Тао выходит на улицу в серое промозглое утро, вдыхая резкий аромат прелой листвы. Небо клубится тяжёлыми тучами, грозясь в любой момент пролиться на голову утренних прохожих ледяным дождем. Альфа передергивает плечами и поднимает выше воротник. Стоило всё же захватить шарф. И зонт. Но возвращаться домой не было ни времени, ни желания. Спрятав ледяные руки в карманы, Тао направляется к остановке.
Люди вокруг шарахаются от него, только завидев, спешат отойти подальше, уйти с дороги, а то и вовсе перейти на другую сторону улицы. Оно и понятно. Звериные глаза, что светятся жёлтым, пугают всех и каждого.
Живой мертвец.
Его чураются, словно чумного, уже четыре года. Тао привык. Жаль, что погода не подходящая. Иначе можно было бы спрятаться за тёмными очками, притвориться нормальным, сделать вид, что всё хорошо, что ты не превратишься в любой момент в дикого зверя.
Первый «приступ» случился, когда он был ещё школьником. На улице стояла духота, занавески колыхал лёгкий майский ветерок из открытых окон, но облегчения не приносил. Тао как сейчас помнил, что шёл нудный урок истории. Очень хотелось прилечь на парту и заснуть. Лишь два замечания в дневнике не позволяли этого. После третьего точно последовал бы вызов родителей. Тао не мог этого допустить, не мог по собственной лени и глупости позволить снова начать читать нотации, что брат (пусть и сводный) в его возрасте блистал невероятными успехами, в отличие от него, раздолбая.
Покривившись собственным мыслям, парень незаметно зевнул. А затем всё его тело словно взорвало изнутри.
Ощущения были словно кровь в венах кипела, голова раскалывалась, от собственного крика лопались барабанные перепонки. Тело в конвульсиях соскользнуло со стула, упав на пол. Он не видел, как практически все повскакивали с мест, как завизжали омеги, вторя его крику. Его будто ломало изнутри целую вечность.
А после мир изменился. Запахи стали резче, цвета глубже. На него смотрели пусть и с ужасом, но сверху вниз, и это бесило. Бесило настолько, что хотелось кинуться вперёд и разорвать за этот взгляд. Дикая ярость не поддавалась контролю, как и клокочущий рык, вырывающийся из горла. Тао осознавал и не осознавал себя одновременно. Наверно, именно так чувствуют себя люди с раздвоением личности.
Когда дверь с грохотом распахнулась, являя запыхавшегося и испуганного ученика выпускного класса, Тао искренне обрадовался своему брату. Но вместо человеческого «Фань-гэ», вышел лишь тихий скулеж. Словно он был побитым щенком.
А потом мир взорвался для него ещё раз. Звуки перестали оглушать, резкие ароматы ушли, но глаза так и остались звериные. Спасительная темнота приняла его в свои объятия.
Пришёл в себя он уже в больнице спустя трое суток. Сгиб руки украшал катетер, а возле кровати сидел зареванный папа. Мысли в голове с трудом ворочались. Хватило сил лишь спросить о том, что произошло. Но папа лишь причитал и продолжал плакать. Объяснения последовали от врача и пришедшего через некоторое время Ифаня.
Именно в тот момент Цзытао понял, что его жизнь никогда не будет прежней.
«Когда твой соулмейт умирает, ты превращаешься в животное». Ещё никогда прописная истина их мира, на которую с такой лёгкостью молодёжь не обращала внимания, не была столь страшной.
В жизни Тао с тех пор появилось ещё несколько страхов.
Первый — страх, что его омега, его предначертанная пара, его соулмейт умирает. Будучи шестнадцатилетним альфой, он и не думал до этого момента о связи душ и соулмейте, предпочитая жить здесь и сейчас. Теперь же его жизнь не зависела от него, принадлежала кому-то иному. По ночам Тао кто-то снился, звал. Он был маленьким, хрупким и слабым. Он нуждался в нем, в своём альфе. А Тао просто ничего не мог, сгорая в своём страхе и бессилии.
Второй страх — собственного зверя, сидящего внутри него. Чёрного дикого лиса с необузданной яростью. За последующие четыре года и два «приступа», Тао в полной мере осознал, в какого монстра он превращается.
Теперь Тао совершенно другой человек. Хотя человек ли? Риторический вопрос. Четыре года — целая пропасть между школьником Тао, что зевал на уроке истории, и нынешним Хуаном Цзытао — лучшим студентом второго курса медицинского университета.
Альфа прячет глаза в пол и затыкает уши капельками наушников, пока автобус трясётся по ухабистой дороге. Но его мысли сейчас гораздо дальше, чем эта самая дорога.
Прикрыв глаза, Тао мысленно старается дотянуться до своей пары, понять, где он сейчас, что с ним, отдать частичку своих сил, что теплятся внутри. Это стало сродни некому ритуалу, пытаться обратиться к тому, кого даже не знаешь, наладить невидимый контакт.
Альфа всегда внимателен и сосредоточен на парах. С ним не стремятся общаться, он отвечает взаимностью. Главная его цель — учёба и знания. Он стремится понять, что же настолько серьёзное может угрожать ему и его соулмейту, дамокловым мечом вися над их жизнями. Теперь лишь это важно для него.
Он часами пропадает в библиотеках, шерстя огромные объёмы литературы. Ничего не находит подходящего, матерится про себя, и продолжает искать, засиживаясь до самого закрытия.
— Где ты был? — Ифань встречает его на пороге, в куртке и с ключами от мотоцикла в руках.
— Как обычно в библиотеке, — Тао говорит бесцветным голосом, как и практически всегда.
— Университет в десять вечера закрывается, а уже полпервого ночи! Ты… — старший переходит на крик, но одергивает себя, понижая голос. — Имей совесть. Побереги, пожалуйста, нервы папы, он у нас не железный, — его голос похож на шипение змеи, но Тао это совсем не волнует, и он остаётся таким же равнодушным.
— Сколько ещё раз говорить, что я после пар хожу в библиотеки? Сегодня я был в центральной, она до полуночи открыта. Всё? Доволен? Претензии исчерпаны? — где-то внутри клокочет злость, но ей нельзя давать выход.
— Мог бы хотя бы следить за телефоном, а не игнорировать звонки. Иди извинись перед папой.
— Отстань от меня.
