кокоми холодная. и пальцы её, блядские, чертовски холодные, словно ледышки. и сара под ними, под её умелыми руками, покрывается мурашками. она кусает свою ладонь до крови — как же так, генерал комиссии тэнрё, молния в руках самой сёгун райден, скулит под жрицей ватацуми. под её прямым противником. под оппозицией, идущей против их, против её божества.
как же так, чтобы тэнгу куджо сара выгибалась от малейших прикосновений к бледной своей коже, что кости противно, мерзко хрустят.
иной раз кокоми кажется, что ещё немного и — сара сломается. надломится, подобно сухой ветке. подобно костям всех тех, кто пал на поле боя; на шахматной доске, где они обе ловко переставляют фигуры. но сару не сломить. и не надломить — тоже. она хмурится в свету ясной луны, что серебряным кругом сверкает над сангономией, нагло заглядывая в окна.
и кокоми тянет сару на себя сильнее, увлекает в поцелуй, покусывает её губы и улыбается. хитро и самодовольно, как никогда бы не улыбнулась во время битвы.
да и в любой другой ситуации, думается саре, тоже. но саре думается с трудом, через раз, и она жмурит глаза, когда кокоми спускается своими хитрющими губами ниже, по шее, и дальше ведь — больше. она рвано выдыхает словно раскалённый воздух, сжимает ситцевые простыни в своих пальцах, что костяшки белеют, и откидывается назад, на множество подушек.
— бля-я-ять, - скулит она протяжно, когда кокоми глядит на неё, пока раздвигает чужие ноги в стороны, устраивается меж них поудобнее. а сара жмурится, ещё сильнее сжимая простыни, и ждёт будто чего-то ужасного.
— ну, куджо сара. генерал, прошу вас, взгляните на меня.
кокоми тихонечко смеётся, довольно так, и скалится голодно, будто хищник, только-только поймавший жертву. сара приоткрывает глаза — и видит, как смотрят на неё две бездны; концентрированное желание, граничащее с похотью, и от одного такого взгляда из-под пушистых ресниц сердце заходится в бешеном ритме, норовя действительно сломать ей рёбра. сара, возможно, не очень-то и против.
а кокоми не сидит без дела. она целует внутреннюю сторону бёдер, медленно, тягуче движется выше, поглядывая переодически на сару, на свою жертву — бедного ворона, попавшегося в ловушку голодной акулы. двигается дальше, прикусывает кожу, шуршит руками по остальной одежде, в слепую пытаясь её с сары стащить. мешается. отделяет кокоми от её генерала. предводителя войска. правой руки сёгун райдэн. почти что грешницы в руках её превосходительства.
и кокоми надеется, искренне и сильно, что сама сёгун райдэн всё видит. восседает на своём троне в тэнсюкаку и смотрит, как сара, её верная подопечная, выгибается под умелыми пальцами и губами стратега оппозиции, божественной жрицы ватацуми.
и сара, сгорая под этими холодными руками, почти возносится до небес, куда двери ей закрыты. и сама кокоми возносила бы сару в своих ненасытных, жадных молитвах, если бы могла.
— генерал, - шепчет кокоми, улыбаясь, и целует чужую мочку уха, проходясь после языком.
а у сары кипяток вместо крови, горячий и бурлящий, и целый рой воронов, бьющих своими широкими крыльями — в желудке.
— чёрт возьми, блять, блять, - сара тянет кокоми на себя грубо, требовательно; впивается в её губы словно голодным поцелуем. где же это видано, чтобы жертва сама лезла в пасть к хищнику.
а кокоми снова самодовльно усмехается. ей происходящее по душе. и правда — чёрт.
а потом кокоми и берёт: жёстко и резко, трахая сару на этих самых ситцевых простынях в собственном храме собственными пальцами, упиваясь чужими громкими, уже ничем не сдерживаемыми стонами-всхлипами; вглядываясь в удовольствие, еле скрываемое на лице сары. но она старается — и это похвально.
а сёгун райдэн, богиня вечности и неизменности, наверняка смотрит на них сверху, с крыши своей резиденции тэнсюкаку. и кокоми готова молиться, воздевать взгляд свой на ту, против которой идёт, чтобы этот момент никогда не заканчивался; чтобы они застыли в мгновении, когда тела и души их сливаются воедино в хаотичном танце, почти что в поединке.
и сёгун райдэн, возможно, молитвы её услышит.