Как Фэн Синь обычно смотрит на Се Ляня — отдельная картина, достойная запечатления на лучших полотнах во дворце того же принца. С тщательно скрытой под уважением нежностью, со сдержанной заботой. Это сложно не замечать со стороны: с условием, что неплохо знаешь их обоих, конечно.
Заботу эту принц всегда охотно принимает, хотя в его жизни всегда было много людей, готовых обхаживать, рассыпаться в любезностях, лизать ему пятки: в общем, делать всё, чтобы завладеть хоть толикой внимания всеми любимого наследника Сяньлэ.
А Се Ляню это, похоже, нравится: он чуть склоняет голову под прикосновениями Фэн Синя, который достает из длинных шелковые волос налипшую на них листву. Во время охоты в лесу Се Лянь отвлекся — то ли в мысли свои ушёл, то ли птичку в кустах увидел — и кубарем покатился по идущей вниз к подножью горы земле, собирая на себя все подвернувшиеся на пути дары леса.
Му Цин, идущий слегка позади их обоих, на секунду мешкает, слыша глухой звук удара и выискивая взглядом место происшествия. Но Фэн Синь наготове всегда, так же быстро, как посланная тетивой стрела, подбегает к Се Ляню.
Помощь Му Цина уже не требуется, остаётся топтаться в стороне.
— Горе вы луковое! — строго замечает Фэн Синь, опускаясь на одно колено перед принцем и помогая ему встать. — Осторожней надо быть! Вставайте же, ну. Уже и одежды все запачкали…
— Вы же рядом, так что мне ничего не грозит! — робко оповещает принц, встряхивая головой — часть пожухших листьев и травы с неё опадает вниз — и одаривая своих подручных по очереди нежным взглядом.
Му Цину становится дурно, когда он перехватывает его своим.
Ещё недавно Му Цин сам волосы его Величества расчесывал. И по утрам, помогая собраться со сна, распутывая сбившиеся в маленькие колтуны пряди. И по вечерам ко сну его готовя, наносил на них ароматические масла: лавандовые, сандаловые, жасминовые, любые — прихоть принца, хоть, возможно, и глупая. Аккуратно это делал, словно дорогую изящную ткань повредить боялся. И сначала так оно и было, ведь впервые в жизни Му Цин был слугой настолько важного человека. А вся знать, как правило, была со своими причудами, и Се Лянь не был исключением.
Свои волосы Се Лянь любил, и это хорошо прослеживалось в их ухоженном внешнем виде.
— Золотые у тебя руки, — говорил иногда Се Лянь, непринужденно смеясь и наслаждаясь тем, как хаос на его голове превращался в элегантную причёску. — Чуткие.
Он чуть запрокидывал голову назад, щекой задевая свободную от расчески руку Му Цина, пропускающую уже расчёсанные пряди сквозь пальцы. И Му Цин мог бы сказать, что краснел, как последний дурак, но со стороны ему не было видно.
Потом в своих более скромных покоях, он пытался смыть с кожи ладоней въевшийся запах масел. Перед этим с легким чувством стыда не забывая понюхать и прочувствовать его: цветочные пряные ароматы смешивались с запахом принца. Богатый запах, приятный.
Эта мысль была очень странной, но она в голове Му Цина была.
Сейчас же Се Лянь довольно улыбался, позволяя другому человеку за собой поухаживать. Момент, когда Му Цин решил, что это его священная обязанность и почему делить ее с кем-то вдруг стало так оскорбительно, он упустил.
Просто свербело от этого в подсознании, хоть ещё и совсем недавно — да и до сих пор — от одного слова «прислуга» Му Цин мог удавиться, и погонять всех, на чем свет стоит.
Фэн Синь едва заметно улыбнулся в ответ на брошенное ему между потоком слов о собственной неловкости «спасибо» от наследного принца, и даже на секунду прекратил возню с его волосами, но быстро взял себя в руки.
Му Цин, почувствовав себя откровенно лишним, быстрым шагом удалился от дурной парочки, стараясь не замечать озадаченных взглядов, щекочущих ему спину.
Мечом — да, он взял его на охоту на всякий случай, никогда не знаешь, что может поджидать в лесу, — срубает куст крапивы под деревом: тот ни в чём не виноват, но на ком ему ещё пар можно выпустить? Раз рубанул, два рубанул, три — и вроде немножечко полегчало. Для действенности можно было представить вместо травы того же Фэн Синя, но не настолько злопамятным и мстительным себя пока что Му Цин считал для таких ребячеств.
Кажется, Фэн Синю нравился Се Лянь. Но самое плохое было в том, что Му Цин чувствовал к Его Высочеству ровно то же самое.
И понимал он это не первый гребаный день, и даже не первую, мать ее, неделю.
Принц изначально был настолько добр к нему, когда согласился взять в свои приближенные, что закрыл глаза и на его происхождение, и даже на случай с воровством кусочка сусального золота. Было это так необычно, особенно беря во внимание то, как отец Се Ляня относился к черни, да и самому Му Цину позже, в общем-то, тоже, что только сильнее сеяло ростки интереса в душе. Му Цин мог ожидать, что его накажут, что повесят на первом столбе, заставят пожизненно отрабатывать долг или придумают ему какое-нибудь изощренное наказание: ко всему был готов, но не к тому, как принц повел себя в итоге.
