— Вот, вроде бы должны подойти.
Гета достала из кладовой высокие резиновые сапоги болотного цвета и протянула их девочке. Плотные, чуть блестящие они не были похожи на те, что Нике купила мама (желтые с ручками и красными цветками на боках), но выглядели достаточно надежно, чтобы в них можно было отправиться гулять к пруду. Взяв их в руки, Ника примерила обувь и, несмотря на чуть великоватый размер, осталась довольна. Ноги были защищены почти до колена, а небольшой каблук приятно стучал по деревянным половицам дома.
Ньярл, критично осмотрев внучку, присел и чуть надавил пальцем на носок сапога, проверяя, сколько лишнего места там осталось.
— Нравится?
— Очень!
— Ну и славно.
Аккуратно заправив коричневые штанины потертого вельветового комбинезона, что достался Нике в наследство от многочисленных родственников, Ньярл покрепче закрепил его лямки на плечах и подогнул рукава чуть растянутого свитера в полоску. Сам бы дедушка с удовольствием облачил внучку в какой-нибудь костюм посерьезнее, цвета хаки, и из такой ткани, чтобы грязь сама отскакивала, но Ника явно была бы против. Ей в целом неважно было, что носить, тем более на прогулках, но любовь к ярким вещицам не позволила бы ей спокойно расхаживать в блеклых, некрасивых нарядах, как у местных охотников.
Наклонившись, внучка проверила карманы у коленей, стандартные на бедрах и последний на груди. Все они оказались, как водится, пусты, для того чтобы девочка, гуляя на улице, могла разместить все найденные сокровища.
— Я готова.
Ника подняла голову, посмотрев на деда и тетю. Гета, выудив из складок своей юбки простую тканевую резинку в белых горох, собрала черные кудри девочки в высокий хвост.
— Теперь готова. Инструменты брать будешь?
— Интруме-енты…
Бросив взгляд на угол у входной двери, Ника задумалась, рассматривая огромное количество вещиц, что помогали ей в маленьких приключениях. Небольшая лопатка для всякого; длинная палка (измерять глубину луж); пара пластиковых ведер; водяной пистолет (для жаркой погоды); большая банка мыльных пузырей (наверняка уже выдохлись); туповатый ножик, найденный в траве (складной); сачок (немного липкий после ловли улья).
— Сачок. Хочу поймать стрекоз.
Тетя послушно выдала требуемый предмет и, поймав лицо племянницы в ладони, звучно поцеловала ее веснушчатый нос.
— Не убегай далеко от дедушки.
— Не буду.
Ньярл как-то обреченно вздохнул, смотря на внучку, но промолчал, лишь забрав из того же угла небольшой раскладной стул, а с полки рядом — термос с мятным чаем.
— Пошли, горе луковое.
— Фу, лук.
Поймав ладошку Ники, мужчина вывел девочку за дверь и направился через калитку старого забора к протоптанной тропинке, что вела к прямо к лесу, а перед ним — к пруду. Сам водоем был сравнительно небольшим, из-за чего каждое лето мелел, пряча свою гладь за слоем тины, да и найти его мог не каждый, высокая трава скрывала даже проход к нему, но для игр ребенка место подходило идеально.
Лето в поселении только начиналось, едва прогрев местную речушку и озеро. Самые молодые и отчаянные жители уже вовсю купались, группками прибегая на песчаные берега с охапкой дров и покрывалами, пока остальные деревенские занимались преимущественно огородами и общими полями для выращивания пшеницы, льна и ржи. Гета, владелица дома, не относилась ни к одной из групп. Как местная травница она могла не переживать из-за нехватки картофеля на зиму или закруток, что ближе к осени начнут массово собирать в прохладные сухие подвалы. Ее работа сейчас состояла лишь в том, чтобы помочь обгоревшим на солнце, простывшим и покалеченным, а в свободное время собрать достаточно сезонных трав в местном лесу. Приезд отца и забота о племяннице были скорее исключением из привычного порядка, но, надо отдать должное, приятным. Ника быстро обследовала все близлежащие территории, и, выяснив, чем именно можно заняться в глуши, с радостью пустилась во все тяжкие под нестрогим присмотром деда, привыкшего к любым шалостям ребенка. Правда, после таких игр на природе девочку тоже приходилось лечить, поэтому, отпуская ее к пруду, Гета заранее стала доставать мази от синяков и пузырьки антисептика.
