Бывает, что ты просыпаешься утром и чувствуешь невероятную тяжесть, будто тебе на плечи поставили огромный камень и ты, словно титан удерживаешь всё от падения. В горле стоит ком, от которого никак не избавиться, голос дрожит, когда ты пытаешься говорить, дыхание спешное и поверхностное. Ты чувствуешь себя так, будто ты пробежал марафон и ещё не успел отдышаться. Сильное перевозбуждение организма не даёт спокойно думать. Оно совсем не даёт здраво мыслить. 

Джисон просыпается очень рано и вздрагивает, когда наконец пелена сна спадает. Снова неприятные тягучие сны. Они заставляют сердце биться быстрее, когда ты бежишь куда-то вперёд, стараясь оторваться от преследований, но липкий ужас хватает тебя за все конечности и больше не даёт сдвинуться ни на миллиметр. Ты чувствуешь дыхание возле своего уха, но даже элементарно отодвинуться у тебя нет возможности. В такие моменты всё становится тяжёлым, ты не можешь больше бороться, веки слипаются и глаза открыть не получается, как бы ты ни старался. Ты чувствуешь, как ледяные тонкие пальцы пробираются под одежду и оглаживают рёбра, хватая за плечи и кидая в яму паники, в которой нет дна. 

Он упорно бежит от проблем, упорно избегает всё, что хоть как-то не вписывается в его понятие «зоны комфорта». Каждый раз он закрывает глаза и надеется, что когда откроет их, то всё будет как раньше. 

Весь мир в один момент потерял цвет, всё вокруг погрузилось в давящую серость, из которой никак не получается выбраться. Он думал, что избавившись от Минхо всё изменится, но он ошибся. Снова. 

Кажется, Джисон ошибается также часто, как дышит. Он ошибся насчёт чувств к Минхо, а потом ошибся, когда подумал, что остыл. Джисон ошибся, когда позволил Феликсу поцеловать его и вновь ошибся, когда подумал, что отпустил старшего. 

Джисон сам огромная ошибка. 

Хан прекрасно осознаёт это и ненавидит себя с каждым днём все сильнее. Ненависть заполняет все вены и артерии, огромной волной накрывает с головой, заставляя захлебнуться. Захватывает каждую частичку тела, разливается противным холодком и душит. Огромными когтистыми лапами хватает за шею и с хрустом ломает её, уничтожая причины жить дальше. 

Мерзко. 

И вместе со всем этим Джисон невероятно сильно хочет вернуть Минхо. Парень хочет снова иметь возможность обнимать старшего, чувствовать нежные поцелуи по утрам и знать, что его невероятный хён всегда будет рядом. Джисону так хочется снова взять Ли за руку и переплести пальцы, хочется снова купить два айс-американо, чтобы обрадовать Минхо после его тяжёлой тренировки, хочется снова заказать в их любимой кофейне два чизкейка и съесть их оба, потому что Минхо снова отдаст ему свой со словами: «Ты такой милашка, когда ешь». Джисону до боли в душе хочется снова быть рядом. Тело ноет, а душевные раны саднит от желания хотя бы просто прикоснуться. Никакого сексуально подтекста, Хан просто хочет касаться Минхо — его волос, лица, целовать шею, переходя на ключицы, иногда, будто случайно касаться сильных, но таких податливых бёдер. Джисон хочет чувствовать Минхо рядом. Парень только сейчас, спустя такое долгое время осознаёт, что всё сказанное было ложью, его чувства всё ещё живы, но Минхо теперь слишком далеко.

Теперь уже поздно. 

И нет, он не переехал в другую страну, город или типа того. Он всё также живёт в соседнем районе, всё также работает в той же танцевальной студии. Его квартира всё ещё находится на том же этаже, а его коты всё также любят спать у тёплых батарей. Минхо всё ещё слушает «The Weeknd» и «Chase Atlantic» перед занятиями, чтобы получить долю вдохновения и он всё ещё такой же невероятный. Джисону больше не суждено увидеть это также близко, как раньше. Он больше не сможет насладиться идеальным профилем Минхо, когда тот читает, сидя в кресле, больше не сможет разбудить его ленивыми поцелуями, а потом пойти и приготовить завтрак. Теперь они снова чужие люди друг для друга и между ними возникла пропасть, кажется, глубиной в тысячи тысяч километров. И с каждой секундой она становится всё шире и глубже. 