— Тао хватит! — рявкает старший, припечатывая брата к стене. — Просто перестань уже. Хватит! Ты этим ничего не добьёшься. Даже если ты что-то узнаешь, ты не сможешь ему ничем помочь. Ты даже не знаешь, кто он и где его найти!
— Тебя бы это остановило, если бы на его месте был Чунмён? — Тао бьёт по самому больному. Ведь Ифаню приходится быть тут, в Китае, а его пара живёт в Корее. И всё, что может себе позволить альфа — ежедневные переписки, видеозвонки и поездки после сдачи сессии до начала нового семестра.
— Не смей даже в теории такое говорить. Тебе ясно?! — за Чунмёна Ифань готов расправиться с любым, даже если это и брат. У них были не самые плохие отношения для братьев, хоть они и не были кровными родственниками. Оба были детьми от прошлых браков родителей, и до того злополучного майского дня их отношения были в пределах разумного, но после накалились до предела.
— А иначе что? — дерзко кидает младший и уже на рефлексах уклоняется от удара кулака, что впечатывается в стену.
Тао юрко выворачивается из рук, ощущая редкий прилив сил и азарт. Бывший боксер против бывшего ушуиста. Они оба оставили занятия спортом, окончив школу, однако навыки не растеряли. Мощный и сильный Ифань против гибкого и тонкого Цзытао.
— Мальчики? — они кидаются друг на друга, не обращая внимания на появившегося папу. Каждый из них пытается отстоять свою правду и свой хрупкий мир. — Боже, мальчики перестаньте! Хватит, прошу вас! — хрупкий и маленький омега даже не решается лезть в драку сыновей.
— Что здесь происходит?! — рев отца словно гром разносится по коридору. Альфы отлетают каждый к разной стене, больно припечатываясь лопатками. Ифань пошёл весь в отца, но даже сейчас, всё ещё уступал ему в грубой мужской силе. — Быстро разошлись по своим комнатам!
— Отец, я… — пытается объясниться старший.
— Я сказал вон!!! Оба!
Тао исчезает с поля зрения семьи сразу же, не дожидаясь второго окрика. Дверь в комнату с грохотом хлопает. Спустя минуту слышится аналогичный хлопок дальше по коридору.
Парень морщится, потирая болезненно ноющие ребра. Наутро на них наверняка выступят синяки. Он вытирает кровь с разбитой губы, и устало падает на кровать прямо в одежде.
— Ещё один бесполезный и отвратительный день, — тихо бормочет альфа.
Шевелиться не хочется, и он засыпает прямо в одежде поверх одеяла.
— Сынок, отвлекись на минутку, — Тао отрывает взгляд от учебника и смотрит на завтракающую за столом семью.
— Что?
— У нас с отцом есть к тебе предложение… — неуверенно начинает омега.
— Езжай с Ифанем в Корею, — глава семьи рубит с плеча.
— Нет. У меня сессия на носу. И другие дела есть, — младший сын отрицательно машет головой и возвращает свой взгляд к книге, параллельно жуя.
— Это был не вопрос. Ты поедешь.
— А меня спросить не забыли? — Тао зло сужает глаза, но упорно не поднимает вновь головы.
— Тебе стоит развеяться, отдохнуть немного от учёбы… — омега, как и обычно, старается выступать катализатором всех ссор.
— Пап, ты же знаешь, что не в этом дело, — он всё же смотрит на папу и немного печально улыбается ему.
— Знаю, но… — мужчина мнется, — мы ведь все за тебя волнуемся. На носу уже Рождество. Ничего не будет, если ты позволишь себе перерыв на недельку-другую. Погуляешь по зимнему Сеулу, отдохнёшь, выспишься.
Тао вздыхает. Он давно уже перестал высыпаться и считать сон отдыхом. Лишь естественная потребность организма, без которой он не выживет.
— Я так чувствую, выбора у меня особо нет, верно? — альфа окидывает каждого из членов своей семьи взглядом. — И что я там буду делать? Я же корейского почти не знаю.
— Зато Чунмён хорошо знает китайский, — парирует Ифань.
— Ясно… — Тао поджимает губы и молча уходит из-за стола.
Сказать, что Тао не рад этой поездке — ничего не сказать. На самом деле он уже устал от опеки родителей и еще более чрезмерной опеки своего брата. Хотя это было ничто по сравнению с тем, насколько его раздражало их непонимание. Как он может просто сидеть и ничего не делать? Почему они из раза в раз чуть ли не в четырех стенах запереть его готовы, лишь бы никуда не отпускать. С одной стороны, он понимал их мотивы, но принимать душой отказывался.
— Фань! — Чунмён чуть ли не с визгом бросается на шею своему соулмейту. Окружающие совершенно не обращают внимание на пару, в аэропорту такие сцены довольно привычны. Альфа тут же пытается поцеловать свою пару, но его губы тут же накрывает ладонь, останавливая. — Тао, рад тебя видеть.
Тао изгибает губы в подобии улыбки и выдавливает из себя тихое приветствие. Он не испытывает антипатии к паре брата, даже наоборот. У Ифаня не хватает чувства такта сдерживать свои порывы перед младшим братом, зато это очень хорошо получается у Чунмёна. Не смотря на то, каким являлся Цзытао, он никогда не относился к нему со страхом или отвращением, даже если на него смотрели жёлтые глаза, не скрытые тёмными линзами очков.
— Идёмте. У нас намело — просто ужас! Ехать до города часа два будем, если не больше. Зато всё такое красивое и белоснежное. Центр вообще неописуемый. Сначала завезем ваши вещи и поедим, а потом пойдём гулять, — и откуда у этого омеги столько энергии?
Чунмён без умолку тараторит всю дорогу, устроившись с Ифанем на заднем сидении. Тао предпочитает сесть вперёд и не мозолить себе глаза идиллией встретившейся парочки.
— Почему ты ещё не спишь? — удивляется Чунмён, вставший попить посреди ночи.
Семья омеги имела собственный дом на Каннаме, что могли позволить себе лишь зажиточные люди. Поэтому Чунмён и слышать ничего не хотел об отелях, разместив братьев в гостевых комнатах просторного дома.
— Уже ведь почти четыре утра. Ты не устал после перелёта?
— Я всегда сплю очень мало, я привык, — Тао почти не отрывается от ноутбука, читая письма, пришедшие ему на почту за день.
