Кенма сидел на вершине одной из рамп скейт-парка. В руках жестяная банка с чем-то мерзким, но, к сожалению, очень приятным на вкус. В ушах наушники — работает только один, — чтобы заработал второй нужно извратиться и держать телефон под определённом углом, короче, заниматься какой-то дичью, потрепать себе и без того расшатанные нервы, ища тот самый нужный угол и выглядеть посмешищем со стороны.

Скейт стоит рядом. Если бы он был человеком, то, скорее всего, у него была бы сломана рука… или нога… а может всё вместе; всё тело было бы в синяках, многочисленные порезы: открытые или заклеенные яркими пластырями. «Самое главное — взгляд был бы живее некуда» — думает сам себе Кенма, прослушивая одну и ту же мелодию уже раз пятый. Кстати, о живых взглядах… где рыжая бестия? Юноша осматривает площадь, странное занятие, учитывая, что его нельзя было бы не заметить сразу. Обычно он часто отшивался именно здесь, один или с кем-то. Обычно он всегда видел Кенму первым. Обычно он всегда нёсся к нему.

Кенма сменил песню. Поставил в нужную позу скейт и съехал вниз. Ветер приятно колышет волосы, он сжимает в руке банку, ищет глазами ближайшую мусорку. Он полдня просидел на рампе, настроения катать не было; вёл бессмысленные наблюдения за скейтерами: некоторые совсем новички — постоянно падают, трясутся и боятся ненароком получить синяк, другие — спокойно выполняют трюки. Но <i>того самого</i> типа людей не было, — тех кому совсем плевать, тех кто делает что угодно лишь бы было просто в кайф.

Не было Хинаты.

Может быть, Кенма немного загнул, Хината любил делать что-то крутое, необычное, особенное, <i>профессиональное</i>. Он был тем самым человеком с большим количеством ушибов и царапин. Он был тем самым, кого называли экстремалом на минималках. Козуме помнил, как несколько раз приходилось вызывать скорую, как он видел всего в слезах Шоё, который твёрдо пытался доказать, что он в порядке, даже с явным переломом или вывихом, как бегали вокруг остальные, как новички клялись себе — «больше никогда не встану на эту чёртову доску…», иногда вокруг бегали чьи-то мамашки и это было отборным цирком.

Конечно, он написал ему сообщение. И не одно. Шоё даже не читал их. Это настораживало, даже больше, это пугало. Такого обычно не было, он обо всём предупреждал, но чаще, просто был на месте или ждал Кенму прямо у его дома, встречал где-то по дороге, ни разу не пропадал. У юноши мелко задрожали ладони.

«Заболел верно…»

Он даже со сломанной рукой иногда писал. Вряд ли бы его настолько выбила какая-нибудь головная боль. Тошно от таких мыслей, поэтому заявиться на квартиру прямо к Хинате сейчас выглядело хорошей идеей. Номера домов быстро сменялись друг за другом перед глазами, лица прохожих смешивались в общую массу. Кенма никогда не был достаточно хорошим скейтером. <i>Достаточно хорошим</i>.

Он мог просто ехать, разгоняться, делать неплохие трюки. Н е в р е з а т ь с я в л ю д е й.

— Какого чёрта?! — Кенму откинуло немного назад, пока его доска продолжала нестись вперёд до ближайшего столба. Впереди на расстоянии пары шагов неуклюже (прямо на незащищённые локти) приземлился… кто-то. Этот «кто-то» недовольно простонал, потом вроде попытался извиниться, у него не получилось — заметил кровь на асфальте, через секунду дошло, что это его собственная. Не хватало тут ещё испуганных неженок.

Кенма наконец очнулся, поднял глаза — перед ним парень, на вид будто старше, на самом деле просто высокий — взгляд детский, белобрысая чёлка падала на глаза, пряча подступающие слёзы; «больно» — прошипел он. Кенма осторожно поднялся с земли, покопался в карманах, доставая оттуда салфетки и пластырь, лежащий там больше недели точно (на всякий случай, не столько для себя, сколько для Хинаты).

