Это было как назойливая заноза в заднице. Имей бы Куроо чуть меньше приличия, он бы более точно определил причинное место.
Вылезающая из-за высокого воротника темной рубашки двуглавая змея, дразнящая изощренную фантазию и уходящая вниз. Оставляя лишь догадки, насколько далеко простирается ее хвост.
Куроо нервно сглатывает, когда рассматривает юркий язычок одной из голов, что тянется к ушной раковине своего обладателя. В глазах рябит, и будь бы у Куроо тетрадь смерти, он бы записал в нее того тату-мастера, что сотворил это безобразие на бледной шее Дайшо.
А еще самого Дайшо, что тянет губы в усмешке, чуть оттягивая воротник, давая взгляду чуть больше обзора на свеженькое тату. И тут же поднимает его выше, встречаясь глазами с Куроо и начиная еще более мерзко ухмыляться. Так и хочется пройтись поцелуями-укусами по этим абсолютно мерзким губам. А еще очертить языком это блядское тату.
Куроо сложно сконцентрироваться на том, что говорит ему Козуме, взгляд то и дело возвращается к стоящей в нескольких метрах фигуре, облаченной в ужасного вида черную с красными бутонами рубашку. Ужасного вида лишь потому, что обычно такие рубашки не застегивают на верхние пуговицы, оставляя обзор на острые ключицы и, черт подери, обзор на тату. Но Дайшо по натуре был то ли сукой, то ли сукой, поэтому не следовал правилам «обычно». А еще Дайшо был тем, кто не мог никак перестать время от времени трогать своими длинными паучьими пальцами тянущуюся по шее змею. Словно сам привыкал к новой жительнице своего тела. Хотя, вероятно, так и было.
— Если ты и во время матча будешь пялиться на него, то я тебя посажу на скамейку запасных, — цедит Козуме, не заботясь о лишних ушах в виде собственной команды. Может, таким образом Куроо вернется с небес на землю?
Знай бы Куроо о мыслях своего друга, он бы точно возразил, что никакие это не небеса — ад, самый настоящий.
Удар под зад от Яку немного отрезвил и вернул, неважно откуда, Куроо к предстоящему матчу.
— Не забывайте, что они хороши не только в змеиных, — взгляд снова невольно возвращается назад, прямо на шею Дайшо. Сглатывает, забывая, что, собственно, хотел сказать, продолжая невпопад, — штук… Они, действительно, хороши.
Непонятно было, говорил ли Куроо о волейбольном мастерстве соперников или вновь его мысли были заняты тату Дайшо.
— Давайте переодеваться, — Ямамото кривит губы, наблюдая за капитаном, который сегодня определенно принесет им проблем, и направляется в сторону раздевалок.
***
Куроо хочется выть. От того, что Нохеби переодеваются в другой стороне раздевалки, скрываемые шкафчиками. А еще от того, что увидь бы сейчас Куроо полуголого Дайшо, можно было бы смело отменять тренировочный матч. По крайней мере, для Куроо точно.
А ведь спустя каких-то несколько минут он увидит тату Дайшо в полном размере, если, конечно, та не скроется за спортивной футболкой.
А если она простирается до спины? А если это не единственная его тату? А если…
Судорожный вздох и Куроо выпивает половину бутылки, все так же неотрывно смотря на дверь. С секунды на секунду должен появиться Дайшо в спортивной форме, у которой точно нет отвратительных воротников.
***
Руку пожал какой-то неизвестный Куроо парень. Точнее, он определенно знал его имя, точно играл с ним уже на отборочных, но информация о будущем, а теперь настоящем капитане Нохеби была настолько маловажной для Куроо, что он даже при приветствии не удосужился услышать имя паренька.
— Ох, — парень кривит губы, высвобождая свою руку из захвата Куроо. Тот перенервничал и сжал чужую ладонь слишком сильно.
Но Куроо не чувствует за собой вины. Совершенно, нет. Это точно не его вина. Это вина стоявшего в отдалении Дайшо в своей мерзкой черной рубашке с красными розами и застегнутым до конца воротником.
Дайшо, блядский блять, Сугуру не собирался играть. Он собирался наблюдать со стороны за своей командой и за тем, как справляется со своими обязанностями новый капитан.
