Лес оживал после долгой холодной ночи. Пахло сыростью от недавно закончившегося дождя, влажной землёй и разнотравьем. В сумерках чащи стояла непривычная тишина, нарушаемая лишь пересвистыванием пташек, которым нипочём были холода.
Юнги прислушался и втянул носом воздух.
Свежесть била по всем рецепторам, колкая и яркая, от которой тут же захотелось расчихаться. Он в такую погоду с удовольствием отсиделся бы дома, но была его очередь охотиться. Лучше уж ранним утром, чем ночью. Уйти куда-нибудь к дальним сопкам, где трава по пояс и нет возможности нарваться на лис. Они не любили те места, а волкам оно лишь на руку.
Юнги предвкушает быструю и удачную охоту да скорое возвращение домой, но всё идёт не так, как он изначально запланировал.
Тихое скуление внезапно заставляет его напрячься, когда он уже минует глухую чащу, уходя на восток, к сопкам. Лес тут светлеет, здесь нет таких вязких сумерек, как в самой глуши. Юнги замирает, настороженно вслушиваясь в жалобные звуки. Он принюхивается и понимает, что это лиса. Попавшая в ловушку лиса, которой сейчас очень больно.
Юнги отбрасывает всю неприязнь к этим созданиям. Как бы они ни рычали друг на друга, как бы ни недолюбливали, смерти Юнги никому из этих рыжих хитрецов не желал. Они просто были разными – простые, прямолинейные и бесхитростные волки и изворотливые лисицы, которые во всём могли найти себе выгоду.
За небольшими кустами Юнги, в самом деле, обнаруживает одного из них. Да не кого-нибудь, а свою личную головную боль. Чимин жмётся щекой к сырой древесной коре, обнимает ствол и жмурится от боли. Губы у него закушены, а ресницы мокрые от слёз. Правая нога у него застряла в магическом капкане, который славится не только острыми шипами, но и ужасно болезненными заклинаниями, которые должны измотать жертву до болевого шока и обморока. Чимин старается не издавать громких звуков, боясь, что за капканом быстро вернутся его владельцы. Но когда слышит чужие шаги, весь дёргается, вздрагивает и не сдерживает громкого вскрика. Юнги спешит к нему.
- Тише-тише, - мягко увещевает он, присаживаясь рядом.
Лис не сразу приходит в себя, не сразу понимает, что рядом кто-то знакомый, не несущий ему настоящей опасности. Глаза его немного безумные, затопленные страхом, паникой и будто предвкушением смерти. Так это жутко, что Юнги едва не передёргивает плечами.
- Юнги, - вдруг выдыхает Чимин, когда волк касается его ноги, изучая раны и возможность избавиться от капкана.
- Я тут, тут. Всё хорошо, - бормочет Юнги скорее на автомате, оценивая степень травмы. – Как ты умудрился, лисья твоя морда?
- На ночную охоту пошёл, - шепчет тот, в голосе у него звенят слёзы.
- Далеко забрался. Думал, что вы не так уж любите ходить в эту сторону, там же людское жильё.
Юнги стягивает с себя куртку, накидывает на дрожащие тонкие плечи лиса.
Чимин шмыгает носом и поднимает на него взгляд.
- Ты тут охотишься, - говорит он просто, но дальше не поясняет.
Юнги вздыхает. Он быстро выкапывает капкан, который надёжно закреплён в земле.
- Тебе нужна помощь, - замечает он. – Я сам его не сниму. Потому отнесу тебя к нашим. До вашей деревни слишком далеко, ты можешь не выдержать.
Чимин кивает понятливо и обнимает его за шею, когда Юнги поднимает его на руки.
- Держись, - бормочет волк.
Он не особый любитель быстрого бега по лесу, особенно по чаще, но сейчас выбора у него нет. Он прижимает к себе теснее по-болезненному горячего Чимина и судорожно соображает, что и как ему теперь стоит делать.
*
Ответ находится сам, когда Юнги устраивает Чимина, уже почти теряющего сознание, на скамье в доме Намджуна. Вожак стаи смотрит на лиса хмуро, но вовсе не потому, что тот – чужак. Нет, его беспокоит что-то иное.
- Это уже не первый раз, - замечает он. – Сокджин говорил, что ещё двоих пытались поймать на их стороне леса. Кто-то подкарауливает ночную охоту и знает лисьи тропы. Не хорошо.
- Ты сможешь ему помочь? – спрашивает Юнги, чувствуя непонятное волнение. Ему непривычно видеть Намджуна таким. Это всё его выбивает из колеи куда сильнее, чем то, что их вожак общается с вожаком лисьей стаи.
- Смогу. Хорошо, что ты принёс его сюда, - отвечает тот. – Ты можешь отправляться на охоту, не переживай.
Легко сказать.
