For sunlight (whose heart would not take flight?)

I

Если спросить любого в Хогвартсе, как началась печально известная вражда между Эймондом Таргариеном и Люцерисом Веларионом… что ж, вы не получите точного ответа.

Некоторые сказали бы, что все началось несколько десятилетий назад, когда Отто Хайтауэр, дедушка Эймонда, и Деймон, приемный отец Люка, положили начало затяжной войне между семьями. Другие считали, что дело в извечном соперничестве Гриффиндора и Слизерина в квиддиче. Кто-то предполагал, что все началось с Рейниры и Алисенты, их матерей, когда они участвовали в Турнире Трех волшебников от имени Хогвартса и Шармбатона годы назад. Большинство людей, которых Люк знал, не застало старших членов обеих семей, и придерживались мнения, что истоком послужило соперничество старших братьев — Эйгона и Джейса — которые, учась на последнем курсе, откровенно ненавидели друг друга и ясно давали это понять.

Однако люди, гадающие об истоке их отношения друг к другу, явно не знали, что Люцерис Веларион, этот милый мальчик, был не из тех, кто добровольно наследовал семейные распри.

Эймонд Таргариен же — хотя он презирал людей и за меньшее — просто не был достаточно заинтересован. На третьем курсе он даже не потрудился поднять глаза, когда на Люцериса Велариона надели Распределяющую шляпу. Он ничего не сказал, даже когда Эйгон, тогда еще четверокурсник, пробормотал себе под нос: «Отлично, еще один из этих бастардов».

Большинство людей ошибались.

Потому что вражда между Эймондом Таргариеном и Люцерисом Веларионом началась иначе. Люцерис к тому моменту проучился на первом курсе всего пару месяцев.

Таргариены и Веларионы происходили из древнего рода драконьих всадников, и посещали особые занятия, которые вел Хагрид. Драконьих всадников в школе было немного (шесть, не считая Люка), и только один преподаватель мог справиться с этим предметом. Независимо от того, был ли у них свой дракон или нет, все всадники должны были проходить одинаковые уроки по приручению зверей.

Поначалу все шло нормально.

Девушки быстро поладили: они вместе смеялись и много разговаривали. Люк часто видел их вне уроков, пока они бродили по коридорам, улыбаясь и держась за руки. На самом деле только Джейс и Эйгон вели себя агрессивно по отношению друг к другу — они постоянно препирались и толкались; иногда в спор влезал Эймонд, когда конфликт этих двоих становился достаточно серьезным, чтобы втянуть и его.

В сущности, у Эймонда и Люка не было проблем друг с другом.

Если бы у них была возможность и больше времени, Люк осмеливался предполагать, что они могли бы первыми за историю противостояния их семей подружиться и, более того, остаться хорошими друзьями. Они не раз обменивались колкостями вдали от остальных, и характер их общения не был резким, он был почти дразнящим.

Даже сейчас Люк мог вызвать в памяти мгновения, когда Эймонд еле заметно улыбался ему, когда они игриво толкались во время тренировок и сыпали остротами — они мягко ударяли кулаками по плечам друг друга, так, чтобы не причинить боль. Поскольку у них не было других общих уроков, они редко пересекались в коридорах (при случае они приветствовали друг друга кивком или поднятой бровью), и порой Люк с нетерпением ждал занятий по приручению драконов, чтобы увидеть Эймонда.

Люк не помнил, как начался этот маленький танец драконов между ними, но отчетливо помнил, как тот закончился.

Когда Эймонд в последний раз говорил с ним без горечи в голосе, заходило солнце.

Люк заметил, как Эймонд сидел, прислонившись к дереву у самого края Запретного леса. Эймонд рассматривал что-то, лежащее на его ладони. Когда Люк приблизился, он отметил: что бы это ни было, оно отражалось в глазах слизеринца, одновременно оттеняя их и заставляя сверкать.

— Ты рано сегодня, — Люк сел на землю рядом с Эймондом. — Что это такое?

Эймонд поднял взгляд, и его губы изогнулись в легкой ухмылке.

— Сапфир. Здесь они редко встречаются, — он понизил голос до шепота, — но на моей родине можно добыть тысячи таких камешков.