Дайшо, блядский блять, Сугуру не собирался открывать Куроо свое тату, все так же издевательски ухмыляясь и время от времени оттягивая воротник.
Итак, Куроо влип.
Это можно было понять еще давно, когда он впервые проснулся со звонко стучащим сердцем после весьма пикантного сна с Дайшо в главной роли. Еще тогда, когда впервые посмотрел на растягивающиеся в оскале губы с вполне себе четким желанием поцеловать. Еще тогда, когда видя удрученно уходящего после проигрыша парня, хотелось не насмехаться, а обнимать.
Куроо влип. Но отчетливо осознал он это только сейчас.
В тот самый момент, когда пропустил шестую (?), шестнадцатую (?) подачу Козуме. В тот самый момент, когда по залу раздался свисток. В тот самый момент, когда глаза зацепились за что-то, помимо улегшейся не шее Дайшо змеи, когда увидел поднятую карточку со своим номером.
Его заменили.
Посадили на скамейку запасных. Да, это был лишь тренировочный матч, но разве Куроо, школьные годы которого закончатся в следующем месяце, не должен брать сполна все возможности, как можно дольше оставаться на площадке?
Дайшо Сугуру, сам того не зная, ясно сказал: нет.
***
— У тебя какие-то проблемы, Куроо? — Некомата, действительно, обеспокоен.
— Нет, — Куроо почти даже не врет. Разве сексуальное напряжение и идущий ко дну от осознания очевидного корабль под именем Куроо Тетцуро — это проблема?
— У тебя какие-то разногласия с бывшим капитаном соперников?
Да, есть одно. Почему они все еще не заперлись в раздевалке? Но что-то подсказывает, что тренеру это знать не обязательно.
— С чего вы взяли? — Куроо улыбается, зря, конечно, старается, ведь кого-кого, а Некомату обмануть нельзя было никогда.
— Ты не спускал взгляда с Дайшо Сугуру, и выглядел так, будто убить его хочешь, — Некомата лишь на секунду отвлекается на матч, удовлетворенно кивая начавшему сравниваться счету.
Убить? Если затрахать до смерти все-таки возможно, то Некомата попал в яблочко.
Куроо молчит, лишь понурив голову и только сейчас понимая, что вел себя слишком…
— Непрофессионально выходить на площадку со своими личными обидами, чувствами и всей той межличностной мишурой.
Куроо согласен. Абсолютно. А еще Куроо просит шанс.
Не говорит, смотрит на Некомату так, что тот сам все понимает, поэтому выпускает Куроо в следующий розыгрыш.
Куроо реабилитируется, а Некома побеждает со счетом 30:28.
Куроо больше не смотрит на Дайшо. Старается не смотреть. Лишь невольно слышит, проходя мимо Нохеби в сторону раздевалки, как тот хвалит нового капитана и поддерживает команду.
Дайшо может быть абсолютно другим. По-детски, до в обиде закусанной губы хочется, чтобы и с Куроо он когда-нибудь побыл этим самым другим…
Улыбнулся, именно улыбнулся, открыто и доверительно, а не тянул губы в ухмылке или оскале.
Куроо, кажется, не просто влип. То, что произошло с ним, еще хуже.
***
— Отвратительно играл, Куроо, — Дайшо вприпрыжку подходит к парню и тут же достает свою сигарету, без спроса закуривая ее от пепла чужой. Куроо внимания на это не обращает. Кто, в принципе, в здравом уме будет обращать внимание на воровство огонька, когда шея с вьющейся на правой стороне змеей так близко? Явно, псих. А Куроо, может, немного глупый, но точно не псих.
В голове ноль мыслей, хочется лишь поддержать высунувшую язык в сторону уха змею, и самому пройтись своим по внешней стороне, слегка прикусить мочку, и соприкоснуться языками сначала с одной из голов змеи, а после с языком Дайшо.
«Блядство»
— Кто бы говорил. Ты и вовсе не вышел играть, — Куроо тянет дым и медленно выпускает его изо рта. Старается не смотреть на шею Дайшо, но тот сам, словно дразня, прикасается пальцами, очерчивая контуры. — Отвратительная рубашка.
— Считаешь? — Дайшо смотрит прямо в глаза, и Куроо готов поклясться, что в этих глазах играет в покер сам сатана. — Мика уверила меня в том, что в ней я выгляжу крайне сексуально.