Ведь далеко не все могли видеть что-то, что таилось глубоко в душе Му Цина, а принц это читал, как открытую книгу. Стать его приближенным было самой большой удачей в жизни, пусть и большинство из окружения считало, что это незаслуженно, шептались за его спиной, посмеивались.
Ну и пусть, главным было то, что в него верил сам Се Лянь. Может, работа слуги и была унизительна, но это могло и должно было стать хорошим толчком для его продвижения в дальнейшем. Да и к бедной жизни бы возвращаться не пришлось пока. Ради этого можно было стиснуть зубы, запихать гордость подальше, где никто не увидит, как пыль под кровать принца, пока он подметал его комнату.
Улыбка принца так светла, глаза так горят, что можно озарить целый мир — а если не мир, то по крайней мере его, Му Цина, никогда не испытывавшее столь непонятных, будоражащих душу и тело чувств, сердце. В котором худо-бедно, но зародилось ощущение, что не все люди в мире так уж плохи: подавляющее большинство, но не все. Тот же Фэн Синь часто действовал на нервы Му Цину, но он понимал, почему Се Лянь держит подле себя такого человека, поэтому и его подозрительно оценивающие взгляды стоически выдерживал. И не такие на себе собирал.
Достаточно было снисхождения со стороны его дорогого принца, чтобы продолжать верить в людей.
И до поры до времени Му Цин был склонен верить, что его чувства к принцу мало-мальски, но взаимны. Не просто же так он вытащил его из трущоб, разрешал отправлять что-то домой к матери и иногда ездить туда самому. Пару раз, когда они проезжали мимо дома Му Цина, Се Лянь даже накупил для нее целые корзины разной утвари, еды и одежды, хоть Му Цин и настойчиво пытался убедить его, что не стоит этого делать.
— Я же от всей души! — удивленно отреагировал Се Лянь на его брыкания. Обычно люди отказывались от даров с его стороны скорее из вежливости, но Му Цин словно войну с ним в этот момент одну ему понятную вел. — И от чистого сердца! Мне не жалко! Разве есть что-то плохое в том, чтобы послать небольшой подарок семье, в которой вырос мой хороший и верный друг?
Сражение Му Цин ожидаемо проиграл, потому что препирался уже откровенно дольше, чем это было бы прилично, и Фэн Синь упреками в неблагодарности начинал яростно сыпать. Оставалось закатить глаза, забрать у торговца корзины и с мрачным настроением пойти со всем этим добром домой.
Дома же Му Цина встречали со всеми этими подарками как героя. А он только молча стоял на месте, пока детвора со счастливыми возгласами растаскивала все вкусное, что смогла там найти, и не зная, злиться ему или радоваться. Не привык к подобным проявлениям доброты и великодушия в свою сторону. Не знал, как правильно реагировать и что вообще это все может означать.
Привык всё делать сам, привык, что дается ему это всегда через кровь и сжатые до боли зубы, а тут оно как с неба упало на его голову страдальческую. Ну, хоть мать была довольна, и то какая-то польза в случившемся.
Принца вечером по прибытию обратно в храм он сдержанно поблагодарил.
В храме, где принц обучался или во время долгих путешествий Его Высочество стал часто звать ночевать именно Му Цина к себе в палатку или комнату, если ему не спалось. Собеседником он был не важным, как тот же Фэн Синь разговор поддержать мог далеко не всегда, но зато был прекрасным слушателем, поэтому голос Се Ляня, бодро и мелодично вещающий о тяготах дороги или произошедших за день событиях мог внимать часами. С его редких и глубокомысленных замечаний Се Лянь только громче смеялся, словно шутку какую-то хорошую услышал.
Так они и привыкали к обществу друг друга. Так Му Цин и не заметил, как они вошли друг у друга в привычку.
Он помогал принцу снимать одежды перед сном, и было в этом что-то такое, чего Му Цин сам до конца не осознавал, но отчего пальцы начинали плохо слушаться, а грудь странно приятно сдавливало. Он скользил взглядом по изящной шее принца, по его оголенным плечам, ловя себя на мысли «Интересно, какова его кожа на ощупь?». Он был так утончённо красив, поэтому казалось, что и ощущаться под руками должен был как что-то очень дорогое и бархатное.
Принц стоял в эти моменты неподвижно, словно статуя, словно он чего то ждал. Мог скромно улыбнуться, но никогда ничего не говорил, хоть и пару раз Му Цин был уверен, что слова буквально вертелись у него на языке.
Но Му Цин просто подавал ему сменную одежду и старался отойти на безопасное расстояние, где не сможет бесстыдно рассматривать принца. Пока Се Лянь не подзывал его расчесать волосы, и иногда эти минуты превращались для Му Цина в пытку, но приятную, как бы неправильно это не отзывалось в его мыслях и теле.
Потом он долго медитировал, анализировал свои реакции. Раскладывал по полочкам всю мешанину в голове. Напоминал себе о обете воздержания, сам себя ругал за одни мысли, пусть пока они и оставались всего лишь мыслями.