— Я тебе не нравлюсь? — омега садится рядом на диван.
— С чего такие выводы?
— Ты никогда не смотришь во время разговора, а когда я замечаю твой взгляд, направленный на нас с Ифанем, ты почти всегда кривишь губы, — на самом деле это уже давно волновало Чунмёна, но разговор со своим соулмейтом никак не клеился на эту тему. Поэтому он тут же пробует завести разговор с Тао один на один, пока есть такая возможность.
— Нет, моему брату повезло с тобой. Но именно рядом с тобой или думая о тебе, он становится тем ещё придурком. Уж извини, без обид. И спасибо, что ты его иногда тормозишь. Думаю, ты можешь догадаться, о чем я думаю, когда вижу вас вдвоём.
— Догадываюсь…
— А насчёт взгляда… Мало кому нравится, когда я смотрю в глаза. Так что это ещё одна приобретенная привычка — говорить, отведя взгляд в сторону.
Тао отрывается от компьютера и смотрит на омегу. Чунмён не вздрагивает и спокойно смотрит ему в глаза в ответ.
— Фань говорит, что ты… нелюдимый. Но мне кажется, что он ошибается.
— Он не так далек от истины. Я действительно сторонюсь людей, как и они меня. Хотя, пожалуй, Фань-гэ просто меня не понимает. Ему кажется это всё бесполезным, а я просто не могу сдаться и опустить руки. Это ведь как… знать, что ты чем-то болен, но принципиально не идти к врачу, лечь и медленно умирать.
Чунмён ничего не отвечает, ощущая внутреннюю растерянность. Тао остается всё также холоден на проявление эмоций, но слова, сказанные в особенности таким тоном, пробирают до мозга костей. Омега передергивает плечами от мороза по коже и обнимает себя руками.
— А сейчас ты что делаешь? — хочется попытаться перевести тему, хотя вряд ли молодой альфа занят чем-то посторонним, не связанным с его ситуацией.
— Периодически я связываюсь с больницами по всему Китаю и получаю информацию о том, есть ли кто-то хоть с какими-либо подходящими симптомами. Пару раз даже что-то наклевывалось. Но оказалось, что всё не то. Поэтому я продолжаю поиски.
— А ты не думал… — Чунмён прикусывает язык, боясь сболтнуть сейчас лишнего. Кто его знает, как альфа отреагирует.
— О чем?
— О том, например, что он пытался свести счёты с жизнью… — он говорит совсем тихо и неуверенно.
— Думал. У меня тысячи вариантов в голове, почему всё могло произойти так. И поверь, то, что ты сказал — не самое ужасное. По крайней мере это лучше, чем какая-нибудь смертельная болезнь от которой нет лекарства.
Тао отодвигает ноутбук подальше и потирает усталые глаза.
— Всё же тебе стоит пойти спать. Никуда твои письма не денутся. А то у тебя под глазами ужасные синяки, — омега ненавязчиво пытается подтолкнуть гостя в сторону его комнаты.
— Я всё равно больше пары часов не смогу проспать, — Тао закрывает ноутбук и плотнее запахивает халат.
— Кошмары?
— Нет, — он встаёт, готовый уйти в комнату, но отчего-то именно сейчас невероятно сильно хочется хоть с кем-то поделиться тем, что лежит на душе. — Я посмотрел огромное количество статей и научных материалов, но подтверждения не нашёл. Но… Он мне снится… Нечёткий образ, примерно с тебя ростом, тёмные волосы. У него приятный бархатистый голос. И он меня зовёт. Иногда смеётся, но очень редко. Чаще плачет. А я не могу дотянуться. Даже там между нами стена, непонятный туман. И я чувствую себя ещё большим психом, чем я есть.
Тао зарывается пальцами в короткие чёрные волосы, с силой дергая.
— Я не психолог и могу ошибаться, но мне кажется, что это может быть игрой твоего подсознания оттого, что ты так сильно хочешь его найти. А может это и правда. Может это особенность тех, кто перешёл рубеж и вернулся. Таких мало и ещё меньше тех, кто готов что-то рассказывать об этом, — Чунмён встаёт и кладёт руку на плечо альфы. — А сейчас тебе всё же стоит пойти поспать, пусть даже всего пару часов.
Заснеженный рождественский Сеул действительно красив, Тао не мог этого не признать. Даже снующие тут и там парочки не раздражают настолько сильно, как обычно.
Почему-то из головы не выходит ночной разговор с Чунмёном пару дней назад. Что-то цепляет изнутри в сказанных словах, словно кричит: «Ну же, соберись, тебе дали такую подсказку! Вспоминай!»
Тао прокручивает диалог в голове и так, и этак, пока внутри что-то не щёлкает. Вот оно! Тот, кто прошёл рубеж и вернулся. Вот кто ему нужен! И как он сам не додумался раньше поговорить с кем-то похожим на него самого?
— Тао, хватит ворон считать. Пошли, нам зелёный свет, — Ифань тянет брата за локоть, пока тот остаётся глубоко в своих мыслях.
— Чунмён, ты встречал в Сеуле… таких как я? — Тао ощущает непривычно для себя смущение, когда подходит с вопросом к омеге. Ифань в этот момент скрывается в душе, и от него диалог сокрыт шумом воды, что только на руку его младшему брату. Почему-то ставить его в известность по поводу тем разговоров с его соулмейтом не хотелось.
— Кажется, да. Но я не присматривался, так что на сто процентов тебе гарантии дать не могу. А что? — с любопытством спрашивает он.
— Просто подумал, что может стоило бы поговорить с таким же, как я. Спасибо, что натолкнул на эту мысль, — Чунмён улыбается и кивает в ответ на благодарность.
— Может стоило посетить пару больниц, пока я был в Сеуле? — риторически спрашивает Тао, собирая свои вещи в сумку. Уже завтра они должны были вернуться в Китай.
— Не глупи. Мы сюда ехали отдыхать, — на пороге стоит Ифань, перекрестив руки на груди и привалившись плечом к косяку. — Да и родители этому не обрадовались бы.
Цзытао цыкает и закатывает глаза.
— Последние четыре года ты только и делаешь, что поучаешь меня и тыкаешь в то, что скажут родители.
— И что?
