Рождественская вечеринка у Тины проходила по сценарию успокаивающе банальному и входила в завершающую стадию: коллеги уже пели гимны пьяными голосами, кто-то танцевал в полутьме гостиной, кто-то громко спорил на кухне.
Гэвин Рид любил вечеринки. Там не нужно было напрягаться: сиди себе со стаканом виски в углу, послушно смейся над плоскими шутками Криса, скалься расслабленно двум практикантам, очаровательно хлопающим глазами. Идиллия.
— Так, пока все окончательно не упились, предлагаю запустить фейерверк! — подружка Тины была сегодня в ударе. Ее звали Кэрол, и она была андроидом — совершенно обворожительным, остроумным и обаятельным, надо признать. Тина весь вечер от неё не отходила, с обожанием заглядывая в глаза, и это впечатляло даже такого циника как Рид.
Копы послушно потянулись в маленький внутренний дворик, но Гэвин решил остаться. Праздничная эйфория и так повлияла на него больше, чем нужно, уже три человека беззлобно подкололи его по поводу неподобающе мирного и дружелюбного поведения.
Он просто устал. Как же он чертовски устал. И вид мелькающего тут и там Коннора, который радостно улыбался ради селфи с дамами, заботливо приносил Хэнку бокалы безалкогольного пива и танцевал с офицером Стейси, только усугублял ситуацию. Коннор был одет непривычно, не в форму, хоть и не слишком выразительно, но чёрная рубашка без галстука ему чертовски шла.
Гэвин налил себе ещё виски и откинулся на спинку дивана. Пил он удивительно умеренно, видимо, тоже от усталости. Внутри поселилась сосущая, гулкая пустота, но нажраться — не выход, плавали, знаем. Переждать. Это дерьмо не может длиться вечно, просто не должно. Рано или поздно отпустит.
— Детектив Рид?
Головная боль Гэвина стола в дверях, как всегда вовремя, блядь, как всегда свеженькая и сияющая. Вот он я, детектив, вчера вы дрочили на меня трижды, пока не захотелось удавиться.
— Не любите фейерверки?
— Не люблю тупые вопросы, — вяло ответил Рид. — Чего надо?
Коннор подошёл ближе, но садиться не стал. Зачем-то провёл рукой по волосам, улыбнулся.
— Моя социальная программа работает практически совершенно, особенно после последнего апдейта и общения с Маркусом. Я могу наладить отношения с кем угодно хотя бы до дружелюбно-нейтральных. Только вы по-прежнему исключение.
— Ты забыл фразу «хотите поговорить об этом», — ухмыльнулся Гэвин.
— А вы хотите? — живо спросил Коннор.
Когда он вернулся к работе, когда утряслась вся эта революционная ебанина, когда жизнь в их занюханном участке должна была войти в колею… она не вошла. По крайней мере, для Гэвина Рида — точно нет. Фаза острого раздражения, которым можно было прикрыть свой ненормальный интерес к андроиду, и которая, конечно, была, как долго и жалко продолжал убеждать себя Рид, миновала. Уступила место фазе «я смотрю во все глаза, не могу насмотреться на твоё тупое лицо». Гэвин старался Коннора активно избегать — только толку-то, когда вы сидите в одном большом аквариуме, и даже за коралл не спрятаться.
Гэвин рвал жилы и остервенело клал себя на алтарь службы, врывался в любое дело, будет стрельба — дайте два. Стрельба успокаивала. Как и погони, слежка, активный поиск улик и выбивание признаний. Приятно отвлекали, занимали мозги, разгоняли кровь. За этим когда-то юный Гэвин и пошёл работать в полицию. Больше дела, меньше рефлексий. Никаких сожалений.
Но Коннор не оставлял и там: объявлялся на месте убийства, аппетитно лизал что ни попадя, шутил с медэкспертами. С уморительно серьезным лицом.
Гэвин гнал его из своих мыслей. Но правило белой обезьяны срабатывало на все сто: чем больше старался не думать, тем больше думал. Снам же Гэвин вовсе был не хозяин, и не все из них были мокрыми.
Коннор с дырой во лбу на ледяном полу допросной.
Коннор, сидящий к нему вполоборота на столе Андерсона, хмурящий брови, с напряжённо поджатыми губами, глядящий куда-то мимо.
Коннор, орущий на подозреваемого, что аж пуленепробиваемое стекло дрожит.
