Якоря

В пиццерии было шумно. Дети смотрели на радостно двигающихся роботов, подпевая за ними незамысловатые песенки — ни Уильям, ни Генри не были хороши в написании даже таких детских песен—, пока родители приглядывали за своими отпрысками.

Афтон наблюдал за всей картиной со стороны, он стоял около дальней от сцены стены, внимательно вглядываясь в движения роботов, думая, как же можно сделать их более человеческими, более мягкими, менее резкими.

В последний раз бросив на них уставший взгляд, Уильям ушел в кабинет, где его ждала целая стопка бумаг, писем, а также добрый список людей, которым надо сегодня позвонить.

Мужчина устало поплелся к столу, боковым зрением фиксируя какой-то темный предмет висящий на крючке. Он посмотрел на него, первое время не понимая, что это, однако когда он смог полностью его увидеть, тут же понял.

На крючке рядом с его пальто висел темно-синий мятый пиджак, который находится здесь уже черт знает сколько времени. Его когда-то здесь оставил Генри, в тот день было неожиданно жарко, и, собираясь домой, механик оставил его прямо здесь, в кабинете, после никак не забирая — все забывал да забывал.

«Надо напомнить Генри, чтоб все-таки унес его и погладил» — с мягкой улыбкой подумал Уильям, однако она тут же пропала с его лица. Он продолжал стоять, пяля на пиджак немигающим взглядом, пока сердце отчаянно бухало в груди.

Ну да, конечно.

Уильям заставил себя отвернуться и подошел к столу, пододвигая к себе стопку с письмами, пытаясь сфокусироваться на задаче, однако ненужные мысли продолжали висеть на периферии сознания как и этот пиджак.

Это ведь произошло не так давно. Пройдет время и все будет хорошо. Он забудет про это, забудет про все, и даже темными ночами не будет вспоминать, как было когда-то.

Дома его как и всегда встречают дети. Целые и невредимые. Живые.

— Папочка, что-то не так? — спросила Элизабет, дергая отца за широкую штанину. Уильям похлопал глазами, пока до него не дошло, что, кажется, все его эмоции отображаются на лице.

— Нет, все хорошо, солнышко, — мужчина взял дочь на руки и поцеловал в носик, шагая с ней на кухню, пока она продолжала играться с плюшевым зайцем — ей и Кэссиди Афтон старший не так давно купил некие парные игрушки: Спринг Бонни и Фредбера.

— А когда мы пойдем в гости к Чарли и дяде Генри? — с энтузиазмом спросила девочка, когда отец посадил ее за обеденный стол. Он сначала растерялся, просто смотрел на нее, а потом, глубоко вздохнув, сказал:

— Никогда. Дядя Эмили и Чарли… уехали… — неловко выдавил из себя Афтон, нервно сглатывая. Элизабет тут же расстроилась.

— И они не поедут с нами с Диснейленд? — совсем грустно поинтересовалась девочка. Уильям успокаивающе погладил ее по голове и тихо прошептал:

— Нет, не поедут.

Генри уже никогда с ним не пойдет в пиццерию, слушая его вечную болтовню, никогда не будет сидеть до полуночи в гостях, пока дочки вместе играют, никогда не посмотрит с ним фильм и не пойдет после работы есть мороженое.

Уильям закрыл дверь в свою комнату и посмотрел в окно, откуда лился бледный свет фонарей. Какой-то мужчина шел по тротуару, держа за руку то ли сына, то ли дочь. В голове появилось резкое желание напомнить ему о пиджаке и о недоделанных чертежах, сказать о том, что Афтон все-таки смог починить тот эндоскелет.

Сейчас дождя нет. Небо пустое. Только луна уныло висит на темном полотне с перегоревшими звездами.

— Мне жаль, что так вышло, — монотонно сказал бизнес-партнер Уильяма, пожимая его руку, — Я слышал, что убийцу так и не нашли.

Уильям кивнул, а потом, улыбнулся, глядя в маленькие темно-синие глаза.

— Да, это так, но это не значит, что надо убиваться, надо просто жить дальше, ведь мы это можем делать, — что-то невнятное произнес Афтон, продолжая выдавливать улыбку и надеясь, что она хоть в какой-то степени правдоподобная.

Стоящему перед ним шарику на ножках — намного более круглому, чем сам Уильям — по-любому было все равно, что какого-то механика где-то там зарезали, и что там еще была какая-то девчонка, его дочь вроде. Если зарежут Уильяма, он расстроится только из-за того, что пропадет один из бизнес-партнеров, не более. Поэтому вся эта речь скорее была от Афтона для Афтона, потому что в голове продолжала всплывать та картина: два тела лежат на сыром асфальте, пока их кровь смешивается с грязной водой в лужах, и пустые глаза, глядящие в небо, если не выше.