— Надоел, вот что! — недовольно рыкает младший. — Перестань уже. Твой соулмейт и то лучше понимает, чем ты.
— Эй!
— Если хочешь воззвать к моим чувствам, то бесполезно. Нет их у меня уже. Сдохли они в том классе четыре года назад. Остались только либо безразличие, либо ярость.
Тао заводился всё больше, психуя от непомерной опеки брата в угоду непонятно кому. Всё внутри клокотало. Хотелось кинуться вперёд и растерзать. И когда он думал, что уже не сдержится, между ним и братом молча встал Чунмён.
Он ничего не говорил, лишь смотрел понимающим, но в то же время строгим взглядом на младшего. И зверь внутри ворчал, но утихал.
— Пойдём, Фань. Дай ему побыть одному, — тихо говорит омега, беззвучно прикрывая дверь в комнату.
Машина медленно тащится по пробкам вечернего города. Тао отрешенно смотрит в окно, пока Чунмён с Ифанем милуются сзади, коротая время до отлёта и длительного расставания на несколько месяцев.
Альфу прошибает током, когда они проползают мимо большого здания, в котором он не сразу признает больницу. Хотя не это для него оказывается сейчас важным. На скамейке за забором сидит старичок, рядом составляют ему компанию костыли. Белый гипс на ноге на фоне белого снега практически не заметен. Его глаза сияют ярким золотом, таким, какое Тао даже и не снилось. Его глаза по сравнению с ним выглядели бледной тенью.
На очередном притормаживании машины он не выдерживает, распахивая дверь, выбегая на проезжую часть.
— Тао! — Крис в шоке смотрит вслед младшему брату. И если бы не Чунмён на его коленях, он бы уже ломанулся следом.
— Остановите, пожалуйста, у обочины, — вкрадчиво просит омега.
Тао несётся вперёд, игнорируя распахнутое пальто, под которое задувает ледяной ветер, сигналы машин и нелестное мнение водителей о его умственных способностях. Сейчас главное не потерять из виду того мужчину, что сейчас казался призрачный и несбыточной надеждой что-то для себя понять.
— Дядя… — на ломаном корейском обращается альфа и чувствует себя неловко под пристальным взглядом.
— Ну, здравствуй, — губы расплываются в слегка щербатой улыбке.
— Я… Хотел спросить…
— Ты откуда?
— Из Китая.
— Ну вот и говори на китайском! Нечего себе язык ломать и мне уши в трубочку сворачивать, — старичок забавно фыркает, а Тао теряется от таких заявлений и переходит на свой родной язык.
— Вам когда-нибудь снилась ваша пара до знакомства? Словно вы уже были рядом? Словно… Не знаю… Словно звала вас… — Цзытао не знает, как описать то, что он чувствует. Слова выходят корявыми даже на китайском, и он чувствует себя полным идиотом.
— А что тебя в этом удивляет? Все через это проходят.
— Но я искал и нигде ничего подобного не встретил!
— Под всеми я подразумеваю таких, как мы, — старик взглядом указывает на запорошенную снегом скамейку рядом с собой, и Тао послушно садится. — Конечно ты ничего такого нигде не найдёшь. Нас боятся, тебе ли не знать.
— Но почему? В смысле… Почему я всё это вижу? Как это мне может помочь?
Старик прищуривается и качает головой.
— Я могу тебе сказать. Только тебя ведь не это интересует. Ты хочешь знать, где и как его найти.
— Хочу, — с придыханием признается молодой альфа.
— Тогда не думай. Доверься чутью и судьбе. Они тебя приведут, — Тао кусает губы и встаёт. Понятнее не стало и хотелось выть от досады. — В этом мире души привязаны к телу, и чтобы соулмейты ощутили друг друга и поняли, нужен контакт, прикосновение. Но их души всё равно связаны в любом из миров, — тихий голос старика похож на ветер. Тао пробирает от него до костей, но он так и не решается вновь повернуться лицом, ощущая слабость в коленях. — Когда один умирает, он тянет душу второго за собой, и мы возвращаемся к нашему первобытному звериному виду. Наш и загробный мир как два берега реки. А вы сейчас стоите на мосту между. И куда вы уйдёте — зависит только от вас. Окажешься сильнее — спасешь его. А нет — он заберёт тебя с собой. Но помни, что ты уже был с ним на том берегу реки. И у тебя уже есть связь с ним. Просто иди по ней.
У Тао мороз по коже и не от окружающей температуры. Было глупое ощущение, что сейчас за его спиной стоит сама смерть — опасная, но честная. Она дала ответы, пусть и туманные, и у альфы не было даже мыслей не верить словам. Оборачивается было страшно. Кинув тихое «спасибо», альфа медленным шагом шёл к выходу с территории, с благоговейным трепетом вспоминая наставления.
Чутье и удача.
— А если?..
Цзытао кидает недоверчивый взгляд на больницу. С одной стороны, хочется сказать, что ну нет, не может быть всё так гладко и просто. А с другой он сейчас готов поверить в любую чертовщину. К тому же почему он решил, что его пара китаец? Ифань и Чунмён были прекрасным примером того, что не стоит ограничиваться лишь своей национальностью.
Развернувшись на пятках, парень уверенным шагом направляется ко входу в больницу.
— Вам чем-нибудь помочь? — молоденький омежка на входе вздрагивает от взгляда Тао и отводит глаза в сторону.
— Мне нужен глав врач. Или заведующий отделением хотя бы. Реанимации.
Паренёк хватается за трубку стационарного телефона, шустро набирая номер. Тао прикрывает глаза и пытается почувствовать. Почувствовать что? Он и сам толком не знает.
— Сейчас к вам спустятся, — сбивчиво тараторит омега и ретируется со своего рабочего места.
Тао вздыхает. Ничего нового. Он вновь прикрывает глаза и пытается представить, если его соулмейт тут, то какой он, где находится? Сознание подкидывает картинки хрупкого омежки, бледного, темноволосого. Он лежит на кровати без движений, подключённый к аппарату искусственного жизнеобеспечения. Альфа распахивает глаза и морщится. Он явно пессимист и с фантазией у него всё плохо.
— Вы меня спрашивали? — за его спиной вырастает альфа в белом халате.