— Тебе помощь нужна? — он протянул салфетку парню, тот глянул на него, тут же отводя взгляд обратно. Его скейтборд (к его счастью) далеко не уехал, всего на несколько метров вперёд, Кенма всунул тому в руку салфетку, а сам побежал сначала за его скейтом — совсем новеньким, — потом за своим и, пододвинув свою доску поближе, сел рядом с новичком-неудачником-какого-чёрта-ты-такой-невнимательный.

— Какого чёрта ты такой невнимательный? — процедил Кенма, — Ты знаешь что такое защита? Или хотя бы инстинкт самосохранения?

— Я не виноват, что он нормально не поворачивает! — прыснул в ответ парень, утирая с локтей остатки крови и грязи.

— Ты даже ехать адекватно ещё не умеешь, а уже полетел по людной улице… — Кенма протянул ему несчастный пластырь, изрядно помятый судьбой в кармане. На такой признак резкой доброты парень лишь бросил недовольный взгляд — «Ты правда думаешь, что это мне сейчас поможет?» — и отвернулся, — Ты издеваешься? — огрызнулся Кенма, поднимаясь и кладя пластырь обратно в карман джинсов, ну что ж, видимо, он всё-таки для Хинаты.

— Не нужна мне никакая помощь!

— Я заметил, — он бросил оценивающий взгляд сверху вниз, — Звать как?

— Лев… — тихо ответил он.

— Кенма. — протянул руку. Такую помощь Л е в всё-таки решил принять и, резко схватившись, поднял себя наверх, чуть не уронив самого Кенму. Когда белобрысый поднялся, тут можно было только тихо сглотнуть и сделать вид, что всё нормально.

«Всё ни черта не нормально.»

Ни черта. Ненормальные. Два метра. Роста.

«А взгляд всё равно детский…»

Лев недовольно поморщился, ставя ногу на скейт, Кенма в ответ усмехнулся, имея в виду что-то вроде «давай, упади ещё раз». Парень в ответ недовольно хмыкнул — обиделся. Не только взгляд у него детский.

— Ладно, увидимся, — Кенма вставил обратно в уши наушники и поднялся, оттолкнувшись, быстро поехал вдаль, объезжая людей вокруг.

— Пока! — поздно одумался Лев, смотря в след удаляющейся фигуре, — Прекрасное было знакомство… — саркастично заметил сам себе он и кинул злобный взгляд на свой скейт, будто тот виноват во всех грехах человеческих. Продолжать ехать сейчас было бессмысленно, а направлялся он, естественно, к скейт-парку, но целые кости (да нормальная репутация), кажется, всё-таки дороже. Окровавленная салфетка отправилась в карман. Лев попытался поднять скейт, как все <i>крутые</i> парни (ногой надавить на бортик так, чтобы другая сторона поднялась достаточно высоко для поднятия рукой), но что-то пошло не так и доска просто ударилась о ногу и отскочила обратно к земле. Больно. — Чёрт тебя! — пришлось поднимать руками и идти домой. «Как лох».

Кенме оставался квартал до дома Хинаты. На улице уже заметно темнело, а ветер становился всё холоднее, он опять не взял куртку, он опять поехал в одной футболке.

Это была обычная улица — дома, подъезды были плотно прижаты друг к другу. Кенма, не глядя, нажал на кнопку домофона Шоё, даже искать не пришлось, всё же за столько времени он давно выучил не только это, но и имена всех его соседей. Сначала долго никто не отвечал, потом последовал охрипший голос:

— Кто?

— Я. Открывай, — никаких вопросов — <i>кто я?</i> — обычно к Шоё мало кто приходил, обычно он всегда знал, кто скрывается за этим <i>Я</i>, обычно он всегда узнавал этот голос из тысячи. Дверь открылась.

***

Дом выглядел так, будто в любой момент был готов развалиться на кусочки. Это больше не вызывало раздражения, как в первый раз, всё же встречались квартирки и похуже. Кенма уже привык к стенам, которые постоянно пестрили граффити и рекламой, он спокойно вызвал лифт, открыл железную дверь. Он привык. Иногда он даже забывает, что в своём доме можно так не мучиться с поднятием на верхние этажи.

