают — это неправда, но Мин бы соврал, если бы сказал, что не готов так глупо шутить, лишь бы видеть улыбку, столь редко появляющуюся в последнее время, на лице младшего. Чон на секунду думает, что чувствует себя живым.
Только на секунду.
**
Тэхён смеётся. Чонгук обожает это. Они катаются уже в третий раз на американских горках, и, кажется, Ким вошёл во вкус. Он больше не хватается за Чона, не закрывает глаза, не кричит от страха. Теперь его руки подняты, а глаза широко открыты, а крик уже от удовольствия, когда они в очередной раз спускаются под каким-то сумасшедшим углом. Ему жаль, что телефон остался в небольшом портфеле около входа на аттракцион, потому что такое стоит снять. Тэ не так часто бывает настолько счастлив.
И он готов проехать ещё сто раз на этих горках, лишь бы этот момент посильнее отпечатался у обоих в памяти. Тэхёну нужно за что-то цепляться, когда тяжело, ему нужны напоминания, что в этом мире есть не только плохое. Чонгуку же нужно просто увидеть друга счастливым, чтобы пережить очередной раз, когда тот завалится к нему домой, шипя от боли на каждом шагу. Но чонгуков желудок, кажется, против этого. Недавний обед в какой-то забегаловке быстрого питания вот-вот готов покинуть его организм. И Гуку почти больно от этого, потому что видеть грустное лицо друга невыносимо.
— Еще раз? — воодушевлённо спрашивает Ким, стоит им только встать на платформу. — Это так круто! Почему я никогда раньше не катался?
— Я бы с радостью, но тогда меня точно стошнит к чертовой матери, — чуть посмеиваясь, отвечает Чонгук, пока они подходят, чтобы взять свои сумки.
На удивление Тэхён не выглядит расстроенным. Он кивает, слегка обеспокоенно смотря на друга, старается идти чуть ближе, видимо, готовясь поймать его, хотя, в этом нет никакой необходимости, а после заставляет сесть на лавочку недалеко от аттракциона, на котором они были. Ким присаживается на корточки перед Чонгуком, как много раз делал и сам Чон, смотрит в глаза, словно те поведают ему что-то.
— Насколько сильно тошнит? — серьёзно узнаёт парень.
— Тэтэ, расслабься, совсем немного, — Гук улыбается своей кроличьей улыбкой, ерошит чужие волосы, а после немного склоняет голову. В глазах Тэхёна, кроме беспокойства, огромная радость — это достижение, которым парень гордится больше всего. А ещё у него нет синяков нигде, где нельзя было бы их скрыть под одеждой — тоже хорошая новость. Конечно, если бы это было по тому, что его отец сдох — было бы лучше, но и то, что его друг несколько последних дней был у него — вполне устраивает.
— Нужна вода? Или что-нибудь ещё? Может быть, кружится голова. Не смей мне врать, Чон Чонгук, — почти серьёзно говорит парень, но только полуулыбка, тронувшая его губы, рушит этот образ.
Чонгук улыбается в ответ. Самой искренней улыбкой, на которую только способен.
— Как ты мог обо мне такое подумать, засранец, я всегда честен с тобой, — он игриво бьет того в предплечье, мечтая только об одном, чтобы этот момент не заканчивался. Чтобы всю жизнь Тэтэ вот так чисто и звонко смеялся, чтобы тот весело отвечал «сам ты засранец, Гуки», чтобы ничего не мешало светить солнцу их жизней.
Чон Чонгук готов отдать всё в этой вселенной, потому что Ким Тэхён заслуживает быть счастливым, как никто другой.
В этот момент они оба готовы поклясться, что чувствуют себя воодушевлёнными, что чувствуют себя молодыми, что чувствуют себя простыми подростками. Тэхён хочет запомнить этот момент навсегда, чтобы его отец не смог уничтожить его, как он делал со многими другими хорошими воспоминаниями, которые он разделил с Чонгуком.
Если бы они могли, то навсегда бы остались в том дне.
***
У Чонгука в очередной раз пищит телефон. Он лежит в полуметре от него, на тумбочке, всё ещё не снятый с зарядки, но у него просто нет сил, чтобы протянуть руку и взять его. Времени уже достаточно много, если судить по тому, как ярко светит солнце. И, вероятнее всего, это пишет Тэтэ, обеспокоенный тем, что его возлюбленного до сих пор не было в сети. Чону бы хотелось зайти в мессенджер и пожелать ему доброго утра — дня? — спросить выспался ли он, как прошла вчерашняя смена в книжном магазине, где он теперь работает, узнать, стоит ли ему забрать Кима после терапии.