Волосы давно уже тронула седина, на вид ему было глубоко за пятьдесят. Он был почти на голову ниже Тао, но от него исходила невероятная сила и уверенность. Он окидывает оценивающим взглядом молодого альфу, подмечая мелкие детали, оставаясь таким же спокойным и даже хладнокровным.
— Ким Чонджи. Заведующий отделением реанимации, — мужчина протягивает руку для рукопожатия.
— Хуан Цзытао. Простите, я плохо знаю корейский, — протягивает руку в ответ, прижимая крепкую мужскую ладонь.
— Что вы хотели? — врач спокойно переходит на китайский. Его взгляд острый, словно нож скальпеля. Всё четко и лишь по существу.
— Я бы хотел поговорить с вами. Где-нибудь в более тихом месте, — мужчина оглядывает пустой коридор, в котором сейчас ни души, вздергивая бровь, и разворачивается в сторону лифтов.
— Идемте тогда.
— Тут что, все китайский знают? — тихо бормочет себе под нос Тао.
Они поднимаются на седьмой этаж и в тишине проходят один коридор за другим. Тао оглядывается по сторонам, впитывает окружающую атмосферу. Через пять лет он тоже окажется в одной из больниц в качестве интерна и будет помогать спасать чьи-то жизни. Если, конечно, сможет дожить…
Врач заводит его в кабинет, устраивается за столом, взглядом указывая на стул напротив. Он пристально смотрит на молодого альфу, особенно на его глаза, и почему-то уже догадывается, о чем может пойти их разговор.
— Так что вам нужно, молодой человек? Редко кому так срочно для разговоров нужен заведующий реанимации.
— Понимаете… Я ищу кое-кого.
— Слишком расплывчато. Кого вы ищите? Кем вы приходитесь тому, кого ищите? Побольше конкретики, — мужчина укладывает переплетенные пальцы рук на столешницу.
— Он мой соулмейт, — Тао пальцем указывает на свои глаза. — Я не уверен, что он здесь, может я ошибся, но меня сюда привело какое-то чутье. Поэтому я тут. Я не знаю, что случилось точно, так что не могу даже как-то вам помочь, чтобы вы помогли мне. Мне лишь кажется, что он болен чем-то серьезным.
— Когда это случилось с вами?
— Четыре года назад. В мае, — Тао непроизвольно передергивает плечам, вновь вспоминая тот день.
— А если я сейчас скажу, что ничем не могу вам помочь?
— Я тогда извинюсь, уйду и продолжу поиски в где-нибудь ещё.
Врач какое-то время молчит, а Тао сверлит его взглядом.
— Идемте, — мужчина на удивление резво и порывисто встает со своего места, направляясь к двери. — Я тоже могу ошибаться, но кое-что вам покажу.
Они доходят до самого конца, упираясь в тупик. По правую руку от них окно палаты. Тао кидает лишь один взгляд и горло сдавливает так, что трудно сделать вдох.
— Как думаете, это он? — Тао кивает. Он и так уверен, что это он, тот, кого он искал долгих четыре года.
— Я могу к нему зайти? — Хочется коснуться, увериться, что это не сон, что вот он, действительно твой. Хочется до зуда в руках.
— К сожалению, нельзя. Только с разрешения родителей. Ему сейчас шестнадцать.
— Значит всего лишь в двенадцать лет… — растерянно шепчет Тао. — Я понимаю про врачебную тайну, я сам учусь на медика, но что вы можете мне рассказать о нем?
Врач какое-то время молчит, выбирая между тем, что он должен делать и тем, что будет правильным.
— Его зовут Кёнсу. У него лейкоз. Вы правы, ему было всего двенадцать, когда болезнь дала свои первые критические симптомы.
— Остановка сердца?
— Да, в дороге, пока его везли на скорой. Три минуты.
— Это были самые страшные три минуты моей жизни, — голос звучит устало, а и без того бледная кожа выглядит ещё белее. — Остальные два раза было как-то проще.
— За четыре года он ни разу не покидал этого этажа, его состояние весьма нестабильно.
— Поэтому он в искусственной коме? — догадывается Тао.
— Да.
— А лечение?
— Ни одна пересадка костного мозга не была удачной, хотя все доноры были потенциально совместимы.
— Возьмите пробу у меня.
— Что? — впервые серьёзное лицо врача становится растерянным.
— Я почему-то уверен, что смогу стать для него подходящим донором.
— Без разрешения…
— Мне двадцать, так что разрешения моей семьи не требуется. А на то, чтобы провести лабораторные исследования на совместимость, разрешение его родителей не нужно.
— Это всё не делается с бухты-барахты прямо здесь и сейчас. Лаборатория как минимум уже закрыта. Приходите утром, и мы с вами всё обсудим. Я заодно свяжусь с родителями мальчика. В любом случае вам необходимо встретиться.
Тао кивает и тихо благодарит. Он снова смотрит за стекло, где лежит его пара и пытается бороться за их жизни один.
— Я приду завтра, — шепчет альфа, прежде чем покинуть стены больницы.
Тао достаёт телефон из кармана, который как всегда стоит на беззвучном режиме, и с удивлением смотрит на одно уведомление о сообщении. Ему просто не верится, что брат не завалил его сотней гневных звонков, но, скорее всего, за это нужно благодарить Чунмёна.
Мы в кафе напротив больницы
Даже от входа в больницу видно яркую вывеску кафе, которая создаёт неожиданный контраст. Тао идёт медленным шагом, но сердце в груди бьётся, как сумасшедшее. Кажется, что он никогда (по крайней мере очень давно) не чувствовал себя настолько живым.
Ифань и Чунмён пристроились за столиком у окна, сразу заприметив младшего. Альфа выглядит хмурым, зато его соулмейт буквально светится от любопытства.
— Ты знаешь, что мы из-за тебя пропустили наш самолёт? — Ифань не был бы собой, если бы сразу не высказал своё недовольство. Однако он тут же получает болезненный тычок под ребра за свои слова.
— Ну, что? Удалось что-нибудь узнать? — мягко спрашивает омега.
Тао кивает и некоторое время молчит. Мысленно он всё ещё стоит у больничного окна.
— Кажется, я нашёл его.
— Ты серьёзно? — кивок. — Уверен, что это именно он?
— Процентов на девяносто пять. Завтра придут его родители, и я смогу попасть к нему в палату.
— Что собираешься делать? — на удивление тихо и мирно спрашивает старший альфа.