Хината жил на пятом — дальше только чердак, но, как было известно, там несчастные тоже снимали место. К ним в «комнаты» — отделялись чем могли: картонками, ширмами, шкафами, один умник реально потратился и сделал стену, — обычно никто не заходил, те, в свою очередь, привыкли, что кому-то часто надо выйти на крышу через их «коридор» — постоять, покурить, понаблюдать за закатом. Они лишь не любили самоубийц, их было человека два за последнее время, но таких приходилось долго отговаривать, иногда предоставлять желетку для слёз, объяснять, что с пятого этажа можно получить только травмы, но не столь <i>желаемую</i> смерть.

Дверь была слегка приоткрыта. Привычки Шоё не меняются. Узкий коридор, из комнаты справа — кухни — пахло какой-то выпечкой, комната Хинаты была напротив через несколько шагов. Кенма заглянул на кухню, поздоровался и сразу пропал, не дождавшись ответа. Мама Хинаты любит дать «на пробу» свою стряпню, не то чтобы она была не вкусной, наоборот, просто Козуме был абсолютно холоден к еде в целом.

— Хината… — он тихо постучал. <i>Ждать ответа для слабаков, да, Кенма?</i> Приоткрыл дверь, заглядывая в комнату, — Ты бы ещё на несколько дней пропал… — его взгляд встретился с усталым взглядом Шоё, тот сидел на железной лестнице, ведущей от первого яруса кровати до второго. Потолки в этой квартире были ненормально высокие, поэтому второй этаж кровати действительно ощущался, как отдельный мир, где можно спрятаться навсегда и никто тебя не найдёт.

Кенма подошёл к лестнице. Хината был… слишком обычный — белая футболка, чёрные мешковатые штаны; немного не похоже на его повседневную, пестрящую красками одежду. Козуме взял его за руку, перетягивая на себя, дабы тот слез с лестницы, Хината послушно поддался — вялый и дрожащий, у него холодные руки, — он упал в объятия Кенмы.

— Что с тобой, а?

— Не знаю.

***

Они скрылись на том самом «втором этаже», расселись по разным углам огромной (больше, чем двухместной) кровати. Кенма блаженно глядел в потолок, который находился так близко, что до него можно было достать, не вытягивая руки, Хината играл в нинтендо, отданный Козуме по доброте душевной и лишь из жалости. Он редко мог позволить кому-либо такое, даже Хинате.

— Так что случилось?

— Я же сказал уже, фигня какая-то, забудь! — он не отрывался от приставки, временами комментируя происходящее различными звуками, по типу: «Так тебя, сволочь!» или «Ну почему-у…»

— А потом ты за лезвие возьмёшься…

— Кенма!

— Извини, перебор.

Шоё отложил игру, подкрадываясь к Козуме, лёг к тому на колени и радостно замурчал, когда Кенма потрепал его по волосам.

Всё хорошо.

***

Хината, по неизвестным причинам, всегда просыпался рано. Рано — это реально рано, Кенма иногда только ложился в то время, как рыжий был уже готов рвать и метать, неважно, что спал тот часа четыре. Поэтому, когда Кенма только открыл глаза, Шоё уже вовсю разносил квартиру и свою семью. Козуме приподнялся и повис на бортике кровати, смотря вниз. Хината забежал в комнату с тарелкой блинчиков.

— Эй!

— О! Ты проснулся наконец! Будешь блинчики? Эти специально для тебя, — Кенма кивает и Хината, быстро забравшись на середину лестницы, протягивает ему тарелку, а потом так же быстро спрыгивает, — Только давай быстрее, я слишком давно не был на улице!

— Один день.

— Целый день! — подрывается Хината, будто упустил всю жизнь, просто не видя света белого несколько часов.

Блинчики были неплохими, политые клубничным сиропом, с привкусом теста внутри. Значит, жарил их Шоё, куда-то торопился, а куда никто уже и не узнает. Он, как обычно, натянул на себя кислотно-зелёную футболку и оранжевые бриджи.

— Вчера прохладно было… — задумчиво произносит Кенма. Он так и уснул в своей уличной одежде на относительно чистой кровати, могло бы быть стыдно за это, но не было — обычная практика.

