Геральт потратил три недели, чтобы отследить местоположение Лютика после роковой ссоры на горе. Неделю он пытался осознать, что Лютик не вернется сам. Вторую провел в горьком отрицании. На третьей неделе он взял след у подножья горы, идя по нему от деревни к деревне, выискивая признаки пребывания барда и горожан, поющих ему дифирамбы.
Первый зимний снег настиг Геральта у ворот обнесенного крепостными стенами Тальгара. Толстые хлопья снега ловили последние лучи рано заходящего солнца, опускавшегося за западным краем Драконьих гор. Так далеко на севере зима была долгой и суровой. Жители уже давно собрали урожай, заготовили мясо и овощи, утеплили свои дома и лавки перед грядущими яростными снежными бурями.
Пока Геральт вел Плотву по обледенелым мощеным улицам к общественной конюшне на главной площади, ее дыхание вырывалось облачком пара при каждом вздохе. Он останавливался на безопасном расстоянии от каждого трактира, публичного дома, домов дворян, чтобы послушать, не раздастся ли знакомый звук лютни. И хотя на главной улице было полно подобных заведений, ни из одного из них не донеслось той мелодии, которую он так жаждал найти.
Блять. Он слишком долго медлил, и теперь этот проклятый снег только заметет следы и усложнит задачу.
Удрученный, Геральт добрался до конюшни на площади в конце главной дороги, провел рукой по лицу, стряхивая растаявший снег, и тяжело вздохнул. Он заплатил серебряник широко распахнувшему глаза конюху за хорошо оборудованное стойло, чтобы компенсировать Плотве долгий, промозглый путь в Тальгар. Он снял с нее сбрую, аккуратно положил ее на кормушку, вытер лошадь и проверил копыта и ноги на предмет камней и царапин. Не обнаружив повреждений или лишних предметов в подковах, он позволил Плотве порыться в толстой соломенной подстилке — его выражение лица смягчилось при взгляде на то, как она с наслаждением вздыбилась, прежде чем опуститься и хорошенько поваляться. Он бросил ей немного пахнущего сена и добавил в кормушку овса, после чего закинул седельные сумки на плечи и отправился обратно в снежный вечер.
Геральт прошел через главную площадь, сгорбив плечи от ледяного ветра, и направился к более жилой части города, через дорогу от места, где главная улица вела к площади. Геральт миновал ряд изящных, хорошо освещенных домов. Все они были скрыты за высокими коваными воротами, и окружены стражниками, которые глазели по сторонам и плевались, стоило ему пройти мимо: из-за сильного ветра он не мог прикрыть характерные ведьмачьи черты капюшоном. Тальгар располагался недалеко от Блавикена, здесь особенно не любили Мясника.
Внезапно ветер переменился и принес родной запах канифоли и золотарникового меда. Геральт повернулся влево, поднял голову и втянул воздух.
Здесь.
Геральт последовал за запахом Лютика и достиг двери роскошного заведения, на каменном фасаде которого красовалась со вкусом сделанная позолоченная вывеска, гласящая «Ежевичный трактир». Ступив на защищенное от ветра изящное деревянное крыльцо, Геральт услышал тихий звук лютни Лютика, исполнявшего медленную балладу.
Наконец-то.
Геральт медленно вдохнул, чтобы успокоиться: сердце забилось чаще в ожидании предстоящего сложного разговора. Твердо взявшись за медную дверную ручку, он шагнул в теплое помещение.
Трактирщица средних лет, которая стояла за барной стойкой напротив двери, вздрогнула, когда Геральт вошел, быстро окинула взглядом его золотые глаза и белые волосы и презрительно сощурилась.
— Мы не принимаем здесь таких как ты, ведьмак. У нас порядочное заведение, — строго нахмурилась она.
Геральт поднял руки в примирительном жесте.
— Я не собираюсь здесь задерживаться, милсдарыня.