В кабинете все висел тот пиджак. Уильям сел за стол, собираясь разбирать письма.

Он внимательно читал каждое, кроме тех, в которых соболезнуют из-за смерти механика. Афтон откладывал их в отдельную неопрятную стопку, с которой они скатывались и из-за импульса падали на пол.

— Ты сказал Элизабет, что Генри и Чарли уехали? Серьезно? — отчасти осуждающе произнес Майкл, глядя на отца. Тот вздохнул и потер переносицу.

— А что? Неужто я должен был сказать ей правду? Она совсем маленькая, чтобы жить с мыслью о том, что ее лучшая подруга и ее отец были зарезаны каким-то… — он замолк, подбирая подходящее слово, — негодяем.

Майкл пожал плечами и протянул отцу какую-то газету.

— Тогда постарайся, чтоб она этого не видела, — сказал он, откидываясь назад и переводя взгляд на телевизор.

Афтон посмотрел на газету и тут же закрыл глаза: прямо на главной странице под большим и жирным заголовком была фотография с того самого места, с двумя телами, кровью на асфальте и пустыми зелеными глазами.

Уильям глубоко вздохнул, стараясь вытравить дрожь из рук, и свернул газету, чтоб никогда больше не видеть этого снимка. Через время газета оказалась в мусорке вместе со стаканчиками из-под йогуртов, пустой коробкой молока и коробочкой от успокоительного.

Через месяц убийцу так и не нашли, через два тоже.

Через три месяца практически все — за исключением полиции — забыли про убитого некогда Генри Эмили и то, что у него еще вроде как была дочь.

Уильям тонул в бумагах и письмах. Он задерживался в пиццерии, наблюдая за аниматрониками, поправляя пружины, чинил пневматический привод у Спринг Бонни, потому что в один момент он повредился, когда элементы крепились к стенкам костюма и прямо на сцене у него перестала двигаться рука, а из ее щелей стал выходить сжатый воздух.

Он устало зашел в кабинет. Взял свою куртку, одиноко висевшую на крючке, и пошел к выходу.

На улице холодно. Дождь.

Сигарета потушилась из-за ливня и Афтон недовольно выкинул ее в мусорный бак.

Дома тихо и темно — все спят. Лишь телевизор показывал какой-то фильм, который кажется достаточно знакомым.

Мужчина сел на диван и закутался в плед, откидываясь на мягкую спинку, чувствуя, как вода стекает с его волос, течет по лицу, как сырые брюки липнут к коже.

Он устало пялил в экран, пока глаза медленно закрывались, а тело все менее охотно слушалось.

Он сидел с приоткрытыми глазами, периферийным зрением фиксируя удары молнии и ливень, и чувствовал сильнейшее дежавю.

Ему хотелось кого-нибудь обнять, прижаться и уснуть, параллельно бормоча, что он не спит.

Хотелось услышать, что ему пора, сказать, чтоб он написал, как только придет домой.

И так хотелось получить это сообщение.

Афтон бездумно пялил в потолок, потому что фильм смотреть не хотелось, ведь это именно тот фильм, который они так и не досмотрели — Генри срочно надо было пойти за Чарли, ведь это именно тот фильм, который шел на фоне их разговора.

Сейчас правда дождь не закончился еще, он продолжал лить и лить, скрывая в ударах по крыше тихий плач Уильяма.

Он попытался забыть. Серьезно пытался. Все утверждал и утверждал, что надо просто продолжать жить, вбил себе эту мысль в голову, она стала мантрой его души.

Однако каждый день все напоминало ему о Эмили.

В один момент — Афтон так и не просек когда — Генри вдруг стал его миром. Уильям практически стал зависимым от голоса, прикосновений и мечтательного взгляда механика.

Каждый раз, когда Афтон пытался стереть имя «Генри Эмили» из своей памяти как нечто уже ненужное, то сразу же появлялись какие-то пиджаки и чертежи, мороженое и фильмы, неотвеченные звонки.

Он спрятал пиджак, убрал их общую фотографию со стола, переделал чертежи и разлюбил кофе с карамелью, который они так часто пили.

И каждую чертову ночь он вспоминал, что они так и не сходили поесть мороженого, так и не съездили в Диснейленд, он так ему и не ответил.