It's alright

В детстве Сириусу постоянно снились кошмары. Он надеялся, что вырастет из них, но в результате они вросли в него. И за последний год их количество выросло в разы. В последнее время Сириусу снились самые жестокие и реалистичные кошмары за всю его жизнь. Спокойный сон превратился в редкую роскошь.

Кроме того, он разговаривал во сне — по крайней мере, ему об этом рассказывали.

В первый раз на втором курсе он проснулся из-за того, что Ремус Люпин тряс его за плечо. Сириус непонимающе уставился на него.

— Тебе снился плохой сон, — прошептал едва различимый в темноте Ремус, нависая над ним.

— Как ты узнал? — удивился Сириус.

— Ну, ты разговаривал, — мягко произнес Ремус, убирая руку с плеча Сириуса.

Что ж, это было неловко.

— И что я говорил?

— Не знаю, но ты звучал несчастно, — Ремус неуверенно сел на край кровати. — Ты… ты хочешь, чтобы я остался, пока ты не уснешь снова?

Сириус колебался. Он представил, как Джеймс будет дразнить его и мысленно увидел усмешку Регулуса, когда тот узнает о желании Сириуса быть утешенным после ночного кошмара, — хотя и сам не так давно пробирался в комнату старшего брата в плохие ночи.

— Хорошо.

— Хорошо, — повторил Ремус, оставшись сидеть на постели.

Сириус подумал пригласить его под одеяло, но быстро отбросил эту идею. Ситуация и так была достаточно унизительной.

Когда Сириус проснулся на следующее утро, Ремус лежал в собственной кровати (как и положено), а Джеймс и Питер ничего не подозревали.

Произошедшее повторялось снова и снова. На третий раз выпала особенно холодная ночь, поэтому Сириус подвинулся к краю кровати и откинул угол одеяла, предлагая залезть под него. Ремус без слов скользнул в постель. Они всегда тщательно следили за тем, чтобы держать дистанцию, быть хотя бы на расстоянии вытянутой руки, и к утру Ремус всегда возвращался в свою кровать. Ночные встречи переросли в молчаливую рутину, в то, о чем они никогда не говорили при свете дня.

Но в начале пятого курса Сириус наложил на балдахин заглушающие чары. Ремус не заслуживал, чтобы его так часто будили. Джеймс спал как убитый, а кровать Питера стояла довольно далеко, поэтому их почти никогда не беспокоило то, что Сириус шумел во сне. Но Ремус спал чутко, а ему из всех четверых отдых был нужен больше всего.

— Кошмары прекратились? — спросил Ремус.

— Да, — солгал Сириус. Ремус не выглядел убежденным, но больше не спрашивал.

Кроме того, в пятнадцать лет он был слишком взрослым для этого. Как и в четырнадцать, и в тринадцать. Когда-то эти ночные встречи должны были закончиться.

***

Теперь Сириусу было шестнадцать, почти семнадцать, и он не имел права хотеть от Ремуса того, что они делали раньше. Но когда Блэк проснулся, дрожа, на влажных от пота простынях, он не смог дальше лгать себе о том, что не хотел этого.

Во сне его мать пытала Регулуса Круциатусом, а Сириус просто стоял и смотрел. Потом сон переключился, и уже он направлял палочку на брата.

Страх того, что Сириус мог стать хладнокровным, расчетливым, бессердечным — стать таким же, как его мать — гнездился в нем, будто опухоль. Каждый раз, когда он поддавался своей импульсивности, например, устроив пранк прошлой весной, она росла. Даже если Сириус никогда не вернется на площадь Гриммо (а он не планировал возвращаться буквально никогда), страх всегда был рядом, поджидая, когда он закроет глаза.

— Ремус, — шепотом позвал Сириус, прекрасно понимая, что его никто не услышит через заглушающие чары.

Он подумал, что даже просто произнесенное вслух имя Ремуса немного успокоило его.

— Лунатик, — окликнул Сириус, уже громче, наслаждаясь тем, как слово перекатывалось на языке.

Сириус знал, что был ненормальным, знал, что люди, за исключением его семьи, не одобряли того, кто он, и смирился с этим. Но отрицание не смогло победить желание, как не смогло и принятие. Оно жило в глубине души, между пальцами, в груди напротив сердца.