— Ох… — Хината опускает взгляд, — Сейчас же только август, рано как-то, — он ищет ветровку — короткая в спине, но идеальная во всём остальном, тепло держит, как никакой свитер бы не держал, — А ты как вчера вообще шёл сюда, снежный человек?

— Дошёл же как-то… — и прямо в лицо прилетает ярко-розовая толстовка на молнии.

 — Спасибо.

На самом деле на улице не холодно, а солнце даже припекает. Просто что-то было не так, просто Хината слишком часто мёрз, просто… надо было одеть его… Скейты в руках, наушники свёрнуты в кармане — не нужны.

Всё, как всегда. Так же кто-то голосит, у Кенмы взгляд усталый, у Хинаты-…

Отрешённый.

«Не надолго» — подбадривает сам себя Кенма, кидая доску на асфальт, доезжает до полупустой лестницы на рампу и падает прямо там.

— Эй! — слышит недалеко недовольный голос Хинаты, явно обращённый к нему.

— Не хочу… — он откидывается и закрывает глаза.

— Чего не хочешь? — а это что-то новенькое, то есть, чёрт.

— Ты ещё кто? — Кенма открывает глаза, прямо над ним этот… двухметровый. — А-а ты-ы. Добрался сюда всё-таки.

— Научишь меня делать трюки?

— Нет.

— Ну пожа-алу-уй-

— Нет. Я даже имени твоего не помню.

— Лев… Меня зовут Лев. — хмурится юноша и отходит, солнце резко бьёт в глаза и Кенма жмурится. Сволочь. Сволочь со странным именем, кто вообще <i>так</i> называет своих детей.

— Нишиноя!!

— Хината! — и они дают друг другу пять. Ноя переехал в район на другом конце города месяц назад, с тех пор приезжал лишь пару раз. Хотя однажды он задержался у Хинаты на несколько дней. Было слишком много шума, слишком много разбитых окон в соседних домах и слишком много разговоров про скейты.

— А-а, — тянет Шоё, смотря куда-то за Нишиною.

Там стоит прямо на своём скейте короткостриженный парень с очень злым выражением лица. Вокруг его ног несколько рюкзаков, ещё один скейт и чья-то огромная белая куртка. Заметив взгляд Хинаты он пожимает отчего-то плечами и резко разворачивает голову.

— Нахер ваши сумочки никому не сдались, народ, не украдут их! Я тоже хочу! — смотрит на одну из самых высоких рамп в этом парке (около трёх метров в высоту), обращаясь к людям на ней, которые его абсолютно игнорируют. Один… парень… — высокий с длинными волосами, собранными в пучок, — стоит на самом верху, готовый, если это можно так назвать, учитывая его испуганный взгляд, съехать. Снизу двое говорят ему что-то про то, что у него всё получится и не стоит так бояться, ведь он в наколенниках, а потом в один голос начинают кричать «Давай!».

— Кто это? — удивляется Шоё. Нишиноя вздыхает.

— Это Танака, а это… — он смотрит на остальных, — О Боже! Асахи, сделай это! — <i>Асахи</i> косится на Ною и вновь смотрит себе под ноги.

— Да не могу я…

***

Лев, видимо, пытается сделать олли (базовый трюк, заключающийся в поднятии доски в воздух без помощи рук) и, конечно же, у него не получается. Он несколько раз падал, успел поцарапаться и уже набил парочку новых синяков.

— Неудачник… — шипит Кенма, подбирает с травы свой скейт и становиться рядом со Львом, — Ты сначала должен научиться хотя бы переднюю пару колёс от земли отрывать, а потом уже делать что-то более серьёзное, — Лев испуганно кивает в ответ, — Если не понял, так и скажи.

— Не понял… — признаётся он.

— Идиот… — он роняет скейт и встаёт на него, переносит вес на левую ногу и поднимает вместе с доской другую, — Можешь ещё повернуться… — он осматривает Льва с ног до головы. — В твоём случае хотя бы на половину.

Лев пытается, правда пытается и очень старается, но получает в ответ лишь насмешливый взгляд, да боль в локте.

— Это невозможно…

— Ты хочешь, чтобы я ушёл?