Спустя какое-то время они с принцем стали засыпать рядом. Просто засыпали, ничего больше: Се Лянь звал к себе, находя для этого самые разные предлоги. То крыша в комнате Му Цина протекла, и пусть он перебьется ночь там, где тепло и сухо, и даром, что покои Се Ляня были не единственным подходящим для этого местом. То ему скучно, то холодно. Причины находились всегда, и хоть Му Цин считал это странным, но кем он был, чтобы Его Высочеству наследному принцу в его капризах отказывать. Мало ли какие причуды были у этой знати! Полежали вместе и полежали.
На большее Му Цин не смог отважиться в жизнь хотя бы из уважения к персоне принца, даже если бы захотел. Фэн Синь, утром в комнате принца появляющийся, чтобы разбудить, смотрел на них волком, словно это было плевком ему в лицо, но молчал. Правильно молчал, потому что за малейший комментарий или обвинение Му Цин бы точно не сдержался и двинул ему, хотя бы слегка, просто чтобы лишнего об их связях с принцем не болтал и не думал.
Вряд ли бы он, конечно, стал распускать грязные слухи, ведь они бы опорочили и принца тоже, но мир научил Му Цина не доверять вообще никому и ждать опасностей с любой стороны. Мало ли что в порыве ревности смог бы сделать этот осёл. О его чувствах к наследному принцу не догадывался только слепой. Му Цин бы даже ему посочувствовал, не будь этот парень столь раздражающим. Единственными моментами, когда он был нормальным человеком были их игры в слова, и в те они были втянуты не по своей воле, а по желанию дорогого принца.
Таким образом выходило, что из всех людей Му Цин мог сказать бы, что с натяжкой, но доверял только одному Се Ляню.
И пока он понимал, что мыслей этих в его голове с каждым днём становится все больше и больше, пока мирился с противоречивостью собственных чувств и боролся за их принятие, пока решался, пока взвешивал «за» и «против», вдыхая ароматный цветочный запах волос перед их совместным сном — Се Лянь стал обнимать Му Цина за талию, прижимаясь к груди, в которой бабочкой билось его еще сопротивляющееся собственным порывам сердце — пока думал, а можно ли хоть раз преступить границы разумного в закрытой комнате, где теплый свет свечей мягко гладил умиротворенное лицо засыпающего Се Ляня, где между их губами оставались всего лишь секунды, где темнота скрывала всё происходящее от чужих глаз — если что-то и произойдёт, то останется только между ними двумя — другой человек вдруг начал действовать.
По несчастливой случайности он увидел, как Фэн Синь и Се Лянь целуются: проходил мимо окна храма в поисках принца, который, казалось, должен был находиться в своих покоях после утренней тренировки. Была весна, воздух дурманил сладкими ароматами цветущих деревьев и цветов предчувствием стремительно надвигающихся перемен и бурно протекающей молодости.
Под ветками цветущей вишни взгляд Му Цина выхватил два до боли знакомых силуэта: на один был готов с недавних пор смотреть хоть вечно, второй бы век не видел. Самое кошмарное сочетание, которое только могли выдумать немилостивые боги.
Он приказал себе не смотреть: просто взял, развернулся на каблуках и ушёл, позже пытаясь не вспоминать увиденного — но чем больше старался не делать этого, тем сильнее был обратный эффект.
Вера в людей снова покрылась тонкой паутинкой трещин.
Ситуация повторилась уже через несколько дней на заднем дворе храма, где обычно принц упражнялся в воинском искусстве для себя, а не для наставников, от чьих любопытных глаз и скрывался. Се Лянь делал так часто и с недавних пор предпочитал брать себе в партнеры для тренировок именно Му Цина, что и стало в итоге решающим фактором, когда для процессии на праздник Поклонения Небесам выбирали, кто будет демоном — соперником воину, угодившему богам. Му Цин и Се Лянь по части борьбы на мечах знали друг друга уже чуть ли не как облупленных, поэтому шанс, что кто-то из них сможет ненароком причинить вред второму, близился к нулю.
Это для юноши было огромной честью, поэтому праздника Му Цин ждал не без гордости в глубине души за то, что именно его выбрали в пару принцу для предстоящего представления.
Но в какой-то момент Се Лянь стал убегать с тренировки вперёд Му Цина, без предупреждений, не оставляя хоть каких-то знаков того, куда он пошёл. Му Цин находил его уже с Фэн Синем: подуставших, но еще сосредоточенных на тренировочном бое. До этого телохранитель просто где-то неподалёку от них упражнялся в стрельбе из лука, попутно обстреливая тяжёлым взглядом Му Цина.
Перемены были странными, и они отнюдь не радовали.
— Му Цин, ты все-таки пришёл! — Се Лянь прервался, вытянувшись ровно и опустив острие меча к земле. Фэн Синь фыркнул и посмотрел куда-то в сторону, словно нарочно не уделяя визиту Му Цина хоть какого-то внимания. — Не хотел отвлекать тебя от твоих дел, поэтому взял с собой Фэн Синя поупражняться. Да и твои приёмы я уже все выучил.