Сириус знал, что не уснет в течение следующего часа (или того времени, которое потребуется сну, чтобы просочиться в его сознание), поэтому выскользнул из кровати, достал палочку, чернильницу и книгу рун, украденную из библиотеки. Он наколдовал иглу, а затем пробормотал «Люмос». Зажав палочку между зубов, пока балдахин сдерживал зловещее сияние, начал наносить рисунок на кожу правой руки.

***

— Что это? — шепотом спросил Ремус на Зельеварении, слегка касаясь тыльной стороны ладони Сириуса. Этого хватило, чтобы по его руке побежали мурашки, которые, он надеялся, Ремус не заметил.

Сириус положил руку на парту, за которой они вместе сидели, чтобы Ремус мог лучше рассмотреть.

— Нравится? — поинтересовался Сириус, гордясь своей работой.

Ремус попытался сделать не одобряющий вид, но Сириус видел его насквозь.

— Что это за руна? — осведомился Люпин, добавляя ложку яиц докси в их котел. Будущее зелье угрожающе булькнуло.

— Похоже, кто-то невнимательно слушал на Древних Рунах, — ухмыльнулся Сириус.

Ремус закатил глаза и собирался сказать что-то еще, но к их котлу направился Слизнорт, чтобы оценить варившееся там зелье, которое по цвету больше напоминало желчь, нежели положенный солнечно-желтый.

***

Сердце все еще колотилось после кошмара, где Ремус лежал в луже собственной крови после полнолуния, в которое Сириус почему-то не был рядом. Лежа в постели, он начал продумывать план на следующую ночь. Он был довольно простым, хоть и немного эгоистичным.

Утром, после того как остальные ушли на завтрак, Сириус снял с балдахина заглушающие чары, которые поддерживал долгое время. Он сунул палочку в карман и поспешил из спальни вниз по лестнице, чтобы догнать друзей.

***

— Сириус.

Он резко сел, грудь вздымалась и опадала из-за частого дыхания. Кровать прогнулась в том месте, где на ней сидел Ремус.

— Ты в порядке? — тихо спросил он.

Во сне Сириуса заперли в подвале на площади Гриммо, пока здание уходило под воду. Он попытался замедлить дыхание и избавиться от ощущения, что он тонет.

— Нормально, — пробормотал Сириус.

В трепещущем свете свечи, возникшей на прикроватной тумбочке, Сириус смог разглядеть обеспокоенное выражение лица Ремуса. План сработал. Он не был уверен, что чувствовал острее: вину или облегчение.

— Что тебе снилось?

— Я не помню, — солгал он, не до конца понимая, почему не хотел рассказывать Ремусу, ведь кошмар вовсе не был обличительным.

Ремус, скорее всего, не поверил, но не стал давить. Он просто залез под одеяло, будто они никогда не прерывали этот ночной ритуал. Сириус точно не заслуживал подобного жеста. Каким же он был эгоистом.

— Итак, — произнес Ремус, когда дыхание Сириуса нормализовалось, — расскажи мне о татуировке.

Сириус достал правую руку из-под одеяла, чтобы Ремусу было видно. Кожа вокруг рисунка все еще была немного воспалена.

— Эта руна призвана рассеивать отчаяние.

Если бы о значении татуировки спросил кто-нибудь другой, он бы выдумал ответ. Но Ремус — и, возможно, только Ремус — мог его понять.

— Она работает?

— Слишком рано судить об этом, — пожал плечами Сириус.

Он и не ждал, что руна поможет. Даже магия не могла исправить его мозг. Какое-то время они молчали. Но тут…

— Почему ты решил снять заглушающее заклинание?

— Что?

Наверное, было глупо предполагать, что Ремус не сложит два и два. Но Сириус не собирался сразу же признавать свою оплошность.

— Все в порядке, Сириус.

Сириус отвернулся, чувствуя себя беззащитным. Может, если он притворится, что уснул, Ремус уйдет. На самом деле он этого не хотел, но на Сириуса внезапно навалилось слишком много чувств из-за близости своего друга. Он мог физически ощутить тепло, исходящее от тела Ремуса.

