Игорь вымученно оседает на полуразвалившийся диван. Голова трещит по швам, глаза болят и краснеют. В щели всё также задувает холодный ветер, хоть что-то неизменно.
Гром старается считать дни. Сколько его тут не было? Он находит такой срок даже грустным, но всё равно какое-то тепло разливается по телу. Он снова дома, снова в прошлом. Наверное, пришёл сейчас после очередного задержания уставший как собака. Наесться сливок, хоть какое-то разнообразие с шавермой. И позволит себе совсем каплю отдыха — не думать.
К холоду в квартире Игорь уже привык — плед не спасет никогда и он спокойно спит и без него на старом диване. Но Гром любил его, как бы странно это ни было. Привязан он к этому месту, слишком много времени тут прошло. А на телефоне сообщением горит «прости Серёж, я сегодня на ночном дежурстве, буду завтра утром».
Вины Игорь не чувствует — хотя противная совесть всё же начинает мучить и царапать душу. Её однако можно сравнить со старым питбулем, побитым другими собаками. Собак Гром не любит, но нехотя сравнивает и самого себя с таким питбулем — потому что выдерживает всё, поддерживает хозяина и раны ему залечивает. Преданный слишком, колотит от этого временами, но отпускает быстро. Такому питбулю ни холод, ни град, ни дворовые собаки ни по чём. Живучий хрен, всех в мире проклятом переживёт.
Игорь в башню возвращается как положено утром. Серёжа спотыкается, на встречу бежит и налетает с объятьями.
«Я волновался», — шепчет трепетно и Игорь слегка улыбается, трепля рыжие волосы.
«Порядок, Серый», — отвечает с полуулыбкой.
Волков подходит не сразу, через несколько минут.
«Мог бы и раньше сказать, что не придёшь», — недовольно ворчит Олег, но в конце концов тоже обнимает.
Игорь оценивает незаметно, смотрит на мешки под глазами и как редко вздрагивают руки. Снова кошмары.
«Прости Олеж», — улыбнётся привычной мягкой улыбкой. — «Всё хорошо, ты в безопасности».
Олег совсем слегка изумлён, но не спрашивает, лишнее это.
Игорь должен признать, что ему становится чуть-чуть лучше. Совсем немного, но этого будет достаточно, думает Гром.
«Игорь?», — Серёжа взволновано выходит в прихожую, смотря на обувающегося мужчину. — «Куда ты?»
«Прокопенко срочно вызвал. Случилось чё то», — Игорь улыбается виновато, поправляет кепку.
«Ты только с дежурства вернулся, они там в своём уме? Неужели без тебя не справятся?», — теперь наседает и Олег.
«Как видишь, Волче, без меня ничего не могут», — Гром усмехается и посылает воздушный поцелуй этим двоим, прежде чем скрыться за дверью.
Гром пытается не признаваться себе в этом, но ему становится легче дышать пока он идёт до участка. Спать хочется до невозможного, но кофе всё исправит. Верно, не в первый раз.
Но, как оказывается, кофе-машина сломалась. Игорь психует, кричит на Диму, который сегодня приставучее сильнее обычного и со злости ломает всё время пиликающий телефон раскладушку. На дисплее последним сообщением горело Серёжино «люблютебя».
Буквально через несколько часов, Фёдор Иванович отправляет его домой, отсыпаться, и даёт ещё несколько дней отгула. Уговоры и препирания ничем не помогают, и Игорь вымучено плетётся по пасмурному Питеру. Заходит за шавермой, гуляет по парку, бессмысленно ездит на троллейбусе, прежде чем вновь вернуться обратно в свою квартирку со стареньким диваном.
Он тянется в карман за телефоном, написать Серёже или Олегу очередную отмазку, почему его не будет, однако разбитый Nokia буквально распадается в руках, и Игорь от досады швыряет его куда-то в другой конец квартиры.
Серый диванчик со знакомым скрипом принимает его в объятья. Внутри вдруг снова начинает противно царапать когтями. Он фактически бросил их одних. Слабак и трус, ничем не лучше тех уродов, которых ловит каждый день. Но, признаться, вернуться становится трудно. Игорь думал, что не поранится об острые края. Думал, знал, что стержень у него стойкий, всё выдержит, однако, кажется, ошибся.
Игорь пришёл в их сломанный дуэт готовый ко всему. И он правда был. Напоминал Серёже пить таблетки, стойко переносил все его резкие бзыки, успокаивал после кошмаров почти каждую ночь. Он параллельно показывал Олегу, что не причинит им вреда, стойко переносил разбитый нос и сломанную руку, когда бежал будить и успокаивать Волкова во время очередного кошмара. У него получалось и он всё также ловил бандитов, поднимал раскрываемость, ел шаверму и не ломался. Гнулся, но не ломался. До определенного момента.
Гром предпочитал не спать последнее время, по несколько дней подряд. Кто бы подумал, что кошмары могут быть заразными? Ему снилось абсолютно разное дерьмо, начиная детскими травмами и заканчивая смертью всех, кем Гром начал дорожить. У него болела голова, чувствовал себя отвратительно, но не жаловался никогда. Терпеть он умел лучше, чем кто-либо.
И, кажется, под напором проблем Серёжи и Олега, Игорь и сам начинал впадать в отчаяние. Стойкая ментовская выдержка трещала по всем швам, как и недавно сломанный, вроде бы самый не ломаемый, Nokia.
Но Игорь сравнивает себя со старым питбулем. У этого питбуля всё тело в порезах, нет одного глаза и сломана лапа, но он готов перегрызть глотки всем, кто лишь тронет его хозяев.
Поэтому Игорь всегда возвращался, терпел, делал вид, что всё хорошо. Это такой спектакль, который длится вечность и ещё дольше. Он всегда возвращался, оставлял и без того холодную квартиру пустой, но часто возвращался сюда, лишь ненадолго — как отголосок его прошлого, как отголосок былого Игоря. А потом возвращался снова.