— Тогда что ты хочешь? Говори и проваливай! — потребовала трактирщица. Ее резкий тон вспорол общее добродушное настроение, царившее в таверне.
Геральт отступил на шаг назад, принял расслабленную позу и показал пустые руки в попытке выглядеть как можно менее угрожающим.
— Я пришел, чтобы поговорить с бардом, Лютиком. Я слышал, что он остановился здесь, — низко произнес Геральт.
Трактирщица оскорбленно вскинулась, скрестив руки на груди и глядя на Геральта исподлобья.
— Я не собираюсь обсуждать личные дела своих клиентов с незнакомцами, тем более, с таким чудовищем, как ты! — голос трактирщицы задрожал от гнева, и теперь все внимание в зале было приковано к их перепалке.
У него не было на это времени. Геральт вздохнул, с первого взгляда убедившись, что зрители не упустят из внимания использование Аксия, который он надеялся применить для облегчения переговоров.
— Милсдарыня… — сдержанно начал он, но знакомые шаги отвлекли его.
— Итак, что у нас тут? Имельда, дорогая, что-то случилось? — мягкий баритон Лютика прервал их.
Напряжение покинуло плечи Геральта, когда он понял, что нашел того, кого так усердно искал. Лютик показался в дверном проеме за барной стойкой, очевидно, выйдя из более уединенной задней комнаты. При виде Геральта он тут же замер, расслабленное выражение его лица застыло и ожесточилось. У Геральта свело живот.
В одно мгновение теплая улыбка вернулась, и он успокаивающе положил руку на плечо трактирщицы — Имельды.
— У меня есть дело к этому ведьмаку, дорогая. Не стоит волноваться, я разберусь с ним на улице, и он никогда больше тебя не побеспокоит.
Лицо Имельды смягчилось, черты разгладились, когда она накрыла руку Лютика своей, мягко сжимая.
— Если ты уверен, любовь моя.
Она перевела взгляд на Геральта, сузив глаза.
— Будь осторожен с этим, — сказала она, указав острым подбородком на Геральта, — они едва ли человечнее животных.
Лютик обнадеживающе улыбнулся ей.
— Не о чем волноваться, я вернусь через минуту.
Он обогнул бар и прошел мимо Геральта к входной двери.
— Идем, ведьмак, — бросил он, не оборачиваясь, и вышел в холод.
Геральт без промедлений последовал за ним.
Лютик провел их вокруг таверны, в ближайшую конюшню, подальше от снега и ветра. Уже стемнело, поэтому там было пусто и тихо, не считая звуков хрумкающих сено лошадей.
Лютик с непроницаемым выражением лица развернулся к Геральту — между ними была вся ширина прохода между стойлами.
— Ну? — сухо поинтересовался он. — Зачем ты здесь? Я думал, ты будешь хвататься за любую возможность держаться от меня подальше, раз уж я, очевидно, принес тебе столько несчастья.
Геральт почувствовал укол боли в груди из-за холода, которым веяло от Лютика. Было бы лучше, если бы бард пришел в ярость. Ударил его. Причинил такую же боль, какую он причинил Лютику. Он этого ждал. Он этого заслуживал.
— Я… — начал Геральт, но умолк, стиснув челюсти и подбирая правильные слова. Он сжал кулаки, а его взгляд метался то к глазам Лютика, то куда-то в сторону. Он глубоко вздохнул. — Я был неправ, когда наговорил тебе этого всего на горе.
Геральт наконец выдохнул и уставился в пол — в затянувшемся молчании ногти оставляли кровавые полумесяцы на его ладонях. Лютик все не заговаривал. Дыхание Геральта сбилось, когда он поднял на Лютика глаза, полные стыда.
Бард вздернул бровь: он заметил напряжение в позе Геральта, побелевших костяшках пальцев и скорбном выражении лица. Лютик смягчился, его губы изогнулись в ироничной усмешке.
— Ты ужасен в извинениях.
