Больше всего на свете Се Лянь ненавидел зиму.
Уже за пару недель до зимы он ощущал, что прежний спутанный комок мыслей и тяжесть в душе возвращаются. Ему опять становится сложно ездить на учёбу, общаться с друзьями.
Разум кричит надрывное:
«К чертям всех! Порви со всеми отношениями, брось надоедливую учебу. Они ненавидят тебя, им плевать на тебя, они презирают тебя. Ты одинок».
Он бы хотел прервать этот бесконечный поток мыслей, но не может залезть в собственную голову и дать сигнал «стоп». Се Лянь на автомате варит кофе на кухне, а взгляд цепляется за грязный нож, оставленный в раковине.
«Возьми его и перережь себе глотку».
Се Лянь может поклясться, что это не его голос, это говорит кто-то другой, чужой ему. Се Лянь бы никогда не посмел навредить себе.
Но рука сама заносит нож над хрупким запястьем, сама надавливает на тонкую кожу, прорезая еë…
— Гэгэ!
Будто сквозь какую-то пелену Се Лянь слышит до боли родный и знакомый голос. Он будто просыпается от затяжного сна, быстро моргая и откидывая нож куда-то в сторону. Ему тяжело дышать, он видит расплывчато, только слышит надрывное:
— Гэгэ! Гэгэ, зачем ты это с собой сделал?! Любимый…
Это как один из тех кошмаров детства, которые чётко отпечатывались в сознании. Се Ляню всё кажется до боли сюрреалистичным, неправильным, каким-то…
— Тише, мне нужно только перевязать рану. Тише, мой дорогой, я с тобой, тише…
Его разум поглощён тёмной субстанцией, где-то на периферии сознания звучит страшный голос: «Я так и не довёл дело до конца». Се Ляня пронзает сильная боль, но на этот раз уже в области повреждённого запястья.
— Тише, мой милый, сейчас я все сделаю…
У Се Ляня ощущение, будто он тонул в болоте, из которого все же смог выплыть. Он приходит в себя и осознаёт, что надрывно кричит, размахивая руками, пока Хуа Чэн пытается держать раненную руку, не давая ему навредить себе еще больше.
Вдох.
Се Лянь уже видит отчётливо, видит белое лицо Хуа Чэна, его взмокшие черные пряди, расширившиеся от ужаса зрачки. Его руки мелко дрожат, он с трудом дышит, пристально вглядываясь в лицо Се Ляня.
Выдох.
Се Лянь дрожит, в ужасе смотрит на изувеченное запястье, а потом чувствует мягкое прикосновение руки к его щеке.
— Все обошлось, порез совсем не глубокий. — Хуа Чэн пытается заставить себя улыбнуться, но у него это плохо выходит.
И Се Лянь начинает плакать, завывая от осознания того, что еще немного и он бы совершил непоправимое, от того, что он заставил своего любимого так переживать из-за него.
Он совершил слишком большую ошибку.
— Прости, прости, — быстро говорит Се Лянь, задыхаясь от слез и комка в горле, — я не хотел, я…
— Я тебя ни в чем не виню, — мягко говорит возлюбленный, аккуратно перебинтовывая руку. — Это была моя ошибка, что я не заметил, когда у тебя снова началось это.
В их маленькой семье слово «депрессия» и остальные психические заболевания Се Ляня были под запретом. Так просил сам психиатр, который внимательно следил за состоянием своего подопечного.
У Се Ляня не букет неизлечимых психических заболеваний, которые будут мешать ему на протяжении всей жизни.
У него просто это.
Особенно это обостряется у него зимой. Тогда он чувствует себя особенно невыносимо, особенно плохо и тошно. И тогда Хуа Чэн всегда рядом, готовый держать его за руку и оберегать от импульсивных поступков.
— Мне так стыдно, — шмыгая носом, тихо произносит Се Лянь. — Я опять сделал это, я не хотел…
Не хотел?
Стыд, жалость и злоба поглощают разум, оставляя только выжженное поле из сожалений, что… он не сделал этого. Он должен был просто перерезать себе запястье и тихо истечь кровью на полу кухни.
Он должен был остановиться ещë в начале, продолжая готовить и дожидаясь Хуа Чэна. Ведь он прекрасно знал, что это увидит его возлюбленный, который всю жизнь будет корить себя за то, что не успел остановить его.
Он должен был…
Родиться нормальным.
Дети, отличающиеся от других, никому не нужны, но с ними возятся, потому что они малы и их бессознательно хотят защитить.
Но Се Лянь не ребенок, его искалеченный разум никто не будет жалеть, его чувства никто не будет ценить и относиться к ним бережно.
Желание выть до потери голоса.
— Я запишу тебя сегодня на приëм, милый, — заботливо говорит Хуа Чэн, держа его порезанную руку.
Неожиданные вспышки гнева прорываются наружу. Се Лянь со злостью отдëргивает руку, резко вскакивая.
— Я не больной! Не нужно ко мне относиться как к ненормальному! — все также продолжая плакать, говорит Се Лянь.
Да, теперь он точно убежден, что… хотел это сделать. Верно, он изначально собирался совершить самоубийство. Это… было его желание.
— Гэгэ, я никогда не относился к тебе как к больному, я даже никому не думал о тебе так. Я хочу записать тебя на прием не потому что считаю тебя ненормальным, а потому что я хочу помочь тебе, но я совершенно не знаю как. Понимаешь?
Резкий прилив гнева почти сходит, но Се Лянь всë равно смотрит на Хуа Чэна с недоверием и затаëнной злобой в глубине глаз.
Он точно когда-нибудь захочет его упечь в психушку, этот день скоро наступит.
— Никому не нужны больные. — покачивает головой Се Лянь, — рано или поздно, но я тебе надоем. Ты меня бросишь или же поместишь в психушку…
— Гэгэ!
— …и я не могу осудить тебя за это, — продолжает Се Лянь, опустив голову. — Я понимаю, что жизнь со мной не сахар, тебе очень тяжело. Ты не сможешь всю жизнь прожить со мной, усмиряя мои порывы.
— Смогу.
Се Лянь кидает на Хуа Чэна удивлëнный взгляд.
— Я смогу быть с тобой при любых обстоятельствах. Я смогу сдерживать тебя при попытках самоубийства, успокаивать во время истерик и после ночных кошмаров, не давать совершать действия, вредящие тебе. Я смогу, и ты прекрасно об этом знаешь.
— Зачем тебе всë это?
— Просто я люблю тебя, а когда любят, то всегда находятся рядом и поддерживают.
Се Лянь начинает громко плакать, закрывая лицо руками, пока Хуа Чэн осторожно поднимает его на руки и несëт в их спальню, где укладывает его на кровать и сам ложится рядом, обнимая супруга.
— Я всегда рядом с тобой, — тихо говорит он на ухо Се Ляню. — Я поклялся, что буду с тобой и в горе, и в радости на алтаре, и знаешь что? Я не собираюсь отрекаться от своей клятвы.
Се Лянь начинает засыпать, вымотанный событиями одного вечера. За окном идëт первый снег, совсем скоро наступит зима. Хуа Чэна тоже уже клонит в сон, но он с нежностью смотрит на своего драгоценного супруга, думая о том, что им предстоит прожить ещë много похожих осеней и зим.
Но он со всем справится.
Нет.
Они вместе со всем справятся.