Может на лице Му Цина тогда отразилась вся палитра разочарования, которую он испытал, хоть и старался он сдержанно поклониться, скрыть дрожь в руках и покинуть злосчастный дворик.
Потому что вечером того же дня принц, изрядно обеспокоенный, появился в покоях Му Цина.
— Ты меня не так понял! — он простодушно уселся рядом с Му Цином на полу, где тот пытался — безуспешно причём — медитировать, приводя мысли в порядок. Воздух всколыхнулся от шороха одежд принца, неся с собой его запах. — Я не говорил, что больше в твоих услугах не нуждаюсь. Просто, думаю, будет лучше, если тренировки с тобой и Фэн Синем я буду чередовать. Сколько мы с тобой уже отрепетировали бой для представления на Празднике поклонения небесам? Сотни раз? Тысячи? Я устал, хочу немного разнообразить свой досуг. Да и у тебя сколько времени для себя и твоих личных дел высвободится. Хорошо же? — принц успокаивающе погладил его по запястью, словно не придавая этому жесту должного значения.
Му Цин, подавив желание вздрогнуть от теплого прикосновения — которых так давно не было — снова сдержанно кивнул, втягивая воздух сквозь зубы.
— Приходи к нам, тоже поучаствуй в тренировках, — воодушевленно прощебетал Се Лянь, пытаясь разрядить обстановку. — Попробуй свои силы против Фэн Синя!
— Вот уж спасибо, откажусь, — грозно буркнул себе под нос Му Цин, скрещивая на груди руки. То, что его навыки владения мечом были лучше — вещь настолько очевидная, что даже Му Цину подтверждений этого не требовалось. Чему там этот лучник сможет Му Цина поучить? Смех и только!
Се Лянь лишь добродушно усмехнулся, аккуратно заправляя Му Цину за ухо прядку из растрепавшейся прически: принцу показалось, что Му Цин выглядел вообще не собранным, и маска безразличия, которую он всё пытался на себя натянуть, никак не могла его обмануть. В ответ тот напрягся, словно прислушиваясь к ощущениям, мотнул головой.
— Вам бы общий язык найти, — заметил Се Лянь.
— Это ещё зачем? — вскинул бровь Му Цин, впервые за весь разговор пересекая их взгляды.
— Как-никак мои доверенные, самые близкие люди, — объяснил он. — Му Цину показалось, что прозвучало это немного грустно. — Вы как кошка с собакой, а я не очень хочу выбирать между вами, так что лучше бы вам подружиться.
— Нам с ним дружить не обязательно, — заметил Му Цин, не понимая, к чему вообще принц эту тему поднял. До этого же спокойно сосуществовали в чисто деловых отношениях. Чего теперь-то стало вдруг не так?
Молчали они долго, Му Цин прятался за скрещенными на груди руками. Се Лянь уже сдался, встал и собирался уйти, даже никак не комментируя поведение подчиненного.
— Попробуем, — кратко бросил ему вслед Му Цин, наступая на горло собственной неприязни. Се Лянь застыл, повернув голову в его сторону и широко раскрыв глаза, будто бы ушам своим не веря.
Ну сколько раз Му Цин действительно пытался наладить отношения с Фэн Синем? Не так уж много, чтобы с чистой душой сказать принцу «я пытался, ничего не вышло». Можно поумерить иронию в его сторону, можно попробовать завести разговор хоть раз на какую-то безопасную в плане споров тему. Не убудет же с него за это, в самом деле.
Улыбка расцвела на лице Се Ляня подобно пиону — самые красивые цветы, которые принц обожал, а Му Цин зачем-то это из их разговоров запомнил. Се Лянь вернулся к другу, пригнулся, мягко опуская руки ему на плечи, чем удивил ещё сильнее: никогда до этого он не порывался обнимать Му Цина вот так, считай без причины, вне его комнаты. Да и вообще не обнимал никогда, кроме как в покоях перед сном.
— Спасибо! Для меня это правда важно.
— Пф.
Отстранившись, он искренне пожелал Му Цину приятных снов и лёгкой походкой удалился в свою спальню, сказав, что тот может продолжить медитацию и ко сну принц сегодня соберётся сам. Му Цин, видя реакцию принца, убедился в том, что сделал правильный выбор. Прикосновение принца мучительным воспоминанием гладило его полночи.
Но уверенности этой хватило ненадолго. Вечером он на мгновение забыл, почему именно действия принца так ранили его гордость — как дурак купился на частичку тепла, отдаваемую ему этим светлым человеком. Он сильнее запутался в намерениях принца утром.
Во дворе храма он не нашёл ни Се Ляня, ни Фэн Синя, хотя прислуга заверила его, что видела, как юноши направлялись именно сюда.
Обойдя павильон вокруг под одним из навесов, Му Цин увидел уже знакомую ему картину: Фэн Синь держал принца за плечи, словно желая привлечь к себе. Се Лянь глупо хихикал, опустив глаза на грудь собеседника, упираясь в неё ладонями, и излучал непонятную Му Цину неловкую ауру. Фэн Синь нависал над ним, что-то с очень серьёзным видом говоря. Се Лянь медленно отвечал. С подобного расстояния Му Цин не мог слышать даже обрывков разговора, а подойти ближе не давали ему ни гордость, ни совесть.
