«Я согрешил, и лишь ты можешь меня судить.»

Мирские заботы совсем не заботят Фёдора, у него есть привычный образ жизни отстранённого гения, в голове которого бесконечно много разных мыслей.

Однако храм принимает демона этого мира в свои объятия, заставляя маску разбиться в дребезги.

Конечности наливаются свинцом, и демону остаётся только опуститься на колени, преклоняя голову перед алтарём. Слёзы ручьём стекают по бледным щекам, опаляя дорожками нежную кожу. Фёдор кается, он отвечает перед богом, зная, что нет ему прощения.

Голоса церковного хора эхом отзывались в ушах, казалось, ушные перепонки не выдержат и вот-вот лопнут.

Лишь здесь проявляются истинный эмоции.

Образ в голове кричит и требует раскаяться, приходить в храм вновь и вновь, открывая гнилое нутро в жалких попытках очиститься.

Дрожащим голосом Федор кается, пытается произносить слова сквозь слёзы как можно точнее. Горячий воск стекает по рукам, обжигая кожу и, казалось, саму душу.

«Дитя, твоя печаль ведь вовсе другая. Я вижу это.»

Фёдор уже не понимает, откуда же этот голос. Такой теплый и комфортный, он вынуждает довериться.

И стоит начать сначала, вновь и вновь. Рассказать о всём от начала до конца, пересчитать всех своих демонов и изгнать каждого, кто сделал его таким беспокойным и жалким.

«Коля дурак. Так я думал с самого начала, и искренне считал, что моё мнение не изменится. Ведь его игры и трюки казались совсем детскими. А временами он и вовсе может быть надоедлив во время работы.

Как бы то ни было, его уникальная личность интригует. Искреннее стремление к свободе затмевает всё вокруг. Энергичность и раздражительность прямо-таки витает рядом с этим человеком, не желая отпускать. Тогда почему же, его компания так странно успокаивает меня?

Он не боится моих прикосновений, одаривает меня объятиями при каждой встрече.

О, Боже... я согрешил. Запретный плод оказался уж слишком чарующим. И моё сердце хранит секрет, которому не суждено быть раскрытым. И засыпая, я вновь и вновь чувствую, как же отдаются теплом прикосновения. Они горят огнём, обжигая мою кожу, кажется, я вновь теряю контроль.»

Ладони в умоляющем жесте касаются губ, и Федор лишь отчаянно шепчет молитву в надежде отогнать столько порочные мысли.

«Я каюсь, Боже! Я признаюсь во всех грехах этого мира, но лишь одно рассказать я не могу.

Человек, что касался меня везде без опасений и страха. То, как он держал мои руки и целовал каждую костяшку.

Для мира я демон, крыса, монстр, но он... Он лишь улыбался. Из его уст вырывалось до тошноты радостное, но такое искреннее "Фёденька".

И как бы печально не закончились наши судьбы, он правда вырос в моих глазах.

И я думаю, настоящий дурак…лишь я.»