Хан больше не пользуется своим любимым шампунем с терпким ароматом граната, он больше не носит свою любимую чёрную кепку, которую когда-то считал талисманом на удачу. Парень берёт не американо, а латте, предпочитает кремовые пирожные своим некогда обожаемым чизкейкам. Джисон всё ещё по привычке приходит к танцевальной студии по вечерам, совсем не сразу одёргивает себя и уходит, предварительно всматриваясь в панорамные окна, завешанные лёгкими тюлями, каждый раз надеясь, что в окне покажется знакомое лицо. Он всё ещё заходит в соцсети Минхо, надеясь увидеть хоть что-то, что сможет согреть его, но все фото приносят только боль. Сердце трепещет при виде новых селфи Ли вместе с Сундундо, но парень быстро закрывает изображение и откидывает телефон в сторону. Нельзя. Нельзя. 

Он сам выбросил Минхо из своей жизни, разбил его и, вероятно, полностью уничтожил. Джисон сам буквально сказал старшему больше никогда не появляться в его жизни, а теперь, как последний идиот, сам бегает и пытается что-то исправить. Или хотя бы чуть упростить ситуацию. Ту самую, виновником которой он является сам. Да, Джисон целиком и полностью принимает свою вину, но он всё ещё не может осознать, что это конец. Всё кончено по-настоящему. 

***

Очередной осенний день проходит, оставляя после себя странное ощущение незавершённости. Кажется, что всё происходящее на улице — совсем не то, что должно идти после жгучего яркого лета. Три тёплых месяца пролетели в одну секунду и начинает казаться, что этого недостаточно. Недостаточно ранних подъёмов, когда просыпаешься, чтобы увидеть рассвет, а потом разочаровываешься и с лёгкой печалью на душе уходишь спать, потому что сегодня облачно и солнца совсем не видно. Недостаточно ночных посиделок с Чанбином у него дома, когда кажется, что ты рассказал ему о себе всё, что только можно, но каждый раз находится что-то новое. Недостаточно поездок на машине с громко включённой музыкой, когда прохожие оборачиваются, а тебе абсолютно безразлично — ведь ты искренне счастлив. Недостаточно тёплых объятий в прохладные вечера, которые проводишь на безлюдной набережной в не очень гордом одиночестве. 

Но, как бы нам не хотелось этого осознавать, время течёт быстро и после лета неизбежно наступает осень. Дожди идут практически каждый день, тяжёлые облака обволакивают небо, не пропуская солнечный свет. Листья начинают желтеть и опадать, нежно кружась на лёгком ветерке, что подбрасывает их, не давая сразу упасть, на уже остывшую землю. Фонари зажигаются раньше и отовсюду пахнет тёплой выпечкой и свежим кофе. 

Джисон выбегает из автобуса и поправляет худи. Он оглядывается и видит знакомую улицу. Тут расположена студия, а которой работает Минхо. «Странно» — парень думает, поправляя растрепавшиеся волосы и бросает взгляд на отъезжающий от остановки транспорт. «Чёрт, я даже не заметил, что сел не на тот автобус».

 «Восьмерка», слегка покачиваясь удаляется по широкому проспекту, а парень решает всё же прогуляться, раз он оказался здесь. 

 В такие вечера огненно-оранжевое небо отражается в не успевшем остыть асфальте, песни в наушниках играют самые грустные, будто в плейлисте больше нет никаких, а пальцы мёрзнут чуть сильнее обычного. Джисон засовывает руки в карманы и идёт к парку, совсем не торопясь. Играет «Talking to the moon» от KREAM. 

Хан идёт с опущенной головой, натянув капюшон на голову — уши мёрзнут. 