Люк шумно выдохнул, когда Эймонд повернул руку так, чтобы показать камень во всей красе. Сапфир был круглым и небольшим, даже меньше вишен, которые так любил Джоффри. Камень напоминал Люку небо, усеянное множеством звезд, или море, вздымающееся беспокойно и яростно.

— Твой сапфир, — прошептал Люк в ответ, протянув пальцы, чтобы прикоснуться к сверкающей поверхности. — Он очень красивый.

Эймонд взял руку Люка, повернул ее и положил сапфир в его ладонь. Люк замер в удивлении.

— Теперь он твой.

Камень оказался холоднее и легче, чем думал Люк.

— Но я… — Люк повернулся и приготовился протестовать, как хороший мальчик, которым его воспитала мама, но…

— Люк! — перебил его оклик Джейса, раздавшийся в нескольких ярдах. — Отец прислал сову!

Так все и кончилось.

Солнце зашло.

Почти никто не знал об этой истории, так как обе семьи хотели избежать публичного скандала, но именно она привела к текущему положению вещей.

В письме Деймон сообщал, что Лейна Веларион умерла.

Поскольку отец Лейны был другом отца Эймонда, похороны стали первым мероприятием, на котором их семьям предстояло собраться вместе впервые за долгие годы.

В ту ночь, когда Эйгон напился, а Хелейна ушла готовиться ко сну, Эймонд заявил притязания на Вхагар.

В ту ночь Бейла и Рейна прибежали к Джейсу и Люку, паникуя, что дракона их матери украли.

В ту ночь младшие поколения обеих семей по-настоящему решили, кто им друг, а кто враг.

В ту ночь Люк забрал глаз Эймонда.

В Хогвартсе, кроме их семей, никто не знал о произошедшем. Однажды Эймонд Таргариен, казалось бы, без причины стал ненавидеть Люцериса Велариона — может, не так громко, как Эйгон и Джейс друг друга, но напряжение между вторыми сыновьями ощущалось более остро и тяжело.

Остальные в Хогвартсе объяснили это неприязнью поколений, ведь никто не знал, что случилось той самой ночью. Было известно только то, что на четвертый курс Эймонд вернулся с повязкой на глазу и шрамом под ней, тянувшимся от брови до середины щеки.

Солнце зашло, и драконы начали новый танец.

II

У Люка от волнения дрожали пальцы, и он вспотел под плащом, несмотря на уличный холод и еще не начавшуюся игру.

Как только команда Гриффиндора с Джейсом во главе вышла на поле, толпа завопила. Аплодисменты не стихали даже тогда, когда гриффиндорцы закончили облетать поле, махая толпе. Рейна и Бейла, любимые зрителями загонщицы, даже сделали несколько трюков, чтобы развлечь трибуны. Сегодня состоялся первый в этом году матч Гриффиндора и Слизерина — матч, которого с открытия сезона ждал весь Хогвартс.

И по совместительству первый матч Люка в роли ловца. Никакого давления, не правда ли?

— Тебе нужно включиться в игру, братишка, — Джейс ни с того ни с сего потрепал Люка по волосам, а затем азартно ухмыльнулся, облетая его на метле. — Эймонд будет охотиться за твоей задницей весь матч.

Совершенно никакого давления.

Люк изо всех сил старался сосредоточиться на Джейсе и его голосе, заглушить остальной мир. Он пытался впитать воодушевление, которое испытывал Джейс, но безуспешно. Люк не знал, как его брат справлялся с эмоциями. Он был семикурсником, звездным охотником и капитаном команды Гриффиндора. А еще, это был его последний первый матч со Слизерином. Он должен был волноваться так же, как и Люк. Но Джейсу всегда лучше удавалось выдерживать стрессовые ситуации. Люк закатил глаза, но когда взгляд его брата стал мягче, все же улыбнулся.

— Ты всех порвешь, Лю. Главное, сосредоточься на снитче, — заверил его Джейс и поднялся выше, чтобы привлечь внимание остальной команды.