— Спасать его, — в воздухе повисает недосказанность вместе с давящей тишиной за столиком. — Я хочу немного прогуляться и побыть один. Фань-гэ, прости, что сорвал вылет. Лети домой один, а я вернусь, как только будет возможность.
— Не глупи. И где ты собираешься жить и на что жить? И как собираешься возвращаться?
— Тао может пока остаться у меня, я за ним прослежу и позабочусь, — включается в разговор омега, но получает в ответ лишь недовольное шипение от своей пары.
— И главное, что я скажу родителям, если вернусь один?
— Скажешь, как есть.
— Чтобы меня смыло волной нотаций и слез?
— Не смоет. Ты такой же зануда.
Чунмён поджимает губы, но не выдерживает и прыскает в кулак, хихикая с перепалки.
— Оставайтесь оба у меня, это не проблема, — омега мягко поглаживает Ифаня по плечу. — Тао, ты главное вернись домой ночевать, чтобы мы не волновались. А завтра пойдём втроём в больницу. Идёт?
Тао едва заметно кивает. Он чувствует невероятную благодарность Чунмёну.
— Ты слишком добр к нему, — ворчит альфа, когда Тао скрывается в вечерней темноте, а колокольчик на двери прекращает мелодично переливаться.
— Фань, не ревнуй, — хихикает Мён, целуя своего соулмейта в щёчку. — А ещё не будь таким занудой. Хотя я тебя и такого люблю.
Тао ощущает непривычное волнение. Он слишком отвык от этого ощущения, когда внутри всё будто скручивается в один тугой узел. Чунмён и Ифань сидят немного в стороне, решив не трогать сейчас парня, но быть всё равно поблизости.
— Пришли всё же, — доктор Ким появляется незаметно, словно выплывая из толпы снующих по первому этажу туда-сюда людей.
Тао вскакивает и кланяется мужчине в знак приветствия.
— Здравствуйте! — здоровается вслед Ифань.
— А вы?..
— Я его старший брат. Сводный. А это моя пара, — врач в ответ кивает.
— Пойдем. Родители Кёнсу уже приехали.
Чем ближе лифт подъезжал к седьмому этажу, тем более волнительно становилось Тао. В какой-то момент хотелось даже немного заскулить. Объяснить причину мандража не удавалось даже самому себе.
Врач ведёт их всех в свой кабинет, где на небольшом диванчике пристроилась пара. И альфа, и омега выглядели не многим лучше сына. Бледная кожа, красные заплаканные глаза омеги, что нервно кусал губы. И лишь одного взгляда на Тао ему достаточно, чтобы глаза снова наполнились влагой. Уткнувшись мужу в плечо, он тихо всхлипывает.
— Простите его. Это просто неожиданно для нас, — голос омеги хриплый от слёз.
— Я помогу, — за спиной появляется Чунмён, ободряюще сжимая плечо Тао, и берет на себя роль переводчика.
В первую очередь Тао отправляют на сдачу анализов. Ведь даже если он окажется не соулмейт омежке До Кёнсу, — Тао закатывает глаза на такое заявление врача — он всё равно может быть для него потенциальным донором. А упускать такую возможность нельзя.
Его кидают из одного кабинета в другой, заставляя мотаться по этажам. И пусть он в будущем тоже врач, сейчас его это откровенно раздражает. На часах давно за полдень, он получил разрешение от родителей омеги, но до сих пор не смог к нему попасть.
Но когда его, наконец, отпускают, он стоит перед дверью, робея и не решаясь войти. В коридоре никого, поэтому свидетелей его трусости нет.
— Давай же! Ты же его так долго искал, — Тао даёт себе мысленную оплеуху, и всё же открывает дверь, разделяющую его и омегу.
Вблизи Кёнсу ещё бледнее. Даже его полные губы сейчас почти белые, хотя Тао уверен, что они должны яркими, как спелая вишня. И наверно такими же вкусными.
Помотав головой, он отгоняет такие несвоевременные мысли.
— Знаешь, я так долго тебя искал… Надеюсь, что именно тебя, и я не ошибся, — Тао садится на стул возле кровати, и сжимает в своих пальцах тонкую ладошку.
По коже пробегают словно сотни маленьких разрядов тока. Ощущение, которое даже по описанию ни с чем другим не спутать.
Всё же нашёл.
Глаза щипает, но он не позволяет себе расплакаться, сжимая ладошку сильнее.
Не бойся, теперь всё будет хорошо. Я тебе обещаю.
На лабораторные исследования уходит несколько дней, и всё это время Тао сидит как на иголках. Каждый день с самого утра и до того момента, пока его не выгонят из палаты, он проводит у Кёнсу. Один раз он даже просит разрешить ему остаться на ночь, но доктор Ким непреклонен, готовый, если понадобится, и за уши выгнать Тао. Тому лишь остаётся со вздохом подчиниться.
Сидя в палате, он штудирует учебник корейского, неожиданным образом затесавшийся среди книг в небольшой библиотеке дома Чунмёна. Он сомневался, что омега знает китайский, поэтому он с присущим ему маниакальным энтузиазмом углубляется в учебник, заучивая и запоминая страницу за страницей.
А ещё он разговаривает с Кёнсу, уверенный, что тот его всё равно слышит. Корейская речь выходит немного ломанной, с акцентом, но он продолжает говорить, рассказывая о себе, о семье, о Китае.
Спустя три дня Тао буквально влетает домой, держа в руках бумаги на совместимость и собственное согласие на то, чтобы стать донором. Альфа чуть ли не светится, улыбается и тараторит что-то на жуткой смеси двух языков.
— Знаешь, я впервые за долгое время вижу его таким жизнерадостным, — признается ночью Ифань, когда они с Чунмёном устраиваются спать. — Я и забыл, что он может быть таким шумным и неугомонным.
— Разве это плохо?
— Наоборот.
— Ну вот видишь. А ты в него не верил.
— Не совсем так. Конечно, я довольно скептически ко всему этому относился, — Ифань ловит на себе укоризненный взгляд омеги. — Не смотри на меня так! Да, признаю, я был не прав. Но он же мой брат. Да, мы не родные, но мы с самого детства вместе. Как я мог не бояться за него? Все мы боялись. — Мы ведь прекрасно понимали, что если что-то случится, мы больше его никогда не увидим. И каждое утро отпускали его, как в последний раз. И я до сих пор волнуюсь. Ведь не факт, что всё пройдёт хорошо. Угроза всё ещё есть.