Дайшо растягивает последнее слово и смеется глазами, наблюдая за произведенным эффектом.
«Коварно играешь», — цедит про себя Куроо.
— Мика оказалась неправа, — Куроо делает еще одну затяжку и не успевает прикусить свой язык. — Так вы с Микой все-таки сошлись? Я думал, она умнее.
Дайшо обогревает руку о дым сигареты, чуть ежась от холода. Разумеется, в такую погоду выходить на улицу без пальто или куртки крайне недальновидно.
— А она и умнее, — говорит спустя паузу Дайшо и поднимает голову верх, выпуская изо рта дым, вперемешку с паром от холодного воздуха. Куроо кашляет. Давится вовсе не ядовитым дымом. Давится открывшимся видом профиля Дайшо: его расслабленным лицом с устремившимся к небу взглядом, его носом с горбинкой, по которому так и хочется провести пальцами, по его чуть больше открывшемуся тату с двуглавой змеей.
Внезапно нахлынувшими чувствами.
— Что ты имеешь в виду? — голос хрипит, и Куроо надеется, что это можно списать на недавний кашель.
— Мика моя подруга. Мы осознали, что романтические отношения не для нас.
Куроо прикусывает язык и предотвращает так и собравшийся слететь вопрос «а для кого?».
— И я верю ей, — Дайшо поворачивает голову и ухмыляется, вновь проводя пальцами по татуировке. Специально или все-таки неосознанно?
— Возможно, если бы ты не застегивал верхние пуговицы, как имбецил, смотрелось бы не так убого, — Куроо затягивается последний раз, осознавая, что это была последняя сигарета. Хотя всегда можно выклянчить у Дайшо.
— Так? — Дайшо разворачивается корпусом к Куроо и, зажав сигарету между губ, расстегивает одной рукой две верхние пуговицы.
«Так», — чуть не срывается с уст Куроо, но вместо этого он лишь сглатывает, наблюдая за открывшимися выпирающими на худощавом теле ключицами, а самое главное, за витиеватым хвостом змеи, что уходит еще ниже, туда, где взор скрыт тканью, к плечу.
Дайшо затягивается еще раз и прямым попаданием закидывает недокуренную сигарету в урну. Выдыхает никотин в чужое лицо, ведет языком по нижней губе и спрашивает.
Спрашивает то самое, на что наложили негласное табу, как начали разговор.
— Как тебе мое тату? — на этот раз намеренно. Намеренно проводит пальцами по темным очертаниям, уходя ниже, чуть оттягивая край рубашки, наконец, давая успокоиться болезненной фантазии, открывая вид на кончик хвоста, что пригрелся на плече.
Дышать трудно. От близости, от дыма и от стучащего в висках сердца.
Куроо не замечает, как собственные пальцы невесомо проходятся по тату тем же маршрутом, что и пальцы Дайшо. Не замечает, как тот глухо выдыхает, прикусывая губу, и чуть наклоняет голову, давая больше пространства.
— Красиво, — на выдохе. Останавливается, наконец, осознавая, что делает. А самое главное, осознавая, что никто, в принципе, и не против. Накрывает ладонью половину тату под судорожное оханье. — Ты придурок, — Куроо более уверенно проводит по змее и отстраняется под разочарованный выдох. — Косплеишь лед? Ты холодный, как сосулька, — Куроо хмурится. Хочется снять собственную куртку и нацепить ее на парня. Но это кажется слишком. Куроо боится спугнуть это непонятное наваждение.
— С утра было тепло, — зачем-то оправдывается Дайшо и застегивает на одну пуговицу рубашку, ежась. Действительно, замерз.
Куроо хочет пошутить про «согрею тебя в объятиях», но с истеричным смешком понимает, что это вовсе не шутка. Ах, и да.
Все же говорит это вслух.
— Есть идея получше, — холодная ладонь Дайшо ложится на шею Куроо, отчего по телу пробегают мураши, чуть притягивая к себе, стукаясь носами и замирая на полминуты. Дает шанс, шанс избежать возможных глупостей. Но Куроо хочет нырнуть в эту глупость с головой, поэтому кивает, и в следующую секунду губы Дайшо накрывают его. Дыхание Дайшо теплое, в отличие от его тела.