Джейс раздавал последние указания, когда голос комментатора прогремел на все поле, вспугнув их. Объявленная команда Слизерина в черно-зеленой форме облетела поле по кругу под крики бесновавшейся толпы. Эйгон как капитан возглавлял процессию. Он рассмеялся, когда, подлетев слишком близко к Джейсу, едва не сбил его с метлы. Джейс громко выругался, и они, подбадриваемые толпой, обменялись еще парой ласковых, но Люк не мог сфокусироваться на том, что конкретно они говорили.

Не тогда, когда мимо него пронесся Эймонд Таргариен, отвечая на его взгляд издевательской ухмылкой.

Эймонд с четвертого курса считался талантливейшим слизеринским загонщиком, и с каждым годом только больше внушал страх, потому что после летних каникул возвращался все быстрее и агрессивнее. Люк сглотнул при виде него. В такие мгновения он с трудом вспоминал, кем Эймонд был для него раньше…

Теперь Эймонд носил повязку, его единственный глаз холодно смотрел на Люка, его волосы отросли и стали намного длиннее, чем были в детстве, и он был выше и сильнее остальных учеников своего возраста. Эймонд обладал разрушительной красотой, и Люк иногда не знал, что делать с собой под его взглядом.

Люк вцепился в метлу.

Хотел бы он иметь в распоряжении больше времени, чтобы успокоить заполошно бьющееся сердце, но спустя несколько секунд выпустили бладжеры, а за ними и золотой снитч. Люк изо всех сил старался уследить за золотым мячом, но тот исчез в ту же секунду, как оказался в воздухе. Он встретился взглядом с ловцом из команды соперников, Джейсоном, — тот только вздернул бровь.

— Квоффл в воздухе! — раздался крик комментатора. — И попадает прямо в руки Эйгона Таргариена! Мяч у Слизерина, и они пытаются забить первый гол!

Люк прильнул к рукояти метлы так близко, как только мог, и летел бок о бок с ловцом Слизерина. Он услышал, как шумно вздохнула толпа.

— И Эймонд Таргариен атакует!

Глаза Люка расширились: если мяч послала бита Эймонда, то черта с два бладжер полетит куда-то еще, кроме головы Люка. Он не был уверен, что у него хватит времени отследить траекторию бладжера, поэтому просто попытался убраться с его пути как можно быстрее. Но его волосы на затылке все равно встали дыбом, предчувствуя надвигающийся удар.

— Попался! — воскликнула Бейла и со всей силы отбила бладжер в сторону Эйгона.

Люк испустил долгий, тяжелый вздох облегчения — оказалось, он задержал дыхание — и услышал, как Джейс похвалил Бейлу за хорошую работу.

Слизерин забил первые два гола.

Один из бладжеров, запущенных Эймондом, попал в Джейса — квоффл пролетел мимо него прямиком в ворота Гриффиндора, но Джейс старательно сохранял боевой настрой. Гриффиндорский вратарь и бладжер от Рейны, почти попавший в цель, не дали Эйгону забить еще один мяч.

Люк стиснул рукоять метлы до побелевших костяшек.

Прошло полчаса после начала матча, и счет составлял 70 — 60 в пользу Слизерина, когда Люк и, к сожалению, Джейсон заметили проблеск золотого снитча. Снитч взмыл намного выше остальных игроков, и Люк с Джейсоном помчались за ним вплотную друг к другу. Люк услышал, как объявили гол, но не потрудился проверить, в чью пользу — остаток матча он тоже пропустил мимо ушей. Джейсон был на расстоянии вытянутой руки, и они с Люком врезались друг в друга на каждом повороте. Снитч игрался с ними: заставлял лететь на пределе возможностей и резко вилял, когда кто-то из ловцов оказывался достаточно близко, чтобы поймать его.

Пока не…

Снитч круто повернул вправо, и Джейсон врезался в Люка. Но Люк был готов к столкновению и едва пошатнулся, в то время как Джейсон почти свалился с метлы, и его с силой отбросило назад. Люк воспользовался возможностью и развил максимальную скорость, чтобы увеличить расстояние между собой и другим ловцом, пока тот пытался восстановить равновесие.