Геральт вздрогнул и снова отвел взгляд, ожидая осуждения.
Лютик вздохнул и шагнул к Геральту.
— Я знаю тебя почти двадцать лет, Геральт, и знаю, что те твои слова — просто неправильно направленный гнев, а я попал под горячую руку, — тон Лютика зазвучал строже. — Но ты не можешь так со мной обращаться и думать, что я все равно буду рядом. Я такого не заслуживаю.
Геральт поджал губы, испытывая почти физическую боль.
— Я знаю. Ты заслуживаешь больше, чем я когда-либо мог тебе предложить, — он не мог заставить себя посмотреть Лютику в глаза.
Взгляд Лютика потеплел, и он подошел совсем близко к Геральту.
— Я прощу тебя.
Глаза Геральта расширились, все-таки встретившись с глазами барда.
— Но не сейчас.
Геральт нахмурил брови и приоткрыл рот, собираясь заговорить, но Лютик поднял руку, призывая к молчанию.
— Ты причинил мне боль. Я знаю, ты сожалеешь, но пока я не могу простить тебя, — слова Лютика резали Геральта без ножа. — Я следовал за тобой и ждал тебя все эти годы, так что, полагаю, сейчас твоя очередь.
Уронив руку, он отступил назад.
— Я заключил контракт о выступлениях для леди Агнешки здесь, в Тальгаре, с сегодня и до дня весеннего равноденствия. Если в этот день ты встретишь меня за Восточными воротами, я буду готов простить тебя.
Холод пробежал по позвоночнику Геральта. Должно быть, эмоции отразились на его лице, потому что Лютик поспешил продолжить:
— Я не хочу, чтобы ты думал, что я маскирую разрыв отношений под задержкой в городе. Я правда заключил контракт и у меня нет ни малейшего желания путешествовать в такую погоду. Даже если бы никакого контракта не было, мне все равно нужно было бы время, чтобы простить тебя.
Голос Лютика вновь обрел жесткость.
— Имей в виду, мое будущее прощение будет немедленно аннулировано, если что-то подобное повторится.
Геральт, все еще смотря себе под ноги, быстро кивнул.
— Тогда до весеннего равноденствия. Я буду у Восточных ворот, — тихо и глухо произнес он, а затем развернулся и исчез в темноте.
Его шаги были гораздо тяжелее обычного.
***
Когда первый снег сменился метелями, и зима вступила в свои права, Лютик благополучно укрылся за толстыми стенами роскошного дома леди Агнешки, наслаждаясь удобным жильем и отличной едой в обмен на ежевечернее исполнение музыки. В отличие от голодных и холодных зим, проведенных в дороге, здесь Лютик никогда не нуждался в еде или тепле — он позволил своему худому телу путешественника расслабиться и наслаждаться богатой и обильной пищей.
Леди Агнешка была женщиной в летах, далеко не в расцвете сил, но при этом она не утратила восприимчивость к искусству и понимала, что хорошая музыка и красивое лицо исполняющего ее барда могли скрасить долгую и мрачную северную зиму. Как одна из самых знатных леди города, она с удовольствием устраивала ежевечерние салоны и вечеринки, чтобы обогатить будни дворян Тальгара культурой и весельем.
Она делала все возможное, чтобы ее домашний бард был в хорошем голосе и расположении духа — тогда он мог исправно играть свою роль, развлекая бесконечный поток богатых гостей. Как и ожидалось от барда его уровня таланта и известности, Лютик поднял престиж вечеринок, а очередь из желающих их посетить заметно выросла.
Лютик расцветал в этой обстановке, и его злость на Геральта постепенно таяла. Порой он вспоминал неловкое извинение своего ведьмака: бард знал Геральта достаточно хорошо, чтобы понять, насколько тяжело и стыдно тому было. Лютик наигрывал на лютне легкую мелодию, сопровождающую третью смену блюд на ужине, и размышлял. Когда наступит день весеннего равноденствия, он будет готов отправиться в путь.