Но у него нет сил. Он проснулся уже несколько часов назад, но так и не смог встать с кровати, уставившись в потолок. Чонгук лежал и думал, что у него куча дел, которые нужно выполнить, пока у него есть такая возможность, но перспектива просто сдвинуться с места уже отнимала все силы. Ему почти невыносимо от той мысли, что нужно будет куда-то идти, что-то делать, с кем-то общаться.
Чон разочаровано вздыхает. Он не может что-то делать, но при этом не может выносить мысли, что не будет ничего делать. Его разум — замкнутый круг, не имеющий никакой логики. У него никогда не получалось так просто лежать и отдыхать — ему нужно было что-то делать. Выручать Тэ, развлекать его, не давать погрузиться в отчаяние. Или учиться. Или помогать маме. Теперь Гук просто лежит и смотрит в никуда, надеясь, что волшебным образом все его долги сами сделают себя, что Тэхён сам ответит себе на свои сообщения, что жизнь всё сделает как-то сама.
Он правда ненавидит себя за это. Ему нужно встать, ответить любимому и сходить в душ. Поучиться, сходить в зал, встретить Тэхёна с терапии, а после провести вечер вместе, потому что в последнее время у них мало таких возможностей. У него есть силы только лежать.
И, спустя ещё полчаса, взять телефон в руки.
Тэ, 11:24am:
«Доброе утро, любовь моя».
Тэ, 11:25am:
«Надеюсь, ты всё ещё отдыхаешь».
Тэ, 01:38pm:
«Кто-то сегодня соня, да, Гу? Спи, дорогой, тебе это нужно».
Тэ, 02:13pm:
«Я нашёл такой офигенный фильм. Есть что посмотреть сегодня».
Тэ, 02:48pm:
«Всё хорошо?»
Чонгук тяжело вздыхает, поджимает губы и смотри долгие несколько секунд на экран. Часть его хочет написать ему, что сегодня не очень всё хорошо, что сегодня, кажется, даже дышать отнимает слишком много усилий. Только вот он не хочет лишний раз триггерить своего парня, который совсем недавно вышел в более-менее стойкую ремиссию. Он справится с этим сам, как и всегда. Тэхёну не о чём волноваться, так? Это просто усталость, накопившаяся за последние несколько недель — месяцев? лет? — ему просто надо несколько дней отдыха.
Гу, 02:54 pm:
«Привет, солнце моё. Я спал всё это время»
Гу, 02:54 pm:
«А ты сегодня ранняя пташка?»
Тэ, 02:55 pm:
«Я буквально проснулся почти в полдень. Какая же из меня пташка?»
Гу, 02:55 pm:
«Обычно мы встаём только ближе к двум, поэтому…»
Тэ, 02:56 pm:
«Такое было всего пару раз!»
Гу, 02:57 pm:
«Убеждай себя дальше, любовь моя»
Тэ, 02:57 pm:
«Ты такой зануда с утра. Фу, осуждаю»
Гу, 02:57 pm:
«Моё сердце… Оно разбито… Пойду плакать в душ… А я то думал… у нас любовь…»
Тэ, 02:58 pm:
«Напомни мне, почему ты не поступил в театральный с такими «невероятными» навыками?»
Гу, 02:58 pm:
«Атстань, Тэ, ты тАКоЙ зАнУдА по УТраМ»
Чонгук откладывает телефон и начинает моргать. Он не знает почему в глазах стоят слёзы. Возможно, он просто скучает по тому себе, которым только что притворялся в переписке с любимым человеком. По тому себе, который ярко улыбался, мог делать кучу дел и не задумывался даже о том, чтобы сдаться, чтобы ждать что-то жизнь даст ему сама. Ему самому не хватает той версии себя. Наверное, это не очень нормально скучать по старому себе. А, возможно, и вообще по тому человеку, которым он никогда и не был.
***
Рождество почти здесь. Обычно серый Пусан сейчас выглядит более красочно, пестрит цветами, переливается, подобно гирлянде на новогодней ёлке. Тэхён обожает это время года. Раньше, в канун Рождества, они ездили с семьёй в горы, долго бродили там, согреваясь чаем и объятиями, лепили снеговиков — потому что там было много снега, в отличие от города — и просто загадывали желания на предстоящий год. Это, по сути, не имело никакого смысла, потому что, если бы эти желания и правда могли исполняться, то загадывать их надо было не там, но маленькому Тэ казалось всё правильно. Он до сих пор помнит, как загадывал здоровья родителям и бабушке, как хотел новую машинку и стать астронавтом.