Тем временем дед и внучка дошли до водоема и, оглядевшись, устроились на поросшем берегу. Ньярл расправил простенький складной стул на ровном месте и, натянув панамку посильнее на глаза, открыл прихваченный с собой томик истории. Книжка старая, потрепанная, зачитанная до дыр, но любимая, поэтому скользить взглядом по строчкам было сродни медитации, при которой весь смысл текста оставался где-то на фоне сознания. Ника, в свою очередь, прыгнула с места в карьер, а точнее - в обмелевший край водной глади, распугав местную фауну. Дед лениво и привычно держал ребенка в поле зрения, наблюдая сначала обещанную охоту на стрекоз (попалось целых три, крупные, красивущие, с фиолетовыми переливами по длинному брюшку), а затем поиск мелких гадов, насекомых и цветных камешков у тропы, что могли бы пополнить коллекцию «сокровищ» Ники. За всем этим Ньярл даже не сразу заметил, что в какой-то момент внучка притихла, что было явным знаком опасности для всех, кто знал это несносное дитя.
— Деда-а!
Опустив книгу на колени, мужчина проследил, как из ближайших камышей спотыкаясь и хлюпая резиновыми сапогами по мокрой земле, вылетела внучка, неся перед собой на вытянутых руках, как драгоценность, большую коричневую жабу.
— Посмотри, какая она огромная!
Не церемонясь с дедом, девочка сунула находку ему прямо под нос, предлагая оценить столь ценное приобретение, отчего Ньярл опасно покачнулся на стуле, пытаясь избежать слишком тесного знакомства.
— Правда красивая? Она еще и прыгает так высоко и влажная такая, из рук ка-ак скользнет!
— Очень красивая, да…
Отодвигаясь от бедной жабы, мужчина окинул взглядом перепачканную в грязи внучку. Колени, локти, открытые кисти рук и щека покрылись слоем тины или пятнами земли, и получаса не прошло, как они добрались до пруда, и вот надо же, хоть домой иди и стирай всё.
— Смотри! У нее еще глаза такие!
Сощурив веки, маленькая Ника попыталась изобразить жабу, отчего земноводное в ее руках чуть скользнуло в слабой хватке ребенка, обещая всей своей склизкой массой упасть прямо на колени деда.
— Ника…
— Нет, ну ты посмотри!
— Я… вижу, — придержав ладони внучки, Ньярл обреченно вздохнул, помогая ей удержать жабу. — Маме ты их тоже показываешь?
— Неа. Мама их боится.
Мужчина на мгновение задумался, но не нашел в памяти ни единого подтверждения этому факту.
— Умная у тебя мама.
— Конечно она лучше всех.
Осторожно направив руки Ники к земле, Ньярл помог отпустить находку и, дождавшись, пока обитательница болот ускачет обратно в камыши, достал из кармана шорт платок, тщетно постаравшись убрать грязь с пухлой щечки девочки.
— Пить хочешь?
— Да!
Кивнув, мужчина убрал платок и, раскрутив крышку термоса, аккуратно налил в нее чай, но не отдал в перепачканные ладони, напоив Нику сам.
— Хватит?
— Ага.
Собрав термос обратно, Ньярл едва успел удержать рукав девочки, не давая ей вытереть рот, и, вновь достав платок, помог сам, получив в награду мимолетную улыбку внучки, прежде чем она снова полезла к пруду.
— Не лезь далеко, Ника!
— Я постараюсь!
«Постараюсь». Любимая формулировка внучки, она, как настоящий дипломат, ничего никогда не обещала, ограничиваясь коротким «постараюсь», благодаря чему могла спокойно пропускать даже самые важные вопросы мимо ушей. Она же обещала только постараться, а то, что у нее должно получиться при этом, никто не уточнял.
Откинувшись на стуле, Ньярл выдохнул и, последив за Никой еще какое-то время (она палкой отодвигала тину в один край), вернулся к чтению книги. Среди глав вот-вот должен был появиться любимый период истории, занимающий внимание даже при перечтении, но едва дедушка погрузился в далекие события, как со стороны пруда вновь послышался голос внучки.
— Де-еда-а!
Встрепенувшись, Ньярл огляделся, но не увидел Нику, видимо, она прошла чуть дальше по берегу. Оставив томик на стуле, мужчина присмотрелся к зарослям у пруда и двинулся по краю, стараясь рассмотреть происходящее и найти среди камышей или осоки свою внучку.
Но нашлась она в пруду
— Де-еда, я застряла.