***
В разгар зимы, когда дни были коротки, а ночи нескончаемы, когда колючий ветер прорывался через несколько слоев одежды, Геральт сидел спиной к скалистому склону и всеми силами защищал небольшой костер от ветра, максимально приблизившись к огню, чтобы не получить обморожение. Хотя ведьмаки и были устойчивы к холоду, все же они были уязвимы, и такая погода бросала вызов даже Геральту. Маленькая белка, первая добыча за два дня, жарилась на вертеле, подвешенной над слабым пламенем.
Раньше Лютик брал на себя переговоры с людьми, и без него, особенно вблизи Блавикена, жизнь Геральта вернулась в прежнее русло: горожане могли закидать его камнями вместо платы за работу, таверны и торговцы отказывали ему в обслуживании, вынуждая полагаться на лагерь, разбитый в дикой природе, и скудную добычу, которую он мог поймать в замерзших, бесплодных лесах.
Геральт продолжал путешествовать и брать заказы, но не отъезжал от Тальгара более чем на пару дней пути: в дороге могли возникнуть непредвиденные обстоятельства, а он не желал рисковать опоздать на встречу с Лютиком. О зимовке в Каэр Морхене, далеко за горами, и речи быть не могло.
Образ Лютика, чье сердце он разбил на той горе, никогда не покидал мысли Геральта. Воспоминания о твердых словах Лютика об обещанной встрече служили ему путеводной звездой.
После охоты — жестокой схватки с большим гнездом утопцев, в результате которой он промок насквозь и был тяжело ранен, — он потащился к солтысу, который дал ему заказ, но был встречен камнями. Жители деревни хотели избавиться от утопцев, но не хотели платить, поэтому выгнали Геральта в лес. Этой ночью смерть подобралась к нему так близко впервые за последние пару десятилетий. Кровь вытекала из его бока и тут же замерзала, пока он пытался ухватиться за призрачный шанс выжить благодаря элексирам. Он думал только о том, что подведет Лютика, что снова причинит ему боль, не явившись в оговоренное время.
Он заслуживал всего этого, но Лютик — нет. По мере того, как потеря крови утягивала его в забытие, это была единственная причина, по которой Геральт надеялся, что когда-нибудь очнется.
***
Перед рассветом в день весеннего равноденствия Геральт пришел под Восточные ворота Тальгара. Он отвел Плотву пастись, а сам опустился на колени для медитации, положив ладони на бедра и выпрямив спину. Он сел с краю дороги, ведущей к воротам, но так, чтобы его было видно.
— Мутант, — выплюнул стражник. Они не прогнали его, но положили руки на рукояти мечей, давая понять, чтобы он держался подальше.
Когда солнце скрылось за горизонтом за спиной Геральта, он снова погрузился в медитацию, достаточно легкую, чтобы одновременно отдыхать и следить за обстановкой.
Часы пролетали незаметно — вечерело.
«Он не придет», — осознал Геральт, и холодная уверенность осела в его костях. «Нет причин, по которым он должен. Он заслуживает лучшего, а я не заслуживаю его». Он был почти полностью уверен в тщетности ожидания, однако, когда они договаривались, Лютик не назвал точное время, поэтому Геральт не уходил.
Когда закат залил небо яркими цветами, Геральт услышал шум за закрытыми воротами, а запах канифоли и меда, словно волна, захлестнул все его чувства, нарушив медитацию.
Голоса, доносившиеся из-за ворот, смеялись, просили, умоляли Лютика:
— Пожалуйста, останься хотя бы еще на несколько недель, мы жить без тебя не можем!
— Дорогая, мне нужно путешествовать для вдохновения, — раздался жизнерадостный ответ Лютика.