Руки сами пробираются под рубашку и замирают под громкий выдох Дайшо. Все это ведет…
— Ты воспаление так получишь.
— Ты что, моя мамочка?
— Может, папочка?
— Ужасно, — Дайшо ухмыляется и вновь тянется за поцелуем, и сам же его разрывает.
Тело, как и поцелуй Куроо, теплое, но Дайшо слишком замерз и этот придурок прав. А болеть Дайшо ненавидит.
— Что будем делать? — руки Куроо все еще лежат на талии Дайшо. А собственные губы, Куроо искренне негодует, почему-то все еще не прикованы к шее парня. Почему?
Дайшо глубоко вдыхает. Делает ставки. И решает, идти ли ва-банк?
Выдыхает.
— Я один живу.
Идти.
***
Пока Дайшо отогревается в ванне, Куроо успевает осмотреть небольшую, но уютную квартиру и остыть.
Подумать, а правильно ли он делает? Может, дать заднюю пока не поздно? Может, свалить, пока Дайшо не вышел из душа?
Они приехали не чай пить. И об этом колким осознанием напоминают блестящие в руках презервативы.
Они, действительно, собираются…
Куроо сдавленно шипит. В мыслях и снах все было по-другому. Он был более смелым и умелым. Он, черт возьми, делал все правильно.
Вот только влажные фантазии выебать Дайшо прямо в раздевалке оказались слишком смелыми, и сейчас казались Куроо весьма смущающими.
«Нужно валить»
Куроо встает с кровати, на которую в ожидании уселся, откладывая презервативы к лубриканту. Валить.
Вот только, если Куроо вот так вот уйдет, про Дайшо он может забыть. Тот открылся ему, можно сказать доверился, и отдался своим чувствам. А Куроо просто на все это положит.
Не вариант. Куроо звучно выдыхает и плюхается обратно на кровать, прислушиваясь к тому, как выключилась вода в ванной.
Вот и все. Тайм-аут не возьмешь, надобностью в душ не отвертишься, потому что после матча он уже был там.
— Пиздец, ты тряпка, Тетцуро, — тянет Куроо, проходясь руками по лицу.
— Согласен, — Куроо вздрагивает и поворачивается в сторону входа. Там Дайшо собственной персоной, в домашних шортах и футболке, что несильно закрывает кончик хвоста тату, с редко стекающими по прядям каплями воды.
Мыслей снова ноль.
— Думал, ты первый меня поцелуешь, — Дайшо подходит к кровати, садясь на ее край, и не смотрит на Куроо. Не спешит.
Куроо тоже так думал.
Глаза цепляются за капельку, что стекает по шее, ровно с той стороны, где набито тату. Провожает взглядом ее путь до края футболки и вспоминает. Вспоминает, чего именно он хотел. За что именно он сел на скамейку запасных.
Дайшо вздрагивает и удивленно открывает рот, когда цепкие зубы прикусывают нежную кожу шеи. Прикусывает губу, когда Куроо языком очерчивает чешую. Несдержанно стонет, когда мочка уха оказывается всосана в теплый рот.
Куроо подбирается поближе, усаживая Дайшо между своих разведенных ног и обнимая со спины.
— Ты ведь специально застегнулся на все пуговицы? — шепчет прямо в ухо, посылая табун мурашек по бледному телу. Проводит языком по вытатуированному изображению, как и хотел, как и желал до подрагивающего в раздевалке члена. Прикусывает мочку уха, забираясь языком в ушную раковину. Выполняя те самые фантазии, за которые обиделась команда. Дайшо тяжело дышит и откидывается на грудь позади, укладывая голову на чужое плечо и заглядывая в глаза.
— Ты из-за меня так ужасно играл? — важно. До дрожащих пальцев важно.
— Я первый спросил.
— А меня не волнует, — чуть поворачивает голову, заглядывает в глаза. По скуле тут же мажут теплые губы, и хочется забыться в этих объятиях в этом взгляде, которому нравится то, что ему представлено. Но нужно убедиться. Слишком важно.
Что одному, что второму. Поэтому решают вместе.
— Да.
— Да.
Куроо отпускает. Все лишние мысли и все страхи. Потому что Дайшо оказывается таким же. Смелым лишь на словах и фантазиях.