Чуть не обливаясь слезами, Ника стояла недалеко от болотистого берега и растерянно смотрела на собственные сапоги, увязшие в илистом дне. Ряска, подобравшись к кромке сапог, обещала вместе с нагретой солнцем водой перелиться внутрь обуви.
— Ника, только не дергайся, я сейчас тебя вытащу.
Дождавшись кивка внучки, Ньярл с сожалением избавился от собственных сланцев и наступил босыми ногами на мягкий ковер местных водорослей, покрывших дно пруда неровным слоем. Буквально в два шага он настиг Нику и осторожно наклонился к ней.
— Хватайся за шею.
— Угу.
Обвив руками шею дедушки, внучка зажмурилась, чувствуя, как ее, словно диковинную репку, пытаются вытянуть из воды.
— Крепче держись.
Подтянув Нику к себе, Ньярл легко выпрямился, с удивлением отметив, как просто у него получилось достать ребенка. Где-то в глубине мутной толщи он ощутил, как его икры коснулось что-то склизкое, а опустив голову, увидел, почему достать внучку не представляло труда.
Сапоги Ники все еще стояли закованные в ил.
Болтая ногами в разных носках, девочка с интересом посмотрела вниз, наблюдая, как ряска лениво заползает внутрь горловины резинового сапога.
— Кажется промокли.
— Ну да.
Обреченно вздохнув, дедушка поддержал внучку, давая ей удобнее уцепиться за него, словно обезьянке на дереве, и свободной рукой выдернул застрявшую обувь из воды. Еще через пару мгновений они оказались уже на берегу, но отпускать Нику было еще рано. Кое-как вытряхнув содержимое сапог, Ньярл подхватил их и направился к своему стулу, присев перед ним.
— Возьми, пожалуйста, книжку.
— А стул?
— Потом заберем.
Детская рука подхватила томик с сиденья, прижав книгу к себе, и дедушка, вновь выпрямившись, не спеша побрел обратно к дому, задумчиво наблюдая, как легкий ветер склоняет высокую траву в поле, превращая ее в подобие моря. Ника отчего-то вновь завозилась в объятьях.
— Деда, ты тапочки забыл свои.
— Правда?
— Да.
— Ну, потом заберем.
Внучка послушно кивнула и положила голову на плечо деда, ткнувшись подбородком у ключиц. Еще совсем недавно она могла свободно кататься, сидя на его шее и горделиво поглядывая на прохожих сверху вниз, но за последнее лето вытянулась, и сидеть стало неудобно, даже опасно, как говорила мама. Теперь семья носила Нику только на руках, как и много лет назад до этого. Девочка еще смутно помнила те уютные дни, когда, лежа в мягкой ткани, словно в гамаке, она наблюдала за работой родителей, вися в слинге.
Добравшись до дома, Ньярл бросил сапоги у крыльца и, поднявшись на прогретую солнцем террасу, аккуратно открыл входную дверь, оставшись строго на пороге. Ника заерзала в руках, пытаясь слезть, но дедушка лишь крепче обнял ее, дожидаясь, пока подойдет дочь.
— Бо-оги, где ж вы были.
Выглянув из-за печи на кухне, Гета изумленно оглядела парочку, отметив и отсутствие обуви, и грязный вид. Прикрыв ладонью рот, она подошла ближе, явно не понимая, с какой стороны подходить к проблеме.
— А сапоги?
— Промокли.
— Они же резиновые...
— Деда, мы сачок забыли, а стрекоз я взяла, и вот, дяде для рыбалки.
Ника быстро отдала тете книгу и стала копаться в многочисленных карманах, действительно выудив оттуда заявленных насекомых, но помимо них — несколько желтых цветков, пару черных червей и одного водяного паука. Все «сокровища» тут же были с радостью вручены в дрогнувшую ладонь Геты. Женщина, поджав губы, стремительно побледнела.
— Это все, радость моя?
— Да.
— Молодец, Ника, ты хорошо постаралась.
Ньярл, почувствовав, что терпение дочери на исходе, боком протиснулся на кухню.
— Мы будем ждать тебя в бане.
— Ла-адно.
Гета задумчиво посмотрела на возившихся в ее руке пиявок и содроганием бросила их в печь, едва только племянница скрылась в дальней двери комнаты. Теперь остаток дня уйдет на то, чтобы отчистить вещи (или лучше все же выбросить? Кто знает, что там еще прячется в карманах), и отмыть ребенка, а завтра можно снова идти на прогулку, только в этот раз уже не к пруду, а ближе к лесу, собирать землянику под чутким присмотром местных мавок.