— Просто верь в него и в них обоих. Что должно быть, то в любом случае произойдёт, — Чунмён мягко целует своего соулмейта, не давая ему хоть что-нибудь сказать в ответ.
Кёнсу готовят к пересадке костного мозга. За день до назначенной операции Тао не пускают к нему в палату, аргументируя тем, что он будет лишь мешаться под ногами. Альфа пытается убедить доктора Кима, что он в будущем тоже врач, и это будет для него отличной практикой. Но реаниматолог остаётся непреклонен. В итоге он выполняет всё же свою угрозу и, схватив Тао за ухо выводит его на крыльцо, наказав ближайшие два дня даже не появляться в его отделении.
Тао умел ждать, только в данном случае категорически не хотел. Прошатавшись целый день на морозе под снегопадом, он лишь под вечер возвращается в дом Чунмёна, получая новый нагоняй от Ифаня за свою безалаберность.
Тао лишь шмыгает на это носом, ничего не говоря. Омега качает головой и отправляет его греться в ванную, бурча себе под нос:
— Не хватало, чтобы ты ещё заболел.
Весь вечер Чунмён на пару с Ифанем вливали в Тао чай, витамины и разные средства от простуды, игнорируя его возмущения по поводу того, что он врач и сам в состоянии о себе позаботиться.
Только утром сиплый голос и насморк показали, что если вечерние процедуры и не были бесполезны, то как минимум недостаточны. После завтрака Тао загнали назад в постель с пол-литровой чашкой чая. Альфа фыркал, но не спорил. Показываться в таком виде в больнице не хотелось. Да и не факт, что пустят.
Тао натягивает одеяло до самого подбородка и вновь с головой уходит в учебник корейского языка. Он не замечает ни как летит время, ни как в комнату тихо заглядывает Ифань. Старший садится на кровать и легко треплет брата по волосам.
— Эй, ты чего?
— Ничего. Я что, не могу просто прийти к своему брату.
— Ты давно так уже не делаешь, — качает головой Тао, и Ифань немного печально вздыхает в ответ.
— Прости, мелкий. В тот день… Я… — альфа пытается подобрать слова, чтобы выразить свои чувства, только всё не выходило. — Мне было страшно за тебя. Я не хотел, чтобы в один день ты просто исчез. Пытался тебя контролировать. А ты всё больше отдалялся и холодел. А когда ты всё же нашёл этого мальчика, то, пусть и не до конца, но ты начал вновь становиться собой. И я понял, что был дураком.
— Жаль, у меня под рукой диктофона не было, — старший удивлённо выгибает бровь. И это всё, что его брат может сказать на такое искреннее признание? — Надо же, Ву Ифань признал себя дураком! — губы Тао расползаются в немного мстительной улыбке.
— Ах ты поганец!
Подушка подворачивается под руку Ифаню и удачно впечатывается в лицо хохочущего Тао.
— Что у вас тут происходит? — в комнату любопытно заглядывает Чунмён.
— Избиение малолетних, — Ифань ещё раз приземляет подушку на голову Тао.
— Я люблю тебя, Фань-гэ. И тебя, хён, — Тао устраивает голову на коленях брата и улыбается. — И спасибо, что делаешь моего зануду-брата лучше.
Ифань хочет сначала немного поворчать, но всё же вместо этого вновь гладит брата по волосам.
— Прямо-таки рождественский олень, — умиляется Мён, смотря на младшего.
— Почему это я олень?
— Потому что с красным носом и счастливый.
— Я раньше пандой вообще-то был.
— Кунг-фу пандой? — хихикает омега.
— Нет, это была ушу панда, — вставляет свою лепту Ифань.
— Значит сможешь защищать свою пару, — от слов Чунмёна улыбка на лице Тао меркнет, и он вновь хмурится. — Волнуешься?
— Конечно. Как можно не волноваться? — тяжёлый вздох.
— Просто верь, что всё будет хорошо. Ты ведь смог его найти. Да, я фаталист, поэтому считаю, что в жизни ничего не бывает просто так, — омега подмигивать Тао. — Эй, олень Рудольф, не хандри. Лучше подумай, что ты подаришь ему на Рождество.
— Подарю? — удивляется младший.
— Ну да. Омеги любят подарки. И пусть Рождество уже прошло, но не так давно ведь! За окном зима, так почему бы не порадовать мальчика каким-нибудь подарком?
Тао задумывается о том, что это действительно неплохая идея. А Ифань с Чунмёном незаметно в это время выскальзывают из комнаты.
Весь следующий день Тао тратит на поиски подходящего подарка. Это оказывается более сложной задачей, чем он рассчитывал. Он совершенно ничего не знает о Кёнсу, его интересах, поэтому совершенно не представляет, что может подойти в качестве подарка. Альфа заходит во все магазины подряд — от книжных до ювелирных, и всё никак не может определиться. Когда стрелки часов показывают восемь вечера, Тао понимает, что сегодня он уже опоздал в больницу. Он ругает себя за медлительность и неуверенность. Но потраченного впустую времени безумно жаль, поэтому он решает во что бы то ни стало найти подарок.
Вереница бесчисленных магазинов сменяется друг за другом. Тао тормозит у одной из витрин, а в голове наконец есть идея. Не раздумывая больше ни минуты, он заходит внутрь и просит ему комплект с витрины. Белые пушистые варежки, такой же белый шарф и шапка с невероятно милым красным помпоном. Альфа уверен, что Кёнсу пойдет. Тем более подарок практичный, сейчас зима. И как только омеге разрешат выходить на улицу, Тао сразу же поведет его гулять, и подарок пригодится.
Тао останавливается у входа в больницу. На улице снова идет мелкий снег. Он поднимает голову вверх, разглядывая окно палаты Кёнсу, что вычислил пару посещений назад.
Горит свет.
Тао расплывается в улыбке и практически вбегает в больницу. Омега на входе уже не пугается, привыкший к немного необычному посетителю. Он добродушно кивает в знак приветствия, даже не напоминая о бахилах и вещах. Семь этажей на лифте тянутся слишком долго. Он притоптывает, с нетерпением ожидая открытия дверей.
