Неуверенность съедала изнутри. Да, Тахомару всё же боялся. Отбросить чувства — это слишком тяжело. В нём кричала его врождённая совесть. Он не должен делать этого, но у него не было выбора. На кону стояло слишком многое: либо жизнь брата, либо жизни всех этих людей, за которых он отвечает не менее, чем отец. Выбор был тяжёлым, но очевидным.
Не может быть никакого другого выбора.
У этой истории не будет никаких счастливых концовок.
Он не мог спать спокойно. Тахомару видел брата во снах, и всякий раз погибал от его меча. Он просыпался в слезах, и ненавидел себя за этот страх, за эту слабость. Это не могло произойти, Хяккимару не одолеет его!
Каждую ночь Муцу успокаивала его, оказываясь рядом в нужный момент. Тихо, безмолвно, она просто прижимала Тахомару к себе, и тот сдавался в её объятия. Он не хотел думать о том, что это не настоящее сострадание, а всего лишь почтение и подчинение. Муцу не может притворяться!
Наследник знатного рода и служанка, что может объединять их? С недавнего времени Тахомару начал задавать себе странные вопросы. Он понимал, что он просто не может. Эта девушка всегда была с ним честной и искренней, была ему сестрой. Муцу заботилась о нём тогда, когда его настоящей семье было плевать. Она всегда была рядом, и в бою прикрывала его собой, не щадя своей жизни. Долг, обязанность, или всё же искренняя привязанность?
Оставить чувства невозможно. Это были слишком громкие слова. Громкие и неправильные. Тахомару понимал, что никогда не сможет подавить в себе эмоции и стать таким же равнодушным, как его отец. В глубине души его возмущало такое безразличие.
— Муцу, подожди, — тихо позвал он, когда Муцу уже собиралась уходить, чуть приоткрыв дверь. Она встала перед ним на колени, несколько смущённо склонив голову.
— Да, юный господин, — говорила она тихо, сдержанно, не поднимая взгляда.
— Оставь эти формальности. Просто побудь со мной.
Муцу удивилась, но промолчала. Она сама была свидетелем его слов.
«Я больше не позволю чувствам вести мой меч»
Ведь Тахомару не бросает слов на ветер. Муцу не смела оспаривать его решения, не смела отговаривать его, но не была с ним согласна. Впервые, наверное.
Она видела, уже давно замечала, что что-то терзает его. Муцу не осмеливалась поинтересоваться. В последнее время Тахомару так изменился, жестокость и жажда мести захватили его разум, и от этого становилось страшно. Глупый. Он не должен слепо следовать пути своего отца, он же может выбрать собственный!
Муцу молча подсела ближе к нему. Она не знала, что говорить, как начать разговор. Раньше рядом с ним было безопаснее, раньше как-то было теплее.
— Вам бы отдохнуть, — переведя дыхание, начала Муцу. — Завтра рано вставать, вы же сами решили сразиться с братом. Не думаю, что этот бой будет лёгким.
— Я не устал, — отмахнулся, — и спать не хочу.
Девушка ясно заметила выражение его лица: «Вернее, просто не могу».
— Снова тот же кошмар? — осторожно спросила она. Тахомару вздрогнул, но не подал вида. Кажется, холод отступил.
— Да, — он признался честно, опустив голову так, что растрепавшиеся волосы спали ему на лицо. — Одно и тоже, каждую ночь. Я устал. Устал бояться. Завтра я хочу окончательно всё решить.
Муцу выслушала его молча, спокойно.
— Вы уверены в своём решении? Не будете жалеть после того, как убьёте его?
Тахомару задумался. И правда, а не будет ли он жалеть? Ведь то, что он делает, пусть и ради отца, ради народа — неправильно. Жестоко. Несправедливо. Он тихо вздохнул, закрыв лицо руками и зажмурившись. Это трудное решение. Пожалуй, слишком трудное для него.
