тёмное помещение не сразу пускают, приходится постоять на пронизывающем морозе у дверей склепа. Это, разумеется, не останавливает никого, а самые преданные любители мертвечины полуодеты и видом сами напоминают синегубые трупы, освещённые бледным мерцанием мобильных устройств. И вот наконец тяжёлые двери открываются, чтобы захлопнуться сразу, как все страждущие войдут. Посреди пахнущего сырой почвой и холодным камнем зала еле-еле виден глубокий каменный провал, словно идущий к центру земли. Чем ближе к нему, тем холоднее. Ещё несколько минут ожидания, и из тёмной подземной глубины начинает звучать сиплый и запинающийся, будто горло говорящего забито землей, голос.
— Девочки и мальчики... Некрофилы и некрофилки. Устраивайтесь вокруг. Сейчас будет ността-та-тальги-ии-я.
Уставшие от ожидания девочки и мальчики визжат, рычат, воют, и эхо отскакивает от стен "-ата-ата-ата"
— АГА-ата.. — кричит кто-то немолодой и пьяный. В тусклом свете мобильников холёная девичья рука бросает в колодец фотографию, сделанную с Глебом и Вадимом в 90-х годах. Свет фонариков и телефонов направляется вниз, ловит её порхание в разреженном ледяном воздухе.
Кто-то совершенно невидимый ловит карточку внизу; особенно удачливые успевают заметить его бледные пальцы и тяжелый перстень. Раздаётся дикий скрежет и влажный хруст, затем фотография вылетает обратно в окружении жирных хлопьев серого пепла, измазанная кровью и наполовину истлевшая.
— ГЛЕБ ПОСТАВИЛ МНЕ АВТОГРАФ НА ФОТО! ААААААА! — раздаётся визг в ответ. На этом крики не прекращаются, наоборот, они набирают громкость, звучат уже со всех сторон, на разные тона, требующе и истерично.
— ГЛЕБ, ПОЙ! ГЛЕБ, ПОЙ!
Стучат рокерские кольца и цепи по решётке вокруг провала, как кружки. Много колец и много цепей. Обваливается потолок, открывая высоко в небе тревожную сепийно-желтую луну.
— Я крашу губы гуталином, я обожаю чёрный цвет...
Наркотическая музыка наконец растекается по жилам пришедших, дымом вползает в ноздри и рты. И серее становится небо наверху, и глубже звучит эхо, словно отражаясь от беззвёздного купола и плоской страшной луны. Почти не слышно того, кто начал вечер, только стрекот и визг, поднимающийся навстречу каждой строчке. Еле шелестит его тихий голос.
— Давай вечером с тобой встретимся...
Грохочет в ответ толпа в припадочном экстазе:
— БУДЕМ ОПИУМ КУРИТЬ-РИТЬ-РИТЬ!
Спустя короткую, за пару мгновений прошедшую вечность, в лунном свете на дне колодца становится видно того, кто смотрит вверх слепо, не замечая людей на поверхности, не слыша их воя. Его лицо - всего лишь жалкая плоть, испещрённая голосами, как плетьми, его душа давно еле тлеет. Но сквозь решетку уже тянутся пальцы, скрежещут по металлу ногти.
— Глеб, подпиши картину!
— Глеб, давай сделаем селфи!
— Глеб!
— Глеб!
— Глееееб! Отвеееть наам!
Вместо этого луну затягивает тучами, тьма вновь сгущается. Голос из колодца остаётся холодным и уставшим.
— Спасибо большое, девочки и мальчики. Приходите завтра.
Откуда-то сбоку звучит змеиное шипение: — В том же месте в тот же час-сс-с-с.