А потом всё оборвалось. На него свалилась часть взрослого груза, жестокой реальности, в которой нет больше поездок в горы, прогулок на берегу реки и еженедельных походов в его любимое кафе, чтобы поесть мороженое. Киму хочется кричать от несправедливости этого мира, потому что тому семилетнему мальчику не надо было это узнавать, сталкиваться с тем, что родители — не только что-то хорошее, но и вполне себе могут быть злыми монстрами под кроватью, от которых прячутся под одеялом.
Тэ делает очередную затяжку дешёвой сигаретой, купленной в богом забытом магазинчике в нескольких кварталах от его дома, смотрит за тем, как в морозном воздухе растворяется дым и думает о том, что если прямо сейчас быстро не докурит её, то Чонгук снова будет ругаться. Часть его хочет выкинуть её тут же, но отчего-то сигарета по-прежнему остаётся у него в руках.
У семьи Чонов сегодня суд. Он знает это. Только вот он не знает как после него общаться с Гуком. Ему трудно представить, что сейчас переживает парень, ведь, будь его воля, он бы давно уже выкинул своего отца за порог, чтобы хотя бы попытаться восстановить нормальную жизнь с мамой, которая когда-то была у них. Но только семья друга — не его, там всё было по-другому. Там было всё хорошо.
Тэхён попытается понять. Даже если он не знает многого, не знает в какой момент такая семья, как Чоны, начала распадаться на части, то он всё равно будет здесь. Это меньшее, что он может сделать после всего, что они сделали для него. Он попытается найти нужные слова, чтобы поддержать. А если не получится, то, хотя бы, всегда сможет обнять Чонгука, просто показать тому, что он рядом.
Чонгук не будет один. Никогда.
Когда пятнадцать минут спустя его друг подходит к нему, то первое, что делает Ким — внимательно осматривает его. Пытается понять плакал ли он, насколько грустно ему — он всегда в такие моменты прячет пальцы в рукавах своей кофты — и что тому сейчас надо. Только никаких этих признаков он не находит. Чонгук выглядит уставшим, но в абсолютной норме. Это настораживает, потому что его друг любит своего отца сильно. Для него тот всегда являлся примером, тем, за чьим одобрением и похвалой он тянется. А сейчас Чонгук выглядит так, будто бы всё в норме, будто это не у него случился окончательный разлом семьи.
Но у него опыта в чтении людей мало. Но даже с теми скудными крохами понимает — что-то не так.
— Я в порядке, Тэтэ, — отвечает парень почти сразу, хотя сам Тэ не произнёс ни слова. После стольких лет вместе, им не нужны слова — они понимают по взглядам, вздохам и движениям. — Это было изнурительно долго, но не более.
— Твои родители буквально развелись сегодня, тебя заставили говорить, с кем ты хочешь остаться больше, словно их правда можно сравнивать, а ты говоришь, что ты в порядке? — Тэхёну не хотелось, чтобы это звучало настолько грубо, чтобы это звучало как нападение, но оно вылетает само. Иногда кажется, что Гук держит его за идиота. — Не ври мне, Чон Чонгук, вряд ли хоть кто-то будет в порядке после такого.
— Тэ, — тянет Чон, а после хватает друга за руку, чтобы утянуть в сторону украшенных центральных улиц. — Всё долго к этому шло, и я был морально готов. Я в порядке, пусть и уставший. И ещё хочу есть, поэтому ты же не дашь мне умереть с голоду, верно? Пошли есть.
Чонгук смотрит на него своими милыми глазами и улыбается, показывая кроличьи зубы. Тэхён тает. Никто в этом мире, находящийся в здравом уме, не сможет устоять перед этим милым личиком. И он не является исключением из правила. Он убеждает себя, что если что-то пойдёт не так и другу будет плохо, то Чон обязательно скажет ему.
Но проходят месяцы, а Чонгук так и не говорит. Ким наивно предполагает, что и правда не так уж это и больно, что тот был готов.