Коннор улыбающийся. Коннор хмурый. Коннор задумчивый.
Коннор с приподнятыми в весёлом любопытстве бровями.
Коннор, Коннор, Коннор.
Коннор-девиант почти не отличался от привычного Коннора-машины: та же живая мимика, то же мимолетное удовольствие от отражения в зеркале, тот же голос, выразительный и самую чуточку хрипловатый, словно прохваченный морозом. Голос, ни разу не произносивший его, Гэвина, имя.
А вот Хэнка Коннор теперь звал запросто по имени, а ещё спокойно трогал за рукав, снимал соринки с пиджака, даже локтем в бок толкал. Хэнк ерошил Коннору волнистый чуб, поправлял галстук и хлопал по плечу.
Гэвину от этого кишки выкручивало. Гэвин жрал себя изнутри здоровенными кусками. Не хотел, но жрал. Любое движение Коннора отзывалось болью, лёгкой и привычной уже, но ощутимой. Внутри что-то постоянно то замирало, то взрывалось, но последней каплей стала заварушка в ювелирном — банда, состоящая из людей пополам с андроидами, палила почем зря, и Гэвин не сразу понял, что «Коннор, сзади!» орал именно он. Коннор. Коннор, блядь. Не консерва, не тостер, не жестянка, не пластиковая жопа. Правда, в суматохе драки вряд ли кто обратил на это внимание.
— Я когда-то задавал этот вопрос Хэнку, — проговорил Коннор, возвращая Гэвина к реальности. — Он не дал исчерпывающего ответа, но потом я его нашёл. Теперь хочу спросить у вас: почему вы ненавидите андроидов?
— Почему андроидов? — «Хэнк» царапнул, как обычно, пора уже привыкнуть. — Может, это личное, не думал? Будь ты человеком, бесил бы не меньше.
Не давая времени Коннору на раздумья — сейчас же выдаст, калькулятор, все нетолерантные высказывания вредного человека в диаграмме и с комментариями — Гэвин выпалил, не глядя на андроида:
— Может, я тебе завидую. У тебя не было детских травм. Первой отвратительно прекрасной любви. Ты не терял невинность угашенным в хлам на вечеринке.
Коннор молчал. Пытался поймать взгляд, но Рид упорно смотрел мимо блестящими, сухими и пугающе трезвыми глазами. Виски в его стакане янтарно и тускло блестел в свете торшера.
— Да хер с ней, с невинностью, конечно, — продолжил детектив, нервно взъерошивая и без того растрёпанные волосы. — Ты не хоронил того, кого любишь, понимаешь? Я хуй знает, способен ли ты в принципе любить, желать, хотеть… но вы ж живые теперь, блядь. Значит, в теории можете…
Зачем, Гэвин, зачем.
— Вы забываете, детектив Рид, что помимо печальных моментов, у меня и счастливых не было, — тихо и ровно сказал Коннор. — Меня не обнимали родители, я не целовался и на вечеринках ни разу до этого не был. И не думал об этом, если честно, пока…
— Пока я не сказал, — оскалился Гэвин. — Да, жестянка, в этом ты догнал человечество. В тупости, я имею в виду.
Он одним глотком осушил стакан и с громким стуком поставил его обратно на стол. Внутри дрожал противный студень, который Рид готов был опознать как свою несчастную душу.
Коннор, прищурившись, быстро провёл анализ: содержание алкоголя в крови не вызывало серьезных опасений. Но детектив Рид, ведущий спокойную беседу без попыток нарваться на драку… удивительно.
— Дико странно с тобой вот так пиздеть, тостер, — словно прочитал его мысли Рид. — Что-то я сегодня…
— Я рад этому, — перебил Коннор. — Гораздо приятнее недоумевать над причинами Вашего спокойного, а не агрессивного поведения, детектив.
— Хотел бы окончательно тебе шестерёнки взорвать, но я все-таки не настолько пьян, — голос Гэвина звучал глухо и как-то вымученно. Он наконец-то смотрел Коннору прямо в глаза, и этот взгляд вдруг вызвал каскад системных сбоев.
— Попробуйте.