— Кажется, Люцерис Веларион почти достал золотой снитч! Слизерин впереди на тридцать очков, но Гриффиндор может переломить ход матча!

Люк крепко перехватил метлу одной рукой и осторожно вытянул вперед другую. Он стремился к снитчу перед собой, пытаясь достать его кончиками пальцев.

Как только он почувствовал трепет золотых крылышек между пальцами, неудержимая сила рухнула на его голову и сбила с метлы.

Последним, что Люк помнил, было падение.

III

Когда Люк очнулся в больничном крыле, на нем не было почти ничего из квиддичной формы: только красная майка и темные шорты, которые он надевал под штаны во время матчей.

Джейс наблюдал за ним со стула у изножья кровати.

— Рад видеть тебя живым, — попытался пошутить он.

— Если честно, я чувствую себя не слишком-то живым, — Люк схватился за голову в попытках остановить кружащуюся комнату.

— Тебе пока нельзя вставать, — Джейс поднялся со стула и осторожно надавил на грудь брата, вынуждая его оставаться в лежачем положении. — Целительница сказала, что тебе нужно лежать.

Люк, зажмурившись, застонал: глаза слепило даже приглушенное освещение лазарета. Он все еще не мог разобраться в ощущениях своего тела, поэтому просто спросил:

— Что я сломал?

Джейс фыркнул и медленно расслабился — его брат проснулся, значит, он будет в порядке.

— Ничего, идиот. Ты просто получил отвратительный синяк на виске, но его уже вылечили. Сейчас там только небольшое покраснение.

Чувствовалось совсем не как «небольшое покраснение», но Люк нахмурился на слова Джейса по другой причине.

— Что значит «ничего»?

— В смысле? Ты бы хотел сломать себе что-то? — Джейс рухнул обратно на стул.

Люк закатил бы глаза до самого мозга, если бы головная боль не пыталась прикончить его прямо сейчас.

— Меня точно полностью проверили? Я падал с приличной высоты, разве нет?

Когда Джейс не ответил, Люк открыл один глаз и пристально посмотрел на брата. Джейс наклонил голову набок, откинулся на спинку стула и вернул брату задумчивый взгляд.

— Ты не помнишь?

— Не помню чего? — слова Джейса только больше запутали Люка. — Падения? Немного помню. Но я не могу вспомнить, как упал на землю.

— Потому что ты не упал.

Люк нахмурился еще сильнее и снова закрыл глаза, чтобы успокоить головную боль, вызванную болезненной восприимчивостью к свету.

— О чем ты? Я помню, как падал с метлы, и я точно был слишком далеко от остальной команды. Если только я внезапно не отрастил крылья или вы не научились аппарировать без палочки, я уверен, что продолжил бы падать вплоть до удара о землю.

— Лю… — Джейс замялся. — Джейсон, вероятно, был ближе всех к тебе, но он все еще восстанавливал равновесие и был гораздо выше, так что не смог подхватить тебя.

Люк ничего не ответил, и Джейс продолжил:

— Все были довольно далеко от тебя. И достаточно быстрым был лишь Эймонд.

Слова брата поразили Люка настолько, что он распахнул глаза — стук собственного сердца ритмично отдавался в ушах.

— Что?

— Эймонд сбил тебя бладжером. И когда понял, что ты падаешь, он… Он был ниже, поэтому у него получилось.

— Получилось что? — спросил Люк, потому что после травмы ему было сложно обработать столько информации за раз.

— Лю, — тон Джейса стал очень мягким, — Эймонд Таргариен, по сути, ушел в смертельно опасное пике, чтобы поймать тебя.

— Что? — после такого открытия Люк сумел оформить свои мысли только в одно слово.

— А еще он тащил твою тяжелую тушку в больничное крыло, — усмехнулся Джейс, — запугал всех, чтобы тебя вылечили как можно быстрее.

— Наверное, он боялся, что его могли исключить, если бы он серьезно меня покалечил, — прерывая тяжелое молчание прохрипел Люк.

Джейс рассматривал его в течение нескольких секунд.

— Нет, — он понизил голос. — Я видел, как он на тебя смотрел. Не думаю, что дело было в угрозе исключения.