Он проходит мимо входа в здание школы танцев и слышит знакомый голос. «Спасибо вам за занятие. Я был очень рад получить новый опыт» — роскошным бархатом слова разливаются по ушам Джисона, заполняя до краёв и заставляя остановиться, как вкопанному. 

Минхо. Это говорит Минхо. 

Джисон рефлекторно поворачивает голову и видит его. Сегодня он как обычно в спортивных штанах и большой белой футболке, которая чуть растянулась от частой носки и теперь открывала вид на острые ключицы. Джисон непроизвольно сглатывает. Волосы Минхо немного торчат в стороны, но их осторожно приглаживает другой парень, стоящий к Джисону спиной. Тело Хана прошибает разряд жгучей ревности, белой пеленой застилая всё вокруг. 

Наконец Ли поднимает глаза и сталкивается со взглядом Хана. Улыбка на его лице мгновенно пропадает, но старший будто с огромным усилием перебарывает конфликт, возникший внутри него и вновь улыбается. Он говорит что-то своему собеседнику и направляется в сторону Джисона, по пути накидывая на себя кофту. Хан уже хочет уйти, но Ли жестом заставляет того остановиться. 

И Джисон почему-то повинуется. 

— Привет, Хани, — Минхо приобнимает младшего за плечи и чуть похлопывает того по спине. Он кладёт голову ему на плечо и вдыхает запах Хана, — м, ты больше не пользуешься гранатом? Жаль, тебе шло. Но я понимаю тебя, — он говорит короткими фразами, будто выстреливая ими из пулемета, и будто заставляя себя говорить вежливо и без насмешки. 

— Здравствуй, Хо, — Хан неловко приобнимает того в ответ, — да, так вышло. 

Сказать нечего, да и спросить тоже. Их больше ничего не связывает и неловкая тишина повисает между ними, словно паутина, опутывая их. 

— Как поживаешь? — Минхо нарушает тишину и отходит на пару шагов, увеличивая расстояние между ними. Джисон хочет потянуться к Ли, притянуть его к себе, прижаться всем телом. 

— Ну… бывало и хуже, — вопрос бьёт по ушам, заставляя содрогнуться, но Джисон держит себя в руках и отвечает, стараясь сдержать дрожащий голос, — а ты? — он старается оставаться на месте и не творить глупостей. Хотя бы сейчас. 

— У меня всё прекрасно, — он замолкает на секунду и поворачивается, подзывая парня с длинными чёрными волосами, — познакомься, Джисон — это Джинни. Мой парень. 

П а р е н ь? 

«Нет, нет, нет, нет…» — эхом отдаётся в голове. Последняя фраза Минхо разлетается на слова, а затем на буквы и роится в голове, ударяясь о черепную коробку изнутри. Больно. 

Внутри что-то обрывается и тяжело падает вниз, разбиваясь. Кажется, сердце всё же не выдержало очередного удара. Джисону нечего сказать, поэтому он тупо сверлит взглядом то Минхо, то Хёнджина. Голос предательски подрагивает, дыхание учащается, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки. 

— Я… рад за вас, — слёзы наворачиваются на глазах. 

— Спасибо, — Минхо не перестаёт улыбаться, — так зачем ты пришёл? Вроде живёшь в другой стороне. 

— Я… — он не успевает договорить, как Минхо резко прерывает его. 

— Если ты хотел поговорить, то это незачем, — его улыбка становится всё шире, — нам больше не о чем говорить. 

Минхо продолжает улыбаться, говоря такие вещи. 

— Знаешь, мне было так больно, когда ты ушел. Я чуть не убил себя. Если бы не он, — он указывает на Хвана, — меня бы тут не было. Ты заставил мой мир померкнуть и утонуть в тяжёлых облаках печали, а Хёнджин разогнал мрак, вытащив меня из пучины, в которой я стремительно тонул. Ты же знаешь, я люблю солнце больше, чем всё остальное, — улыбка всё ещё не сходит с лица Минхо, — а теперь уходи. Я не хочу больше видеть тебя. Никогда. 