Юнги преследует образ вредной наглой лисицы всё время, что он тратит на охоту и дорогу до дома. Юнги переживает так сильно, что сам себя не узнаёт. К переживаниям за Чимина прибавляется тревога, когда он чует запах чужака. Такой сильный, что сразу становится понятно – в их части леса кто-то недавно был. Выслеживал, вынюхивал, точно охотничий пёс. Юнги запах этот не нравится. Он издаёт короткий злой рык, вспугивая стайку птиц с ветвей дерева, и спешит домой.
Кажется, тот, кто охотится на лис, недоволен, что его охота всё время оканчивается неудачей. Этот маг (ибо больше некому ставить такие жуткие ловушки, как та, в которую попал Чимин) либо считает себя неуязвимым, либо работает на кого-то, кто считает себя таковым.
Успокаивает только то, что рядом с деревней волчьей стаи этого запаха нет. Юнги даже специально делает несколько кругов, внимательно внюхиваясь и вслушиваясь в лес.
На несколько минут он замирает у грубо сколоченных, но крепких ворот, всматриваясь в широкую тропинку, теряющуюся в мутно-зелёном мареве леса, стараясь унять поселившуюся в сердце тревогу. Лес спокоен, тих и величественен, наполнен осенними запахами и ранним холодом, который пришёл так резко на смену тёплым летним дням.
Становится чуть легче дышать.
*
Чимина он находит у себя. Бледный и вымотанный, он приоткрывает глаза на звук открывшейся двери. Улыбается уголками губ.
- Ты вернулся, - шепчет.
Дурной лис. Юнги хмурится на нежность, пробивающуюся внутри, но Чимин трактует это иначе. Перестаёт улыбаться и сникает совсем.
- Прости, я доставил тебе столько проблем.
- Как и всегда, - бросает Юнги и тут же рычит себе под нос, понимая, что не улучшает состояние Чимина таким поведением.
Лис кутается в тонкое одеяло, но ему, кажется, всё равно холодно. Да и не мудрено. В доме прохладно, словно давно не топили, а этот кусок ткани, укрывающий его, вряд ли может кого-то согреть. Юнги видит дрожащие губы парня и вздыхает. Идёт в соседнюю комнатушку, где у него что-то вроде кладовой для всяких нужных вещей. Достаёт оттуда зимнее одеяло и тащит Чимину.
- Давай это сюда, - говорит, отнимая у Чимина тонкое одеяло и накрывая тёплым. – Грейся. Я сейчас печь затоплю, станет лучше. Тебя кормили?
- Да, немного, - отвечает Чимин.
- Хорошо. Приготовлю похлёбки, чтобы тебя перед сном ещё накормить.
- Юнги…
- Всё в порядке, Чимин, - прерывает его волк. – Ты извини, я просто ужасно вымотался и потому рычу без разбору. Рад, что ты пришёл в себя. Надеюсь, скоро тебе станет лучше.
Чимин смотрит на него большими блестящими от слёз глазами, и Юнги чувствует себя каким-то жутким монстром, в самом деле.
- Посиди рядом со мной, - просит Чимин. – Немного. Пожалуйста.
Юнги вздыхает. Ему бы переодеться и хоть немного отмыть себя, но отказать Чимину кажется невозможным сейчас. Он усаживается на край кровати послушно.
- Как твоя нога? – спрашивает мягко.
- Огнём горит, - отвечает Чимин приглушённо, прячась почти по глаза под одеялом. – Но куда лучше, чем когда ты нашёл меня. Жар остался от чар, наложенных на капкан. Я слышал, что через пару дней он пройдёт. Если не будет заражения.
- Не будет, - уверенно отвечает Юнги. – Намджун знает своё дело. Он лучший лекарь, какого я только встречал.
Рыжие мягкие уши Чимина заинтересованно дёргаются. Юнги усмехается на это. Любопытство лис неискоренимо, за то и страдают вечно. Глупые. Хорошенькие. Такие хрупкие по сравнению с ними, волками.
- Я расскажу тебе как-нибудь, - обещает Юнги. – Кого встречал кроме Намджуна. Но только когда ты будешь достаточно здоров для этого.
Чимин явственно морщит свой очаровательный нос и ворчит что-то негромко про серьёзность и благоразумие волков. Юнги решает принять это за комплимент.
- Надо растопить печь, - говорит он спустя пару минут. – Тебе нужно тепло.
Чимин угукает тихонько, и только тогда Юнги поднимается, чтобы выйти на улицу, до дровника.
Когда он всё же разводит огонь в печи и единственная жилая комната наполняется понемногу теплом, Чимин уже крепко спит, обнимая подушку. Щёки у него немного разрумянились, и это уже не было похоже на проявление болезни. Решив, что это хороший знак, Юнги, наконец, смог переодеться, привести себя в порядок и взяться за приготовление еды.