— Нет, стой… Я сейчас, да… — он тяжело дышит и, кажется, уже ненавидит это место, эту доску, этот чёртов асфальт и свои <i>ноги</i>. Пытается ещё раз, наконец, нормально приподнял скейт, не упав сразу, даже попытался немного провернуть его, но — неудача. Кенма пытается сдерживать смех, оставаясь достаточно серьёзным и строгим, тоже неудача.

— Прекрати! — начинает беситься Лев.

— Ты слишком боишься, — продолжает смеяться Кенма, — А ещё тебе точно нужно купить защиту, чел, это уже ненормально, <i>так</i> много падать! — Лев скрипит зубами, поднимает глаза к небу и всхлипывает, — Ревёшь что ли? — интересуется Кенма.

— Нет… — он смотрит на него и поднимает свою доску (именно так, как хотел и вчера — научился), — Если хочешь, то куплю тебе энергетик в качестве оплаты и-

— Только не ред булл. — перебивает Козуме. Лев кивает.

— Хочешь сейчас? — Кенма оборачивается, смотрит на Хинату, который уже бурно что-то обсуждает с какими-то незнакомцами и пожимает плечами:

— Пошли, — он достал из кармана телефон и быстро написал Шоё сообщение — «я ушёл, отдам толстовку при встрече" — секунду помедлив добавляет — "можно будет прийти к тебе вечером?».

Лев шёл быстро, Кенма ехал медленно поблизости.

***

— Только не в этот магазин, — Кенма смотрит на Льва как на врага народа, но тот, будто не замечая, заходит в небольшое здание на окраине улицы.

— Ва-ау, какие люди к нам зашли, Ке-енма~

***

И вот Хината уже и сам стоит рядом с рампой, наблюдая за человеком, который не может вот как минут пять съехать. Танака перетащил все рюкзаки куда-то под дерево, а Нишиноя забрал свой весь усыпанный наклейками скейт и сейчас опирался на него руками и подбородком, как на подставку, поставив на деку. Ещё одна минута таких пристальных взглядов и Асахи просто упадёт сквозь рампу, а потом и сквозь землю и, желательно, всю галактику в целом.

Он ещё раз вздыхает, кажется, читает какую-то двусложную молитву и, наконец, съезжает, докатываясь прямо до противоположного конца и, видимо, со страха, сделав пайвот столл (доехав до конца, немного выехал передними колёсами за бортик и ведущей ногой повернулся обратно на рампу).

— Асахи! — закричал Хината, роняя из рук свой скейт, — Это слишком круто! — Нишиноя активно кивал в ответ, наблюдая горящими глазами. Асахи вздохнул, робко улыбаясь, и сошёл с рампы.

— О-о, ты думаешь, он крутой! — кровожадно улыбается пепельноволосый на другой стороне, — Это так… Но я могу круче, — он хватает свой скейт, быстро забирается наверх и, не долго думая, съезжает вниз, пока стоящий ранее рядом с ним парень только успевает осознать и прокричать что-то вроде «Осторожнее, Суга!». Это было бы кстати, юноша оказался достаточно профессионален, достаточно, чтобы Хината чуть не умер на месте, достаточно, чтобы сделать инверт (в положении тела вверх ногами одной рукой держился за коупинг, а другой за грэб) и не достаточно, чтобы рука не подкосилась и он не полетел вниз. Приземление было удачным — на спину, но от этого не менее болезненным.

— Вот же… — он хмурится, издавая недовольное цоканье и сразу же смеётся, — Высоко я планку себе поставил, рано ещё, — доказать бы это Хинате…

— Какая разница, что упал?! Это было слишком… Ну слишком… Ну вообще, короче! — он радостно запрыгал вокруг развалившегося тела, пока тот брюнет, что говорил быть осторожнее, помогал ему подняться, придерживая за плечо. <i>Суга</i> улыбался в ответ, не каждый день слышишь такую гору восторга. Рукава его толстовки на секунду приподнялись и он тут же поправил их обратно. Улыбка с лица Хинаты пропала, он быстро глянул на Нишиною, тот озадаченно посмотрел в ответ.