Рид медленно встал, не отводя взгляда, подошёл вплотную, и Коннор почувствовал то, что люди назвали бы дискомфортом. Детектив периодически нарушал границы личного пространства — слабо сказано — но здесь было другое. Что-то… волнующее. Не опасное, но будоражащее. Пока Коннор пытался определить, что дальше, пока системы вопили о перегрузке, Гэвин прижался своими губами к его.
Кого из нас сильнее закоротило-то, отчаянно пытался спастись Рид, но получалось скверно.
Губы у Коннора были мягкими и тёплыми, а дыхания не было, и украденный поцелуй — максимально невинный, длящийся не больше секунды, выжег Гэвина изнутри. Хотелось отмотать время назад. Хотелось застрелиться. Хотелось рвануть дальше, прижаться, притереться, атаковать, языком к языку, чтобы ноги подкосились.
Диод на виске Коннора мигнул красным, потом желтым, да таким и остался. Длинные ресницы дрожали, бледные веснушки словно светились в полутьме, любовно нарисованные родинки звали обвести их пальцами.
В реальность Гэвина вышвырнул — абсолютно буквально — Хэнк Андерсон.
— Говнюк, клянусь богом, я тебя сейчас так отделаю, что мать родная не узнает…
— Хэнк!
Звенящий окрик Коннора заставил Андерсона застыть, хотя он по-прежнему держал Рида за лацканы пиджака, но тот быстро вывернулся, поражаясь настолько ебанутой смене событий
— Он же как ребенок, Рид, еб твою мать, — тяжело дыша от ярости, процедил Хэнк. — Ну даже ты не настолько ублюдок…
— Я сам его поцеловал, — твердо сказал Коннор, подходя к лейтенанту, и успокаивающе положил ему руку на плечо.
Гэвин Рид и занимательное андроидоведение. Когда всё пошло не так, детектив, что за хуйня происходит, и как быстро развивается стокгольмский синдром у андроидов, гугл-поиск.
Выяснять отношения в настолько пошлейшей ситуации было глупо, оправдываться язык не поворачивался, а смотреть на то, как Андерсон успокаивается и берет Коннора за тонкое запястье, сил не было вообще, и Гэвин рванул на улицу, сбивая по пути ошалевшего от напора Криса. Воздух. Нужен воздух.
Улица переливалась огнями, как рождественская елка. Небо зияло черным провалом, легкий морозец без ветра ощущался до неприличного приятно. Рид буквально уронил себя на скрипучее деревянное крыльцо и закурил.
Принцессу не украсть, не победив дракона, детектив, это закон любой сказки. Правда, в этой сказке принцесса не дышала, в башне не сидела (ну, по крайней мере, уже), да и дракон был такой себе дряхлый.
В твоем возрасте, Гэвин, все уже должно происходить без драм, го ебаться — го, и никаких разборок с озверевшим папашей. В такую дурацкую ситуацию Рид попадал разве что в шестнадцать, когда их с Джеймсом застукал в туалете физрук. В шестнадцать такое волнует и веселит, в тридцать семь это уже маразм.
Ступеньки тихо скрипнули, и рядом приземлился Коннор. В охотничьей куртке Андерсона поверх модной рубашки. Невозмутимый и прекрасный, как обычно.
— Когда врать научился? — спросил Гэвин вяло, разрезая усталым голосом холодный искрящийся воздух. Не поворачивая головы.
— Семь минут и тридцать пять секунд назад, — не замедлил с ответом Коннор. — Я все уладил. Не стоило сбегать.
Рид не выдержал и фыркнул. Рождественская вечеринка превращалась в сеанс ретроспекции, все это уже происходило: и сидящий рядом красавчик, и собственные сомнения — все это напоминало хреновую мелодраму, все смотрят такое под Рождество, обливаясь сладкими сентиментальными слезами, прижимая к теплому боку другой теплый бок или коробку с поп-корном, тут уж кому как повезет.
— Я соврал Хэнку не для того, чтобы тебя защитить, а потому что это могло быть правдой, — помедлив, произнес Коннор. — Мне нужно было догадаться раньше, видимо, моя программа социального взаимодействия далека от совершенства. И, Гэвин…
Гэвина продрало, подбросило, он вздрогнул — где ваша выдержка, детектив — и воззрился на Коннора, как на восьмое чудо света. Засранец улыбался.
— Ты не закончил, — прохрипел Гэвин.
— Мы не закончили, — поправил Коннор, придвигаясь ближе, и зимняя ночь перестала существовать.
23 декабря 2018