Как парочка тайных любовников, прячущаяся от любопытных глаз.
Это осознание поразило Му Цина прямо в больное и без того сердце.
Ушёл он снова молча, в душе радуясь и одновременно чудовищно злясь, что его не заметили. Хотелось вернуться и набить Фэн Синю его смазливую мордашку за то, что он сделал с Его Высочеством.
«А что он, собственно, такого сделал?» — подумал он уже позже, пока пытался отвлечься работой в храме.
«Того, чего не смог сделать ты» — услужливо подсказало сознание.
И, вообще, эти двое знакомы гораздо дольше. И Фэн Синь за ним действительно как собака шастает. Даром, что телохранитель. Далеко не все телохранители смотрят на своих господ настолько преданным взглядом. Сказал бы Се Лянь ему прыгать с горы в пропасть, тот только бы уточнил, разумно ли это, и если бы принц аргументам не внял, всё равно бы прыгнул.
Тошно аж. Или может слегка завидно, что в жизни Му Цина до сих пор не было такой связи с кем-то.
По лицу Се Ляня нельзя было сказать, что происходящее у павильона или под цветущей вишней было ему неприятно и делалось как-то против его воли. Замечал ли Му Цин между ними раньше что-то подобное? Сложно сказать.
На самом деле, он так был сосредоточен на себе и неприязни окружающих к нему, что вникать в межличностные отношения других людей у него не было ни времени, ни желания. Он видел, что Фэн Синь слишком благоговейно относился к Его Высочеству, готов был волосы рвать на себе, если с ним что-то приключалось — когда Се Лянь свалился на неделю с непонятной лихорадкой, чуть ли не ночевал в его покоях, на уши всех лекарей поставил и лично следил, чтобы тот получал самый лучший уход — но списывал всё на незыблемое чувство долга и верности. У самого Му Цина были похожие: сложно не знать переживаний долга по отношению к тому человеку, кто проявил к тебе жест доброй воли.
От размышлений этих Му Цину легче не становилось ни капли.
Он злился на Фэн Синя теперь ещё больше, хоть и было это неправильно. О «попробовать поладить» вообще никакой речи идти больше не могло. Казалось, что даже тут он доводил Му Цина специально, стал острее реагировать на все подколы и разногласия.
А может Му Цину это только казалось. Откуда Фэн Синю было знать о его чувствах к принцу? Он никому об этом не говорил, даже себе долго не признавался, если на то пошло. На людях держался холодно, и лишь оставаясь наедине с наследником Сяньлэ разрешал себе дать слабину.
Медитации не помогали. Тренировки, которыми он себя изнурял, чтобы приходить и падать на кровать без чувств, желаемого эффекта не давали. Му Цин старался держаться отчужденно, проводя между ними с Се Лянем линию. На репетициях к празднику Се Лянь пытался шутить или общаться на самые разные темы, но в ответ получал лишь скупое «не отвлекайтесь, до представления всё меньше времени».
Ото всех этих попыток принц мгновенно грустнел: Фэн Синь это замечал, метал в сторону Му Цина злые взгляды и казалось, с радостью бы послал стрелу ему между лопаток за все страдания его принца. Но ничего не говорил, хоть и по тому, как яростно он сжимал лук и натягивал тетиву для выстрела в мишень, что оставалось загадкой, как та не лопалась от его напора, было видно, что ему хотелось. И что ему было что сказать.
Фэн Синь стал чаще невзначай прикасаться к плечу принца, мог случайно погладить по нему, стоять рядом почти касаясь его своим. Стал по вечерам ходить в покои принца: видимо, исполняя все обязанности Му Цина, от которых он на время решил отойти, потому что понимал, как будет неловко себя чувствовать. Судя по тому, что никто не пришёл напомнить Му Цину об этом, а фигура Фэн Синя мелькала у покоев принца ещё чаще, чем обычно, замена ему нашлась и была рада этому стечению обстоятельств.
Он видел невысказанное «тебе не нужно — будет моим» во взгляде Фэн Синя по утрам, когда они пересекались в коридорах. Или может Му Цин сам себя настолько накрутил, что видел того, чего нет.
— Поговори со мной, пожалуйста! Я так больше не могу, — взмолился Се Лянь, не выдержав и выловив Му Цина во время уборки его комнаты спустя почти неделю: продолжали встречаться они только на репетициях и общих тренировках, где Му Цину по статусу полагалось присутствовать рядом с наследником. В остальных случаях он Се Ляня — не трусливо, а гордо — избегал.
Крыша снова текла. Жалобный «кап» по деревянным доскам стал почти родным звуком. Хоть и Му Цину со временем стало казаться, что кто-то явно специально отравляет ему жизнь. Во всем здании крыша надежная, а именно в его комнате постоянно что-то прогнивает или прохуждается?
— Как — так? — сдержанно поинтересовался он, от уборки не отрываясь. «Шух» мётлы по полу получился особенно громким.