— А… — обращаясь к брюнету заговорил Шоё, — Вы можете научить меня также? — он попытался перевести тему хотя бы сам для себя, не заострять внимания, сделать вид, что ничего не видел, не напрягать Сугу. Да и вообще-то, это хорошая идея, Шоё даже сам обрадовался своей находчивости, действительно, учиться было чему.

***

Попыток было слишком много. Хината падал, снова вставал, что-то крича и доказывая, падал, не мог устоять на руках даже на земле и под нелепый хохот остальных набивал очередные синяки.

— Ты бы не пытался сделать всё и сразу… — замечает Сугавара, прикладывая влажную салфетку к кровоточащей коленке Хинаты, — Это всё, конечно, здорово, мне нравится твоё упорство, но…

— Всё в порядке, Сугавара! Правда! — Шоё пытается встать, но его останавливает рука Рюноске на плече:

— Знаешь, может тебе действительно хватит, — на что Хината чуть ли не за сердце хватается, да в обморок не валится.

— Мне. Не. Хватит. Никогда. — грозно говорит он, отчего Суга, прикрывая рот рукой, тихо смеётся. «Вот неугомонный».

***

Солнце уже катилось за горизонт, все устали, даже Хината отложил скейт. Они сидели на траве возле рамп. Нишиноя, вся его небольшая компания и Шоё, теперь уже родной для них всех Шоё. Танака лепетал что-то про то, якобы у них просто шикарный парк, что есть «где развернуться» и, что у них всё намного сложнее с поиском подходящего, незанятого места.

— А вы сюда почаще приезжайте! — радостно выкрикивает Хината, отрываясь от своей бутылки с газировкой (технически, не своей — из неё пьёт ещё и Нишиноя, но это мы опустим). На что Танака с Ноей в один лад кивают и обещают уж точно навестить его снова совсем скоро.

— Эй, Даичи, — шепчет Суга, тыкая тому в руку пачку сигарет. <i>Даичи</i> аккуратно берёт одну сигарету из почти пустой пачки и они удаляются. Привычный ритуал, ведь остальные, к счастью, не курят.

Хината поворачивает голову, внимательно наблюдая, пока они не отойдут достаточно далеко, и разворачивается обратно, строго оглядывая всех оставшихся — Нишиноя, Асахи и Танака.

— А что случилось у Сугавары? — резко спрашивает он, — Он убийца? Или бандит какой? — на него смотрят с нескрываемым ахуем, явно требуя продолжения вопроса, — У него все руки в шрамах и порезах, я сам видел. А быть настолько добрым, скрывая свою истинную сущность могут только маньяки, — потом он немного наклоняется и продолжает шёпотом, — Он же сейчас вашего Даичи убьёт там!

Тут уж было непонятно — смеяться или плакать, вместо этого Асахи вздыхает:

— Сугавара не плохой человек, — тихо произносит Азумане, — Он просто слишком заботится. Всё время и за всех. Это часто даже ему самому вредит… Мы всё замечаем, но почему-то не говорим, давно привыкли, а его доброту воспринимаем как должное.

— Но ведь… — Хината округляет глаза, ему не требуется много времени, чтобы всё-таки осознать, что к чему, что Сугавара никакой не злыдень, а скорее наоборот, что всё намного хуже, — Так нельзя… Он это сам с собой что ли? — он напуган, — Это неправильно! Почему вы ничего не делаете?!

— Хината… — произносит Танака, осторожно показывая пальцем вдаль. Шоё замолкает, понимая, что они возвращаются.

— Знаете, мне домой, наверное, пора, да и вам тоже, — Даичи и Суга подходят к ним, Хината изображает искреннюю улыбку, — Спасибо! — они ударяют кулаками с Нишиноей, потом он зачем-то обнимает Сугавару и, быстро схватывая свой скейт, уезжает.

— Чего у вас вид такой траурный… — интересуется Савамура. Ноя и Танака переглядываются и отводят взгляд. Асахи пожимает плечами.

«Кенма, ты куда пропал вообще????????

Заходи в любое время! (Только не как в тот раз — в пять утра, ты напугал мою семью…)

ты долго это вспоминать будешь?

Да, не каждый день моя младшая сестра несётся с битой к двери!

хорошо-хорошо, приду через полчаса

Ок :)»