В коридорах как обычно немноголюдно, но даже так видно, что жизнь здесь идет. Торопливые шелестящие шаги Тао прерывает оклик за спиной.
— Удивлен, что ты не стоял на пороге больницы еще вчера, — врач отдает медбрату карточку пациента и переключает всё внимание исключительно на Тао.
— Здравствуйте, доктор Ким. Вчера бегал в поисках подарка, — альфа указывает на подарочную коробку в своих руках.
— О, ясно.
— Как он? Я могу его увидеть? — Тао снова от волнения переминается с ноги на ногу.
— Можешь. Его состояние стабильное, в сознание он приходил хорошо.
— А пересадка?..
— Пока рано делать окончательные выводы. На данный момент его анализы хороши, и мы рассчитываем, что в этот раз всё пройдет гладко, — Тао счастливо улыбается от таких слов, радуясь.
— Я тогда пойду. Спасибо вам за всё!
Альфа готов пустится вприпрыжку до палаты, но предпочитает вести себя более сдержанно. Перед входом он шумно выдыхает, прогоняя сиюсекундное волнение, и распахивает дверь.
Кёнсу немного щурится, читая книгу при свете ярких больничных ламп. Когда открывается дверь, он щурится еще сильнее, силясь разглядеть силуэт. Но выходит плохо, поэтому приходится тянуться до очков на тумбочке.
На пороге стоит высокий черноволосый альфа. Наверняка аж на голову выше его! Слегка заостренные черты лица, желтые глаза. Кёнсу от родителей и врача знает, кто это, но всё же сердце в этот момент предательски пропускает удар.
— Привет, — Тао оказывается немного смелее и первым начинает диалог, входя в палату и прикрывая за собой дверь.
— Привет, — пальчики сжимают край одеяла, и по мере приближения альфы, щёчки Кёнсу мило розовеют.
— Меня зовут Хуан Цзытао.
— А я До Кёнсу.
— Я знаю.
— Я тоже, — омега улыбается, и для Тао это самая милая улыбка, что он в своей жизни видел.
В какой-то момент в палате повисает тишина и оба не знают, о чем говорить.
— Это так неловко, да? — альфа садится на стул рядом с кроватью, чтобы быть ближе.
— Даже очень. Когда мне сказали о тебе, я даже не поверил. И… — Кёнсу смотрит ему прямо в глаза. — Прости за глаза. Наверно, с таким трудно жить.
— Не труднее, чем тебе тут было, я уверен. И даже привык, — Тао протягивает руку и совсем невесомо касается кожи ладони большим пальцем. — Как ты себя сейчас чувствуешь?
— Нормально. Только скучно. Врач говорит, что мне нужно больше спать и отдыхать, а мне кажется, что я выспался на пару лет вперед. Мне вот книгу принесли, хотя и читать мне тоже пока много нельзя. А всякие гаджеты тем более нельзя, — Кёнсу грустно вздыхает, и Тао считает, что это самый подходящий момент, чтобы подарить подарок.
— Вот, держи. Это тебе, — на колени ложится коробка, не тяжелая, но объемная.
— По… подарок?
— Недавно было Рождество, поэтому я решил… С праздником, в общем, — альфа никогда не дарил ничего омегам, если не считать папу, так что этот момент был для него в новинку.
— Спасибо. Это очень неожиданно для меня. Я так давно не праздновал Рождества, что уже забыл про всё это. Рождество, подарки, какао, предпраздничные песни. И конечно ёлка. Я родился зимой и так любил, когда в доме стояла ёлка. Надеюсь, у меня получится в следующем году её увидеть. Так хотелось бы…
Тао быстро облизывает губы, пока в его голове идеи проносятся еще быстрее.
— Жди здесь? Я скоро вернусь, — альфа подрывается на ноги и выбегает из палаты.
— А? В смысле?
Тао со всех ног бежит в детский магазин игрушек в нескольких кварталах от больницы. Дорога от нее и до дома Чунмёна каждый раз проходила мимо него, и Тао не раз успел оценить красоту не только детских игрушек, но и ёлочных, и даже маленьких припорошенных снегом искусственных елей с игрушками и огоньками.
И он обязательно сейчас принесет одну для Кёнсу.
В магазине практически никого, кроме продавцов. Тао радуется, что не нужно толкаться среди шумных детей и их родителей, что пытаются отговорить своё чадо от покупки ещё одной, скорее всего бесполезной, игрушки.
Ёлочная атрибутика всё ещё стоит в центре на главном постаменте, который никак не пропустишь и не потеряешь. Большие и совсем маленькие, пышные и тоненькие, с красными ягодками или огоньками, сочного зеленого цвета или словно припорошенные белым снегом.
Тао выбирает не слишком большую, чтобы поместилась на больничной тумбочке, украшенную небольшими бантиками и гирляндой.
Дорога обратно кажется еще короче, чем до магазина. Он словно летит. Кёнсу наверняка обрадуется.
Все лифты, как назло, застряли где-то на верхних этажах и спускаться вниз совершенно не собирались. Махнув на них рукой, альфа отправляется к лестнице, перепрыгивая через две ступени.
Когда он открывает дверь, то удивленно смотрит на Кёнсу.
— Они очень теплые, спасибо, — омежка сидит в варежках, шарфе и шапке, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, отчего помпон забавно болтается следом.
— Тебе идет, — Тао достает из пакета ёлочку и водружает её на тумбочку. Свободная розетка находится неподалеку. И когда альфа гасит верхний свет, помещение заливают разноцветные огоньки.
— Какая красота, — омега неожиданно всхлипывает, прикладывая ладошку ко рту.
— Ты чего плачешь? — тут же волнуется Тао.
— От радости. Это и правда… чудесно… — Кёнсу снимает одну варежку и тянет руку к альфе.
Тао подходит ближе, садится на кровать, и касается протянутой ладони.
— Я, кажется, попал в сказку. Не знаю, надолго ли, конечно. Но сейчас я так счастлив, правда.
— Надолго. Мы с тобой сделаем так, чтобы это было прекрасное начало еще более прекрасной сказки со счастливым концом. Идёт?
Кёнсу тихо угукает, и устраивает голову на плече альфы. Он смотрит на мерцающие огоньки, а внутри впервые теплится уверенность, что всё и правда теперь будет хорошо.