— Ты меня избегаешь, — утверждал Се Лянь, глядя прямо на него. — Ты не приходишь больше по вечерам ко мне в комнату. Мы раньше могли часами разговаривать перед сном, разве нет?
— Его Высочество очень устаёт в последнее время. Не вижу смысла в том, чтобы отнимать у него драгоценные часы сна, — подчеркнуто вежливо и отстраненно ответил Му Цин.
— А твои обязанности слуги? Ты же знаешь, я даже одеться аккуратно и волосы подвязать сам нормально не могу, — попытался обратить в шутку всё он, сокращая расстояние между ними и подходя со спины.
Му Цин сосредоточенно мел пол. Се Лянь, не выдерживая игнорирования своей персоны, попытался метлу отобрать, чтобы обратить на себя внимание, которым был уже долгое время обделён. Му Цин наигранно раздраженно скинул руки принца со своих, которые он попытался перехватить — непозволительная грубость, которую другим бы не простили.
— Фэн Синь с ними прекрасно справляется, — заметил Му Цин. Се Лянь стоял как вкопанный, растерянно потупив взгляд. Плечи его опустились будто под тяжестью испытываемой вины. Му Цин окончательно убедился, что до сих пор не получил за уклонение от своих прямых обязанностей только потому, что кое кто другой взял их на себя. Утром Фэн Синь заходил в комнату принца с новым чистым комплектом одежды — Му Цин не шпионил, просто случайно опять заметил! Удивительным было лишь то, что Фэн Синь ему на этот счёт не пришёл читать нотаций.
Времени зря терять не хочет, — едко подумал Му Цин.
— Я… просто… — почему оправдываться пытается Се Лянь, а злится и чувствует вину опять Му Цин? Не пристало такому важному человеку же стоять и мямлить перед каким-то там слугой, а нет, он именно этим и занимается.
— Не всё ли равно вам, кто это будет? — но говорил он быстрее, чем думал.
— Нет! Я хочу, чтобы сегодня это был ты, — решительно выпалил Се Лянь, чем сильно удивил, но Му Цин этого показывать не стал.
— Это приказ? — вскинул он бровь, сыграв дурачка.
— Я не хочу тебе приказывать, иначе какой будет смысл, — чуть жалобно нахмурился принц.
Му Цин ничего не ответил, старательно скрывая дрожь в руках и продолжая мести давно несуществующую пыль на полу: комнату он сейчас убирал чаще, чем это было нужно, потому что чем-то надо было отвлекать себя от постоянно возникающих поганых мыслей.
Се Лянь тяжело вздохнул, отвесил короткий вежливый поклон. И ушёл в откровенно расстроенных чувствах: Му Цин по тяжелой походке это угадал.
Ну вот, опять эта каша в голове, будь она неладна. Опять ничего ему не понятно. Проще было разобраться в путях самосовершенствования, чем в том, что творится в чужой голове, а особенно в голове Его Высочества. У Му Цина всегда были проблемы с понимаем чувств других людей, а в ситуации, в которой оказался он сейчас, они обострялись в несколько раз.
Му Цин понимал, что сделал все правильно, с одной стороны. Нечего заигрывать с его гордостью, нечего давать надежду, а потом так обрубать её. Он об этом вообще не просил, если на то пошло, и почти вся инициатива — пассивная, но все же — шла со стороны именно наследного принца.
Однако ночью Му Цин глаз не сомкнул, и дело было не в монотонно капающей с потолка воде. Он ворочался с одного бока на другой, но сон всё не шёл: перед глазами стояло расстроенное выражение лица Се Ляня.
Он бы сказал, что его банально замучила совесть.
Если подумать, то Му Цин даже высказаться по-человечески Се Ляню не дал, сразу стал ядом плеваться: такая уж защитная реакция была у него, которая вырабатывалась годами, и в один день от неё избавиться было просто невозможно. Се Лянь бы мог, конечно, попробовать сквозь этот защитный хитин пробиться и достойно объяснить ситуацию. Да только кто же захочет так делать, если его слушать не хотят вовсе?
Му Цин сам, что и говорить, тоже заметил, как пусты стали его вечера после их небольшой размолвки. Конечно, он думал о Се Ляне. Злился на него, не без этого, но всё равно думал. Думал, что нужно было быть смелей, что стоило наплевать на разность их положений — сам Се Лянь давно уже наплевал — и сделать первый шаг. А то, что их с Фэн Синем, кажется, было двое в его сердце… ну, двое, и двое. У многих знатных господ бывал целый гарем наложниц. Это же не отменяло его отношения к Му Цину, так?
Однажды он определенно наберётся смелости и попробует — не извиниться, нет — но поговорить обо всем вдумчиво и обстоятельно.
Следующим утром принц позвал Му Цина и Фэн Синя поохотиться в окрестностях храма: один из мальчиков на побегушках оповестил его об этом, назвав место и время, где Его Высочество будет ждать его для отбытия. Прислуга в храме, конечно, не голодала, ведь в месте, где проходил обучение сам принц, это было бы просто дурным тоном, что бы подумали о правящей семье люди! Да и не сезон был для охоты, что наталкивало на смутные сомнения в истинных мотивах прогулки. Но Се Ляню очень захотелось размяться и сменить род деятельности хоть ненадолго, а заодно и приятное с полезным совместить.