Сердце Геральта забилось, страх вцепился в него ледяными когтями, он с тревогой ждал, когда откроются ворота. Медленно они отворились, и Лютик вышел из узкого проема между большими створками, обернувшись, чтобы помахать на прощание своим поклонникацам. Пока он обменивался словами с собравшейся толпой, Геральт внимательно рассмотрел его. Лютик выглядел так, будто хорошо ел, он был опрятным, а его глаза искрились радостью и весельем. На нем были дорогие дорожные одежды яркой расцветки из толстой шерсти, а ноги защищали крепкие сапоги из тончайшей кожи. В руках он держал поводья красивого серо-пепельного мерина, седельные сумки были новыми и набитыми до отказа.
Он выглядел здоровым и любимым. Геральт обрадовался счастливому виду Лютика, но боялся дать себе ложную надежду, что тот все еще хотел путешествовать с Геральтом и простит его после того, как провел зиму в настолько комфортных условиях.
Лютик окончательно распрощался со своими слушателями, велел стражникам снова закрыть ворота и повернулся, посмотрев на Геральта через разделявшие их двадцать шагов.
— Я слышал, что ты приехал на рассвете, — Лютик пересек дорогу и ласково улыбнулся. — Полагаю, ты серьезен в своих намереньях.
— Хм, — протянул Геральт, выражая согласие. Теперь, когда Лютик был наконец рядом, наконец смотрел на него, как раньше, он не мог найти слов.
— Как всегда красноречиво, — хмыкнул Лютик, — тебе придется над этим поработать. Я не ожидаю тирад, но пара слов кое-где в диалоге не помешают, — слова были строгими, но голос звучал беззаботно.
Геральт, все еще стоя на коленях, поднял взгляд на Лютика. Глаза барда расширились, когда он оглядел Геральта. Последствия жестокой зимы и еще более жестокого отношения местных были видны невооруженным глазом. Геральт опасно похудел, поношенная одежда висела на нем мешком, его волосы и кожу покрывал слой грязи, руки были настолько сухими, что кожа на суставах и костяшках пальцев потрескалась. Лицо и руки были испещрены мелкими порезами от камней, а свежие раны, полученные на последней охоте, едва начали заживать там, где когти рассекли ключицу.
Геральт приоткрыл рот, на его лице отразился стыд, но он не смог заставить себя заговорить. Он надеялся на прощение, но не ждал его. Он был готов извиняться до тех пор, пока Лютик не простит его. Если простит. Прошло всего три месяца — этого времени недостаточно, чтобы исправить то, что случилось на горе.
Сердце Лютика сжалось, и он опустился на колени, чтобы оказаться с Геральтом на одном уровне глаз.
— О, Геральт, — нежно произнес он. — Я прощаю тебя.
Он протянул руку и медленно, осторожно положил ее на руку Геральта.
— Ты слишком суров к себе.
Геральт напрягся под рукой Лютика.
— Нет, — выдавил он
Лютик ласково потер ладонь Геральта большим пальцем.
— Это было слишком. Я злился, мне нужно было пространство, но я никогда не хотел, чтобы ты страдал, — сказал он твердо и нежно.
Лютик слегка ткнул Геральта в здоровое плечо в попытке разрядить обстановку.
— Да ладно тебе, ты же не хочешь сказать, что голодаешь и работаешь до изнеможения каждый раз, когда ссоришься с друзьями?
— У меня никогда не было друзей, — указал Геральт.
Сердце Лютика заболело, как и всегда, когда Геральт говорил подобные ужасные истины, но он знал, что ведьмак не потерпит ничего, хоть отдаленно напоминающего жалость. Поэтому он улыбнулся и добавил веселья в голос.
— Что ж, значит, буду учить тебя по ходу дела.
Геральт почувствовал, как месяцы напряжения наконец покинули его тело, а облегчение и удивление отразились на лице.
— Ты все еще хочешь пойти со мной?
Лютик поднялся на ноги и протянул руку Геральту.
— Мой дорогой ведьмак, для меня не существует иного пути.
Геральт схватился за его руку.