Дайшо отпускает тоже. Поэтому стонет в поцелуй, когда цепкие пальцы поддевают резинку шорт, а ладонь накрывает вставший член.
Руки проходятся по сильным бедрам, и Дайшо раздраженно дергает ненужную ткань штанов. Куроо снимает их, не меняя позы. С трудом, пыхтением и матами, но не отрывается от раскрасневшейся от засосов шеи. Нервно срывает с парня футболку и охает. Наконец видя все тату целиком.
— Руки бы оторвать мастеру, — бормочет Куроо, заторможено снимая свое худи. Кожа к коже.
— Тебе же, кажется, нравилось, — Дайшо старается формулировать мысли, но пальцы Куроо, что игриво задевают головку сквозь ткань трусов, сосредоточиться не дают.
— До звенящих яиц, — признается Куроо. — Просто это, блять, незаконно.
Дайшо прыскает от смеха и тут же громко стонет. Куроо перестал играть, запуская ладонь под трусы, обхватывая ствол и проходясь по всей длине.
Пальцы скребут по бедрам Куроо, а сам Куроо во всю исследует член и тату парня.
— Если ты продолжишь, — дышать тяжело, говорить что-то внятное — еще тяжелее. — Я кончу, — Дайшо выгибается и мычит, заводя руки за спину, обхватывая чужой член сквозь ткань.
— Так говоришь, будто нужно это предотвратить, — Куроо запускает язык в ухо и буквально начинает трахать им.
— Сссукка, — Дайшо выгибается сильнее. — Ты, бл, вставлять собираешься? — вопрос все же слетает с губ, но слишком поздно. Пары движений хватает, чтобы перед глазами взорвались фейерверки. Стон Дайшо застывает в памяти для лучших времен в голове Куроо.
Хочется собственной разрядки. Но Куроо считает, что нужно доводить до конца, все запланированное.
Помогает Дайшо перелечь на спину, снимая с него ненужную одежду, откровенно наслаждаясь отходящим после оргазма парнем. Широко дышащая грудь, гулко бившееся сердце, капельки пота и не до конца опавший член.
Ахуительно.
Дайшо дергается и впивается взглядом в ухмыляющегося Куроо. Тот, как ни в чем не бывало, вновь проводит языком по стволу, собирая капельки спермы и заставляя вновь дергаться член.
— Собираюсь, — говорит он и разводит ноги парня, удобнее устраиваясь между них. Нужно делать все то, что бы понравилось ему. Ну и еще… — Как тебе нравится?
Куроо заглядывает в глаза Дайшо и тот несдержанно стонет. Склонившийся над его членом Куроо, с огоньками в глазах и прилипшей от пота ко лбу челкой. Кажется, ему такое уже снилось.
— Можешь не брать в рот. Просто, удели внимание головке, — дышит через ноздри, потому что сдержать смущение крайне сложно.
— Окей, капитан, — собственные щеки пылают от откровенности, но Куроо старается не думать. Он проводит пару раз по стволу и все-таки вбирает головку в рот, начиная посасывать ее и работать языком. Неумело, но судя по громким стонам Дайшо, все равно верно. Рука Дайшо зарывается в черные вихри, но не двигается и не направляет. Чуть сжимает волосы, поддергивает пряди, но не берет инициативу.
Слишком бережно.
У Куроо в груди разливается топленное молоко. Он целует головку, спускаясь по стволу к основанию, занимая правую руку верхушкой члена, а левую упругой ягодицей.
— Просто лей лубрикант и вставляй, — Дайшо прикусывает ладонь и отворачивается, в надежде спрятать румянец. Но Куроо видит, но все же благоразумно решает не говорить о том, что же делал в душе Дайшо.
— Мхм, черт, — Куроо вздрагивает и опять проходится стоящим колом членом по икре парня. Перед глазами уже плывет, и Куроо искренне надеется, что не кончит, как только войдет.
Несмотря на слова Дайшо, Куроо все же начинает с пальцев. Исследует шершавые стенки, параллельно вылизывая головку и целуя коленные чашечки.
— Да, господи, — рычит Дайшо и в секунду оказывается на коленях Куроо, обхватывая их стволы и начиная надрачивать, вслушиваясь в стоны, сливающиеся в какофонию тембров.