Взяв по луку и худо-бедно отделавшись от охраны, которую хотели дать в сопровождение принцу монахи, троица ушла в лес. Спустилась с горы и двинула чуть в сторону, где, судя по добытой от местных людей информации, водилось больше дичи.
Но принц занимался чем угодно, кроме охоты: казалось, он просто гулял, наслаждаясь видами природы, трогая кончиками пальцев нежные весенние цветы, созерцая красоту горных пейзажей и вслушиваясь в звуки окружающие их. Хоть и взгляд был покрыт легкой вуалью печали.
Сами путники переговаривались мало, но то и дело обменивались многозначительными взглядами.
Воздух вокруг был густой, хоть режь ножом. И дело было не в духоте, а в настроении окружающих. Хоть Се Лянь то и дело улыбался, старался непринуждённо шутить или заводить разговоры, в которые изредка подключался только Фэн Синь, все сильнее было заметно, что что-то его гложет.
Может именно поэтому он и не заметил сухого корня под ногами и рухнул на землю, зацепившись носком обуви и тихо охнув от неожиданности.
Телохранитель среагировал за долю секунды.
— Горе вы луковое! — строго заметил Фэн Синь, опускаясь на одно колено перед принцем и помогая ему встать. — Осторожней надо быть! Вставайте же, ну. Уже и одежды все запачкали…
— Вы же двое рядом, так что мне ничего не грозит, — робко оповестил принц, встряхивая головой — часть сухих листьев и травы с неё опала вниз — и одаривая своих подручных по очереди нежным взглядом.
Когда Му Цин даже не подошёл осведомиться о его состоянии, Се Лянь расстроился ещё сильнее: от внимательного взгляда его телохранителя это никак не могло ускользнуть. Му Цин дернулся в их сторону услышав звук глухого удара о дерн, но заметив, что Фэн Синь уже рядом, попытку помочь оставил. Мало того раздражённо закатил глаза, стоило только ему до принца дотронуться, развернулся и ушел прочь, словно ему под зад засветили пинка: у Фэн Синя именно такое сравнение в голове мелькнуло.
То, как понуро Се Лянь устремил взгляд в землю, вслушиваясь в удаляющиеся шаги Му Цина, подсказало Фэн Синю источник всех проблем. Не выносил он этого страдальческого лица, все готов был сделать, чтобы стереть оттуда это выражение раз и навсегда.
И у самого его это сделать не вышло. Сколько ни сидел с ним все последние вечера, сколько ни пытался как-то развеселить и поднять настроение, тот сидел без всякого выражения лица. Раньше у них было бесконечно много тем для обсуждения по вечерам, но не с Фэн Синем хотел Се Лянь теперь делить их.
За свои попытки вернуть себе внимание принца Фэн Синь вдруг ощутил слабый укол вины. Глупо было.
— Неужели он стоит того, чтобы… — вздохнув протянул Фэн Синь со слабой надеждой в голосе.
— Не начинай снова, — разбито произнёс Се Лянь, покачав головой.
Вытащив из волос принца последний листочек и отряхнув его одежды от пыли, Фэн Синь скрепя сердце принял для себя самое непростое за последнее время решение.
— Я догоню его, — пообещал Фэн Синь, надеясь, что голос его не звучал слишком надломлено.
Се Лянь хотел что-то сказать, но только грустно улыбнулся и сдержанно кивнул.
— Спасибо, — выдавил он, наконец, подняв на него чарующий своей печалью взгляд. — Ты всегда помогаешь.
У Фэн Синя внутренности стянуло в тугой клубок.
— Ждите здесь.
Послушается ли Се Лянь или нет казалось в тот момент Фэн Синю не таким уж и важным.
Му Цина он нашел под раскинувшимися ветками сосен, у стопки неаккуратно скрошенной чем-то острым кучки травы. Фэн Синь удивленно вскинул бровь: это явно напоминало следы психоза. Он сам в порыве гнева полюбливал вещи попавшиеся под руку ломать, поэтому знал, как это выглядит со стороны.
Му Цин же, осознавший, что он теперь не один, убрал запачканный зеленым соком меч в ножны и нахмурился, но показал всем видом, что внимательно его нарушителя уединения слушает.
— Ты ведёшь себя, как капризная девица, — без предисловий оповестил Фэн Синь, скрещивая руки на груди.
— Твоё какое дело, как я себя веду? — огрызнулся Му Цин, даже не пытаясь отрицать выдвинутых обвинений и отзеркалив позу Фэн Синя.
— Ты расстраиваешь Его Высочество.
Му Цин горько усмехнулся, стараясь истерически не смеяться.
— Зато ты готов изгаляться как угодно, лишь бы он был доволен.
— И что?
Тяжелый вздох повис между листьями деревьев, затерявшись в их шелесте. Му Цин удивился, что лучник не стал ничего отрицать. Он рассчитывал как-то задеть, спровоцировать на реакцию, а Фэн Синю было словно всё равно.