Спустя полчаса (или десять минут) попыток выровнять дыхание и держать глаза закрытыми, Сириус сдался. Было несправедливым просить Ремуса обнять его после кошмара, когда тот ничего не знал. Он заслуживал знать.

— Лунатик?

— Да? — разумеется, он еще не спал.

Сириус уставился на четвертый из плакатов, висевших на стене.

— Я… ты знаешь…

Очевидно, он не знал, иначе не лежал бы рядом. Сириус сжал ладони в кулаки, усилием воли заставляя себя продолжить фразу.

— Гей.

Он ожидал, что Ремус сделает что-нибудь. Посмеется над ним, вскочит с кровати, выразит отвращение. Что-нибудь. Что угодно.

В конце концов, Ремус ответил:

— Я так и думал.

Неужели его было настолько чертовски легко разгадать? Что ж, Ремус всегда отличался наблюдательностью. Сириус громко вздохнул. На мгновение он задумался о том, чтобы использовать на Ремусе Обливиэйт, но это было бы не только неправильно и безнравственно, но и бесполезно, ведь он уже обо всем знал.

Сириус зарылся лицом в подушку — ему хотелось провалиться сквозь землю.

— Теперь ты можешь идти, — пробурчал Сириус.

Ремус не двинулся с места, возможно, потому что не смог разобрать, что сказал Сириус. Он оторвал голову от подушки и посмотрел на Ремуса, который смотрел в ответ с нечитаемым выражением лица.

— Подожди, ты не боишься, что между нами возникнут чувства? — в его словах должна была прозвучать насмешка, но сквозило лишь оправдание.

— Может, уже возникли, — ответил Ремус, не отводя взгляд.

Сириус раздраженно закатил глаза.

— Иди к черту, Ремус, — прошептал он со всей возможной злостью.

Подобная шпилька была ожидаема от Джеймса, но никак не от Ремуса. Если бы он знал, что тот начнет глумиться над ним, то ни за что бы не рассказал. Как глупо. И правда, о чем он только думал?

Ремус по-прежнему не двигался.

Минутой позже Сириус почувствовал, как чужие пальцы провели по тыльной стороне ладони, а затем переплелись с его собственными. Сириус повернулся лицом к Ремусу, потрясенный прикосновением. Глаза Люпина расширились, а его взгляд метался от правого глаза Сириуса к левому. Он не отпустил руку Блэка, а тот не отстранился.

— Все хорошо? — еле слышно произнес Ремус.

Сириус попытался ответить, но не смог подобрать слов, поэтому просто кивнул.

Ремус придвинулся ближе, так, чтобы их ноги и руки соприкасались, а затем уткнулся в изгиб шеи и плеча Сириуса. Тот чувствовал дыхание Ремуса, чувствовал, будто охвачен пламенем от Летучего пороха, теплым и покалывающим, но неспособным причинить боль.

Его мысли все еще пытались угнаться за неожиданным поворотом событий, но его тело отреагировало весьма своевременно. Слава Мерлину, одеяло прикрывало его ниже пояса. Волосы Ремуса пахли кокосовым шампунем. Сириус поднес свободную руку к ним и пропустил кудри через пальцы. Часть его до сих пор боялась, что его осудят или оттолкнут. Ремус потерся носом о шею Сириуса и издал короткий довольный звук.

— Тебе нужно постараться хоть немного поспать, — тихо сказал Ремус, и его губы оказались так близко к коже Сириуса, что мазнули по ней.

С одной стороны, Сириус не хотел проспать ни минуты этой ночи. С другой стороны, его конечности налились усталостью, и он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя настолько… в безопасности.

— Я не… — начал Сириус, но остановился и прочистил горло, — я не хочу, чтобы ты возвращался в свою постель.

Внезапно Ремус сел и отодвинулся. Наверное, подумал о том, что скажут Джеймс и Питер, когда увидят их утром. Это слишком, он просил слишком многого. Он всегда просил слишком много.

Ремус наклонился к прикроватной тумбочке и задул свечу, затем задернул балдахин и снова устроился рядом с Сириусом, прижавшись к нему. Напряжение в теле Сириуса сменилось облегчением.

***

В ту ночь он спал лучше, чем за все прожитые годы.