***
Чонгук тяжело вздыхает и жалеет о том, что не курит. Сейчас, когда тревога разъедает его изнутри, сжирает всё самое лучшее, пока он сидит в машине с настолько громко включенной музыкой, что несколько человек, проходящих мимо, аж поморщились, это было бы кстати. Он ждёт своего любимого с очередного сеанса с психотерапевтом. Чон не знает какой выйдет сегодня Тэ: спокойный и в приподнятом настроении, тихий и немного подавленный или же с явными признаками того, что он плакал, а, значит, весь сегодняшний вечер он проведёт в своём небольшом мирке.
Это не зависит от него. Это напрягает. Но если бы это было только одной заботой, которая у него была. В голове у него — рой мыслей. Учёба, к которой он не притронулся даже, работа, на которую надо уже завтра, мама в Пусане, чьи проблемы со здоровьем, кажется, ухудшились. Это всё вертится у него в голове, не даёт нормально дышать, заставляет почти на стену лезть. Ему хочется просто, хотя бы, мгновения тишины. Чтобы все мысли в его голове замолчали, исчезли.
Телефон звонит. Он чувствует вибрацию, поэтому сбавляет музыку — она всё равно не помогала, только добавляла головную боль — и поднимает, даже не посмотрев на дисплей. Не то, что ему бы могли звонить особо много людей.
— Привет, Гук-а, — Чон слышит нежный голос Чимина в трубке, шум машин на заднем фоне — значит он только закончил свои занятия — и приглушенные голоса людей, идущих рядом с ним. — Как вы с Тэ смотрите на то, чтобы поужинать сегодня? Я звонил ему, но он не взял трубку.
— Привет, хён, — с лёгкой улыбкой говорит Чонгук, пытаясь придать голосу типичную интонацию. — Он сейчас на сеансе, поэтому, видимо, отключил телефон. Я могу набрать тебя, когда он закончит, чтобы дать знать. Ты же знаешь, что не все сеансы лёгкие.
— О боже, уже воскресенье? — выдыхает Чимин на том конце провода, тихо матерится себе под нос, а после ветер, который слышался в динамиках до этого, утихает. Очевидно, тот зашёл в метро. — Я совсем потерялся в днях с этим графиком. Ладно, тогда я жду от тебя звонка, Гуки. И, если сегодня будет плохой сеанс, напомни Тэ, что я его люблю.
— Конечно, хён, — раньше бы он улыбнулся, но теперь у него нет на это сил. В какой-то мере Чон рад, что Пак его сейчас не видит. Ему не надо волновать и так уже уставшего Чимчима, у которого спектакль на носу. У него есть и другие причины для волнения. Он не должен стать ещё одной.
— Хей, а у тебя всё в порядке? — неожиданно спрашивает хён, заставляя Чонгука на секунду зависнуть.
Ему нельзя быть причиной для чьего-то волнения. И каждая секунда молчания поселит в душе у парня сомнения.
— Конечно, хён, я немного устал просто, — хмыкает Чонгук, а после открывает окно в машине. Тут слишком душно. — Я сегодня не выспался, университет сводит иногда меня с ума.
На том конце провода пауза становится подозрительно долгой, что заставляет Гука нервничать. Неужели Чимин не поверил? Начнёт ли он докапываться и задавать больше вопросов? Он боится этого, потому что в какой-то момент, на какой-то вопрос у него, Гук просто не сможет ответить. Он уродливо сломается прямо в этой машине, рыдая и только говоря, что больше так не может. Но парадокс в том, что сейчас, в такой момент, он не может сломаться. Ему нельзя. Чон повторяет себе чуть ли не каждую секунду.
— Хорошо, Гуки, — выдыхает старший на том конце провода. — Ты же знаешь, что я готов всегда тебя выслушать? Я знаю, что ты не хочешь грузить Тэтэ, потому что переживаешь за его выздоровление, но у тебя всё ещё есть люди, с которыми ты можешь этим поделиться.
— Конечно, хён, — зачем-то Чонгук кивает, хотя понимает, что парень не может его видеть. — Спасибо.
Они прощаются ровно в тот момент, когда Тэ выходит из здания. Тот выглядит грустными. Гуку больше ничего не надо видеть, чтобы понять, что дальше надо делать. Заехать в магазин, купить что-то вкусное его парню, а после привезти того домой, крепко обнять, дать немного времени и спросить о том, что сейчас его волнует.
У него есть план. Остальное может подождать. Учёба, работа, да всё. И он сам тоже.
Примечание
буду рада вашим "нравится" и комментариям! особенно комментариям!