— И при этом ему все равно небезразличен ты, — продолжил Фэн Синь, выдавливаясь из себя слова с явной неохотой. — Не честно, не находишь?
— Да вам двоим тоже, смотрю, неплохо, — не остался в долгу Му Цин.
— Мне очень хорошо, а вот Его Высочество плохо ест уже несколько дней, — бросил как бы между прочим Фэн Синь, едва уловимо повышая тон голоса. — Но тебе-то откуда это знать, в обиженного играть же куда интереснее! — фыркнул он, одаривая собеседника снисходительно-презрительным взглядом исподлобья.
Удивление промелькнуло на мрачном лице Му Цина, глаза чуть расширились. До этого он старался избегать смотреть на своего соперника, но тут взгляд сам метнулся, требуя объяснений сказанному.
— Я понимаю, что тебе это может быть трудно, но не веди себя как скотина, пожалуйста, — продолжал гнуть свою линию Фэн Синь, напуская на себя как можно плотнее ауру «мне-то похер», но было видно, что это было неправдой: то, как пальцы его прокручивали между ними откуда-то взявшуюся там травинку, как он выделил в своей речи последнее слово, было тому свидетельством. — Я, может, тоже палку перегнул, устроив это представление в саду…
— Ты знал, что я увижу?! — возмущённо прервал Му Цин его объяснения, удивившись уже который по счету раз.
— Да, — на удивление спокойно подтвердил Фэн Синь. — И я натолкнул Его Высочество на мысль, что тренировки с тобой и мной лучше чередовать. Но разговор сейчас не об этом. Я вижу, что Его Высочество теряет ко мне интерес, и причина сейчас стоит прямо передо мной. И мне немного обидно, что ты получаешь с такой легкостью то, ради чего мне приходится теперь впахивать. Все эти дни рядом с ним был я, но мысли его были угадаешь сам о ком? Поэтому либо ты говоришь ему, что тебе все это не нужно и уходишь с дороги… — Фэн Синь набрал в лёгкие воздух, расправляя плечи и расслабляя до этого напряжённо сжатую линию бровей.
— Либо?
Фэн Синь откинул травинку в сторону, двинулся в сторону Му Цина, напирая на того почти вплотную. Разве что кулаки не сжал, но вид был угрожающий — защищает самое дорогое — понял вдруг Му Цин.
— Либо если причинишь ему боль, то я за себя не отвечаю, — со всей серьёзностью заявил он. — Мы друг друга поняли.
Ветер драматично рванул их одежды, придавая всему виду Фэн Синя самой что ни наесть правдоподобной решительности.
— Вот как? — кивнул Му Цин, снова скрещивая руки на груди. — А ты услужливо подвинешься, хочешь сказать?
— Да.
— И почему, изволь узнать?
Фэн Синь тяжело вздохнул, осуждающе покачав головой. Му Цину даже показалось, что плечи его опустились, да и взгляд теперь уже он прятал неспроста.
— Нихрена ты так и не понял.
— А вот понял, прикинь?
Фэн Синь недовольно поморщился, явно шпилькой в свой адрес недовольный.
— Очень на это надеюсь.
На мгновение Му Цину стало жаль Фэн Синя, и он даже подумал, ни сказать ли ему чего ободряющего: уж больно понурый вид тот сейчас собой представлял, никогда его ещё Му Цин таким не видел.
Но тут на поляне появился Се Лянь, раздвигая ветки пышных кустарников, с вопросом где они пропали и почему так долго. Им осталось лишь хмуро отойти друг от друга. Все точки были расставлены, нечего было слова теперь пускать на ветер.
Се Лянь снова огладил их по очереди внимательным, изучающим взглядом. После чего неожиданно лучезарно улыбнулся.
Вечером по возвращению домой в покоях Се Ляня наконец-то появился Му Цин с комплектом чистой одежды и несколькими пузырьками эфирных масел. Се Лянь встретил его тёплой улыбкой, словно не было этой ссоры, этих холодных фраз и взглядов.
— Расчешешь меня?
— Как пожелаете.
Не выдержав дурманящего запаха лавандового масла, которое сегодня выбрал принц, и близости после долгой напряженной разлуки, этим вечером Му Цин впервые поцеловал его. Тот податливой глиной льнул к его рукам и губам, давая понять, что слишком много времени они потеряли и слишком давно он ждал именно этого момента.
Это было долго, жадно. Се Лянь вообще источал энергию «делай со мной, что хочешь, я весь твой». Му Цин этим непременно и с удовольствием воспользовался, стараясь не грузить свои думы неприятными мыслями о нарушении данных обетов чистоты тела.
Заснул принц на груди Му Цина тоже без задних ног. Му Цин отключился следом. Сны не мучали его в эту ночь, мысли не мешали заснуть.
Зашедший принести новые свечки Фэн Синь увидел их уже мирно спящими. Тихо прикрыв дверь в покои принца, с ворохом наслаивающихся друг на друга чувств, среди которых мимолетными светлячками вспыхивали воспоминания о том, как Се Лянь засыпал так на его плече, теперь он всю ночь провёл в медитациях.