— Я не знаю. Правда, не знаю. Но уже поздно жалеть — выбор сделан. Если я откажусь сейчас, представь, как это будет выглядеть в глазах отца, в глазах моих воинов. Так, будто я струсил. Будто я слаб.
— Но это же не так. Разве вам обязательно делать всё в угоду отцу?
Вопрос остался без ответа. Тахомару задумался ещё больше. И правда, обязательно ли? Глупости, вздор. Разве может он пойти против воли отца? Он попытался представить, что сделал бы с ним отец, попробуй он отстоять свою точку зрения, попытайся он возразить, сделать по-своему.
Он взглянул на Муцу и проследил за её взглядом. Она смотрела на звёздное небо в окне, задумчиво, спокойно. Тахомару стало как-то не по себе. Раньше они могли свободно общаться на любую тему, проводить время вместе. Сейчас всё было как-то холодно, неестественно, словно наигранно. Чувство вины начало закрадываться в его душу.
— Простите, — вдруг сказала Муцу, обернувшись к нему. — Я не должна была говорить это. Я не имею права вмешиваться в ваши решения.
— Не извиняйся, — его передёргивало от того, каким безжизненным был этот сдержанный разговор. — Говори, что хочешь: мне так спокойнее, — Тахомару замолчал, накидывая себе на плечи верхние одеяния прямо поверх ночных одежд. Прохладно. — А помнишь, как когда-то мы сидели так с тобой и Хёго всю ночь, наблюдая за звёздами?
Муцу удивилась тому, что он вдруг заговорил о их прошлом. Она улыбнулась.
— Помню. Вы тогда сбежали из дома и заблудились, а мы с трудом нашли вас.
— Мне тогда здорово досталось от отца.
— Конечно, они с вашей матушкой очень боялись за вас.
— Вряд ли, — он как-то помрачнел. Тахомару всегда было неприятно признавать это, но матери он точно никогда не был нужен. Отец относился к нему не менее равнодушно. — Меня тогда серьёзно отругали и заперли в комнате, но вы выпустили меня, и мы втроём сидели под тем деревом во дворе, смотря на ночное небо.
— Тогда никто так и не узнал, что мы выпустили вас. Иначе досталось бы и нам, наверное, даже больше, чем вам.
Неожиданно Тахомару бросился к ней и обнял, крепко прижав к себе. Муцу замерла, не зная, что делать. А после отбросила сомнения и обняла в ответ, то мягко и ласково поглаживая его по спине, то ероша и без того растрёпанные волосы. Тахомару зажмурился, уткнувшись ей в шею.
— Не переживайте так. Я верю в вас, у вас всё получится, — Муцу улыбнулась, отстраняя его от себя. Она как-то неловко поглядывала на него, видя, как тот смущён. Девушка нерешительно погладила шрам у него на лице, и Тахомару вздрогнул. — Уже не беспокоит?
— Нет, — было заметно, что на эту тему он говорить не хочет. — Раньше болел, теперь уже не болит.
— Всё-таки, вам стоит отдохнуть.
Он пытался спорить, но Муцу была строга и настойчива, и Тахомару пришлось уступить и подчиниться. Она укрыла его одеялом, пожелав спокойной ночи, и собиралась уходить, но тот схватил её за рукав, не отпуская от себя.
— Останься рядом со мной, — тихо попросил Тахомару.
— Хорошо, — Муцу взяла его за руку, чувствуя, что он немного успокоился. Она и впрямь просидела у его постели до утра, и лишь с наступлением рассвета всё же незаметно выскользнула из его комнаты, стараясь не попадаться никому на глаза. Могут возникнуть неудобные вопросы.
***
Он проиграл. Снова. В этот раз получилось гораздо неприятнее, чем в тот. Он подвёл отца. Он подвёл вверенных ему солдат. Он подвёл Муцу и Хёго, и едва не поплатился собственной жизнью.