Ли улыбается, но так по-злому. В его улыбке смешалась вся боль, что Джисон заставил его испытать, вся злость, что накопилась за это время. 

Минхо разворачивается и утягивает за собой Хёнджина, на лице которого абсолютно нет эмоций. Но последнее, что запомнил Джисон — осуждающий взгляд, который бросил напоследок Хван. Взгляд прожег дыру в груди Джисона и уничтожил остатки самообладания. 

Слёзы горячими потоками полились, обжигая холодные щёки. Глаза щиплет, а лёгкие сдавливает чувство огромной потери. Джисон почти опадает на колени и задыхается от боли. Наверное, он был бы рад, если бы его проткнули ножом, но в этот раз ему не повезло. Больно внутри и сделать с этим невозможно ничего. На душевную рану не приклеишь пластырь и не наложишь повязку или жгут. Она противно кровоточит, вытягивая все силы. 

Джисон не помнит, как вернулся домой. Не помнит, как в его руках оказалась пачка сигарет. Он не помнит ничего. 

Перед глазами до сих пор стоит та самая тёплая улыбка Минхо и стреляющее в сердце на поражение: «Нам больше не о чем говорить. Уходи.»

Джисон стоит на балконе в одной футболке. Ледяные капли дождя падают на его тело, заставляя кучу мурашек пробежаться по его спине. Ткань медленно намокает и прилипвает к горячей коже. Холодный ветер пронизывает насквозь, будто забираясь в самые дальние уголки души, где разочарованно скулит — там больше ничего нет. 

Или есть? 

Ветер забирается глубже и откапывает всё, что Джисон так усердно прятал, откладывал как можно дальше — воспоминания о Минхо. 

Хан лишь крепче сжимает перила, спасавшие его от падения, и потухшим взглядом окидывает ночной город. 

Раньше он бы наслаждался этой атмосферой дождливой ночи и с удовольствием бы вдыхал прохладный воздух. Раньше он бы с упоением выкуривал сигарету, а потом целовался бы с Минхо, выдыхая дым ему в лицо. Ли ворчал бы, отбирал остаток сигареты, выбрасывал бы, а потом прижимал бы Джисона к холодной кирпичной стене и выцеловывал бы его полностью, как в последний раз. Раньше он бы был только рад находиться тут, но теперь перед глазами лишь мелькают картинки с воспоминаниями и давят на сознание. 

Теперь каждый миллиметр его квартиры, каждая пылинка напоминают о Минхо. Абсолютно всё. 

Каждый закат и каждый рассвет. Каждая звезда, что отражалась в тёмных глазах парня напоминала ему о временах, когда он был по настоящему счастлив. 

Он любил и был любим, но в один момент своим глупым и необдуманным действием он уничтожил всё то, что сам же выстраивал так долго. 

Всему хорошему обязательно приходит конец. Светлая полоса в жизни может быть длинной, а может быть и короткой, но всем известно, что тьма всегда поглощает свет. Тьма сильнее, что бы кто ни говорил. Верно?

И вот, каждой ночью Джисон выходит на балкон и без эмоций смотрит вниз, наблюдая за проезжающими машинами и думает, как бы было хорошо полететь вниз и в одну секунду отпустить всё. Он думает, как было бы хорошо полететь и в один момент обрести крылья. Улететь далеко-далеко отсюда и забыть. Забыть всё. Но Джисон слабак. Он не может. Без Минхо его жизнь потеряла смысл. Всё что раньше делало его счастливым теперь лишь раздражает. И Джисон не может справится с этим. 

А ещё Джисон ненавидит себя. Ненавидит всей душой за то, что он причинил столько боли самому дорогому человеку. Ненавидит себя за всё, что сделал. 

Хан нагло врёт Чанбину, что он в порядке, а по ночам задыхается в слезах. Врёт, когда в очередной раз улыбается Феликсу, который теперь работает с ними. Врёт самому себе, снова думая, что он больше не любит. 

«Он был для меня всем. Он был для меня миром, а я так просто всё разрушил».