Джейс покинул лазарет после настойчивых заверений Люка, что капитану команды после такого ужасного матча (который, кстати, Гриффиндор выиграл, потому что Люку, к собственной радости, удалось поймать снитч) нужно было привести себя в порядок и поспать в нормальной постели, а не на больничном стуле.

После ухода брата Люк попытался представить, как все произошло: как Эймонд бросился спасать его, как нес на руках в больничное крыло, чтобы его вылечили. Затем он размышлял о том, что ему следовало сказать — или сделать — при их следующей встрече.

Но так и не сумел ничего придумать. В его голове крутились мысли об одном человеке, снова и снова, пока Люк не заснул.

Когда он проснулся, небо все еще было темным, а в лазарете стояла тишина. У него пересохло в горле, так что он попытался приподняться на локте, чтобы дотянуться до стакана воды на тумбочке.

Он уловил какое-то движение на стуле, где раньше сидел его брат.

— Джейс? — после сна зрение все еще было мутным, поэтому Люк несколько раз моргнул.

Он замер, когда наконец разглядел, кто же сидел рядом с его кроватью.

Эймонд Таргариен во плоти.

Обычная издевательская ухмылка, которая появлялась у Эймонда при виде Люка, исчезла. Ее место заняло выражение, которое Люк никак не мог распознать или хотя бы дать ему название.

— Как твоя голова? — тихо спросил он.

Люк подавил дрожь. Он не знал, почему голос Эймонда, когда они стали старше, начал оказывать на него такое воздействие.

Неосознанно Люк сел, пытаясь придать себе приличный вид.

— На месте.

Хрипота собственного голоса напомнила Люку о том, что он собирался попить. Он дотянулся до стакана и сделал пару глотков. Эймонд пристально наблюдал за его движениями, но так ничего и не сказал.

— Ты спас меня, — начал Люк.

— Ты упал, потому что я попал в тебя бладжером, — он ответил быстро, но без намека на привычную резкость. Простая правда, не более.

— Ты загонщик. Это вроде как твоя работа, — Люк попытался улыбнуться. — В любом случае, ты меня поймал. Спасибо.

Эймонд не ответил.

Проведя несколько секунд в напряженной тишине, Люк не мог не спросить:

— Почему ты это сделал?

Он нервно закусил губу, когда Эймонд так и не заговорил.

— Я пытался обдумать произошедшее несколько раз, но…

— Я понятия не имею, — вздохнул Эймонд, выглядя безразличным, — расскажи мне, как выяснишь.

Люк поставил стакан на тумбочку и вздрогнул, когда как-то неправильно двинул рукой — должно быть, он повредил еще и плечо. Эймонд будто инстинктивно встал со стула, подвинул стакан подальше от края тумбочки и помог Люку устроиться на кровати. Люк вздохнул, когда его голова и плечи уперлись в изголовье. Их взгляды встретились, и Эймонд отдернул руки.

Он уже собирался уходить, но Люк схватил его за запястье. Эймонд был сильнее Люка, особенно учитывая сегодняшние травмы, но он позволил притянуть себя обратно и сел на кровать, почти прижавшись к бедру Люка. Тот продолжал держать Эймонда за руку.

— Спасибо, — снова прошептал Люк.

— Ты уже говорил это, — Эймонд оставался неподвижным под прикосновением.

Они посмотрели друг другу в глаза и замерли: они не могли сказать, прошли секунды, минуты или часы. Взгляд Люка метнулся к повязке Эймонда, и он это заметил.

— Прости, — прошептал Люк. — Не думаю, что говорил это раньше, но мне правда очень жаль.

Эймонд ничего не сказал.

— Можно? — спросил Люк.

Эймонд не совсем понял, что имел в виду Люк, но все равно кивнул. Люк поднял руку и осторожно провел кончиками пальцев по щеке Эймонда. Когда Эймонд не вздрогнул и не оттолкнул его, Люк прижался ладонью к его лицу и погладил большим пальцем шрам, протянувшийся от брови к середине щеки. Эймонд зажмурился от этого касания.