Целует, забираясь языком в чужой рот, сталкиваясь внутри в битве за первенство. Стонут прямо в поцелуй, громко, пошло и развратно.
Отчего горят уши, лицо и плечи. Те самые плечи, на которых начинает оставлять засосы Куроо, как только поцелуй прерывается.
— Бля, — и Дайшо понимает Куроо без уточнения. Обхватывает основание, не давая захлестнуть оргазму с головой. Стонет сам и прикусывает чужое плечо, тут же входя в раж и вступая в новое соперничество, оставляя засосы.
Куроо переходит на новое поле боя, втягивая кожу на выпирающих ключицах и прикусывая ее, не забывает внимательно наблюдать за раскрасневшимся лицом Дайшо, что пытается хоть как-то следовать намеченному в голове плану. Дует на раскрасневшуюся кожу и языком поднимается к адамову яблоку. Останавливается на секунду, ловя движение кадыка под собственными губами, и сходит потихоньку с ума, прикусывая, оставляя новый засос на шее Дайшо. Вероятно, через какое-то время тату сольется с багровым космосом и перестанет быть отчетливым. Боже, как же Куроо хочет это увидеть.
Дайшо мажет губами по скуле и отстраняется, ловко подхватывая презерватив и так же ловко растягивая его по члену.
Лубрикант творит невообразимый контраст, и в чувствах Куроо прикусывает плечо слишком сильно, получая за это под ребра. Извиняюще зацеловывает место укуса и ошеломленно теряет весь воздух, когда Дайшо садится наполовину.
Обнимает крепко, но Куроо чувствует, что тот еле держится, поэтому опрокидывает парня на спину, возвращая старую позу. Целует скулы, проходится по очертаниям носа, сходя с ума от восторга, возбуждения и непонятно откуда взявшейся нежности.
— Куроо, — зовет глухо, отчего даже кажется, что его не услышат. Но Куроо внимателен. Он всегда внимателен. Смотрит на него обеспокоенно, отчего Дайшо даже не по себе. Слишком много чувств от одного взгляда. Слишком. — Двигайся, — просит. И оставляет невесомый поцелуй на губах, тут же охая от боли и попавшей прямо по простате головке.
— Пиздец.
Обнимает со всей силы, прижимаясь к чужой груди и целуя подставленные уши, шею и, кажется, случайно собственные пальцы.
— Все хорошо? — Куроо дергается в попытке выйти, но Дайшо держит клещом.
— Дай мне еще минуту, — парень тяжело дышит, продолжая бездумно целовать все, до чего дотянется.
Куроо по-честному сходит с ума. Дайшо неприятно. Дайшо, возможно, даже больно. Нужно все прекратить. Можно кончить и без этого.
Но Дайшо упрямый. Он злобно шикает на все фразы Куроо, и тому не остается ничего, кроме как сжать чуть опавший член парня и уверенно провести по головке, ловя, как глоток свежего воздуха, чужой стон.
Наслаждение вперемешку с болью. Странное сочетание, и Дайшо отдается ему.
Тихое «двигайся». Не просьба, а приказ.
Чужие пальцы на собственном члене, и свои же пальцы на спине Куроо. Яростные и беспощадные. Оставляющие яркие отметины, сначала от контрастов, а после от захлестнувших чувств.
Боль все еще есть. Но она потопает в ярких вспышках перед глазами каждый раз, как Куроо задевает простату. А тот старается делать это каждый раз.
Дайшо потопает в чужих пальцах на головке, и губах, теплых и кажется уже родных, на собственных.
На долго не хватает.
Куроо кончает первым. Обнимая еще крепче, прижимая к груди и шепча на ухо выбивающие из-под ног почву слова, хотя ее и не было в помине. А из груди весь воздух.
Дайшо изливается следом, прокручивая в голове произнесенную фразу. Не веря.
***
Пальцы нежно очерчивают татуировку, плечо, ключицы и горбинку на носу.
— Что за нежности, Куроо? — Дайшо, несмотря на свои слова, ласково улыбается, наблюдая за расслабленным лицом парня.
— Не делай вид, что тебе не нравится.
И Дайшо больше не делает.
Про фразу, сказанную Куроо в оргазме не спрашивает.
Куроо же предпочитает думать, что его не услышали. Очень сильно на это надеется.
Потому что, пока рано?