Тахомару с мрачным видом уставился в сторону заката. На сердце было неспокойно — из-за него может умереть близкий человек, всегда бывший рядом! Он понимал: конечно, Хёго достаточно силён, он справится, но он не мог не беспокоиться о худшем исходе. Он сам видел его раны, и потому не мог не переживать. Хёго был для него как брат.
Муцу стояла рядом, отвернувшись от него. Обижена. Зла. Пусть и не имела права показывать это, но она винила Тахомару в случившемся. Он чувствовал и понимал это, и внутри всё содрогалось от мысли о том, что Муцу страдает. Она не заслуживает страданий!
— Муцу, — тихо, как-то неуверенно позвал он. Девушка неохотно отозвалась, оборачиваясь к нему. Тахомару показалось, что в её глазах полыхал невиданный до этих пор гнев, и что она умело сдерживает себя. — Прости меня.
От шока Муцу продолжила стоять недвижимо, не в силах ничего сказать. Извинение совершенно выбило её из реальности.
— Не пристало вам извиняться передо мной, — едва слышно выдохнула она.
— Но я виноват, — Тахомару стоял на своём. — Если бы не я, не моё желание одолеть брата и не мой очередной проигрыш — с Хёго бы ничего не случилось. Это моя вина.
— Не нужно винить себя. Он защитил вас, это наш с ним долг.
Тахомару не сказал более ничего. Он молча подошёл к Муцу и обнял. Та окончательно растерялась, но спорить у неё не было сил, она сама прижалась к нему. Тепло. Спокойно. Её смущало только осознание неправильности того, что они делали.
— Юный господин, не надо, — Муцу всё же опомнилась и отстранилась, неловко отводя взгляд. Тахомару схватил её за запястье, не позволяя просто так отвернуться.
— Почему же?
— Если кто-нибудь увидит — могут подумать что-то не то. Ни мне, ни тем более вам это не нужно. Так не может быть.
Он повторил свой вопрос. Муцу не нашла, что ответить.
— Мне всё равно. Всякий вправе думать так, как хочет, — он подступил ближе. — Тем более, что у меня нет плохих намерений. Я бы ни за что не обидел тебя, — Тахомару заметил, как его слова смутили Муцу, но даже не думал замолкать, — вы с Хёго — моя семья. Настоящая семья. Он мне как брат, и я волнуюсь не меньше твоего. Ты — моя сестра.
На этом он всё же замолчал, обдумывая свои же слова. Муцу попыталась освободить руку, но он неожиданно сжал её запястье сильнее и притянул к себе.
— Правда, в последнее время мне кажется, — Тахомару продолжал, — что люблю я тебя далеко не как сестру.
Муцу отпрянула. Она не могла поверить в реальность того, что происходит. Казалось, что это невозможно. Так ведь не может быть, она сама говорила.
— Юный господин, вы ошибаетесь, — растерянно прошептала она, не осмеливаясь говорить вслух. — Разве вы не понимаете, что между нами ничего не может быть?
— Понимаю, — он вздохнул. — Но я сомневаюсь, что у меня получится совладать с этим. Помоги мне, — Тахомару вновь обнял её, в этот раз нерешительно и как-то боязливо, и уложил голову ей на плечо. — Объясни: что мне делать?
Почувствовав его дрожь, Муцу невольно вздрогнула и сама. Странно снова видеть его таким подавленным и растерянным, странно снова понимать, что он нуждается в поддержке. Более того, слишком странно было услышать от Тахомару такую просьбу. Но Муцу поняла его. Поняла и приняла. Она осторожно погладила его по голове, поправляя растрепавшиеся волосы. Совсем как в детстве, он снова пришёл к ней со своей проблемой, не в силах справиться самостоятельно. Только теперь Муцу — его проблема.
— Я помогу, — она улыбнулась, видя, с какой надеждой он всматривается в её лицо. Тахомару смутился.
В тот миг, когда солнце плавно скрылось за горизонтом, оставляя последние блики своих лучей на морских волнах, Муцу почувствовала на своих губах несмелый, слишком трогательный поцелуй.