Он не знал, что такого было в Люке, но только он был способен смягчить острые грани Эймонда. Люк положил пальцы под повязку и медленно, давая Эймонду время отстраниться, если бы он того захотел, стянул ее.

Эймонд открыл глаза.

Удар сердца. Еще один.

Люк разглядывал лицо напротив: один глаз был сиреневым, в другом, там, где он ожидал найти пустоту, сверкал сапфир. Он помнил о подарке Эймонда все эти годы. Люк погладил скулу Эймонда под самым сапфиром.

— У меня на родине люди верят, что он обладает целебными свойствами, — объяснил Эймонд, и Люк никогда не слышал такого спокойствия в его голосе.

Эймонд запустил руку в карман и достал оттуда маленький круглый сапфир, лишь немногим больше того, что он отдал Люку пару лет назад перед заходом солнца. Может, дело было в тишине ночи, или ласковых прикосновениях Люка, или в боли надежды, зарождавшейся в груди — какой бы ни была причина, Эймонд признался:

— Я собирался оставить его под твоей подушкой, когда буду уходить. Я не знал, что ты проснешься.

Люк почувствовал, словно мир ушел у него из-под ног, а затем замер.

— Не нужно. Тот, который ты мне подарил тогда, — признался в ответ Люк, улыбаясь мягко и искренне, — до сих пор со мной. В Хогвартсе я прячу его в ящике стола, чтобы никто не мог украсть, а во время каникул беру с собой домой.

Эймонд вытянул свое запястье из пальцев Люка, но только для того, чтобы взять его руку в свою, зажав сапфир между их ладонями.

— Все равно возьми его. У меня сотни таких, — к удивлению Люка, Эймонд тоже улыбнулся, мягко и искренне. — Ты можешь забрать их все.

— Очень щедро с твоей стороны, но, думаю, мне было бы очень трудно спрятать сотни таких, — тихо засмеялся Люк. — Я даже не знаю, сколько они стоят. Как я понимаю, примерно тонну золота. Мне нечего предложить в ответ.

Эймонд подумал, что едва ли камни столько стоили, но не озвучил этого.

— Того, что ты предлагаешь сейчас, более чем достаточно.

Улыбка Люка стала шире, но он наклонил голову в недоверчивом жесте — это все походило больше на сон, чем на реальность.

— И что же я предлагаю сейчас? — Люк усмехнулся, придвинулся ближе и прижался лбом ко лбу Эймонда, может, от усталости, а может потому, что просто хотел. — Чего ради тебе нужно хоть что-то из того, что я могу предложить?

— Я уже сказал, — хмыкнул Эймонд, — что понятия не имею. Скажи мне, когда разберешься.

— Мне кажется… — Люк закрыл глаза, стараясь запечатлеть в памяти тепло кожи Эймонда. — Кажется, я знаю.

Если он не мог чувствовать его всегда, то сейчас он возьмет все возможное от этой ночи. Эймонд вслед за ним прикрыл веки.

— Знаешь?

— Я думаю… — зашептал Люк почти в губы Эймонду. — Я думаю, мы хотим одного и того же.

— Правда? — спросил Эймонд, прежде чем преодолеть расстояние между ними.

Эймонд поцеловал его — он словно снова впервые забирался на спину Вхагар, словно упускал что-то так долго, а потом украл это и, невзирая на последствия, забрал себе навсегда.

Эймонд водил ладонями по рукам Люка, его пояснице, плечам, шее: обхватил чужую шею, достаточно нежно, чтобы не причинить боли, но достаточно сильно, чтобы Люк издал тихий смущенный звук из глубины своего прекрасного рта. Эймонд ухмыльнулся в чужие губы, отчего Люк легонько хлопнул его по плечу.

Они целовались, и целовались, и целовались, наслаждаясь своей юностью: они не могли сказать, прошли секунды, минуты или часы.

Люк растворился в Эймонде — он словно снова впервые получил тот сапфир, что-то, о существовании чего Люк и не подозревал, что-то волнующее и прекрасное, что-то, на что Люк не имел права, но теперь оно все равно принадлежало ему.

Солнце взошло, но драконы продолжили свой танец.