***

Примечание

Работа написана до 3.х, но в целом вряд ли это как-то меняет моё виденье написанного.

      Традиции смертных такие… цикличные.


      Называть их глупыми было бы странным и непохожим на правду – в Скарамуше сильна тяга к человеческим традициям и искусству, чему-то переменному с течением времени и нравов. Но Зимний праздник был константой, яркой, карамельно-приторной.


      Аж скулы сводит.


      Детский смех, семейное единение, поцелуи под загадочными ветками – каждый раз у него тлела саркастичная надежда, что растение окажется ядовитым, – раздражали Скарамуша, который как бы ни силился понять суть простых радостей, прочувствовать и погрузиться в атмосферу не мог. В этом не было лирики, истинной игры и высокой творческой ноты, как было в театрах, музыке и томах книг, да даже в национальных праздниках, которых за долгие годы скитаний удалось повидать немало. В конце концов, пустоту сознания до попадания в Фатуи приходилось восполнять своими силами, без чьего-то наставничества.


      Но в Снежной Зимний праздник был настоящим культом.


      Гирлянды и мишура, традиционные блюда, нелепые наряды, поражающие своей яркостью и аляповатостью и, конечно, прием в дворце Царицы для сливков высшего общества.


      …вы же не ждёте, что Скарамуш так проникся, что полюбил всю хлопотную, но радостную суету?


      Потому что этого не случилось.


      Может, дело было в том, что человек, чьё общество предпочитал Сказитель, тоже не был ценителем «сборищ», а может частичка его непутевой создательницы решила показаться на свет, но массовые празднования вызывали нарастающие приступы головной боли через пятнадцать минут после начала. Занятно было лишь после, когда все гости наконец-то разошлись или опьянели настолько, чтобы не заметить отсутствие предвестников, проследовать в лабораторию за Дотторе, усмехающемуся очередным недальновидным и заурядным расспросам окружающих и неумелым попыткам флирта. После, среди полумрака, рассеиваемого лишь точечными отсветами ламп, доктор – из вежливости – предлагал выпить вина из припрятанных бокалов, как раз на такой случай. Праздничная ночь всё-таки.


      Вот это Скарамушу отчего-то нравилось.


      Наверное.


***



      В этот раз он решил слегка поступиться правилами и не явиться на бал. Всё спишут на эксцентричность странной куклы, далёкой от привычных порядков «нормальных людей». Скарамушу это на руку и почти не вызывает раздражения, по крайней мере сегодня, ведь он умудрился пронести в лабораторию коробку с украшениями различной степени блестящего безобразия – гирлянды, мишура, разноцветные шары из стекла и пара сияющих гирлянд с причудливыми переливами камней. Удалось захватить даже пихту – небольшую, но способную поддержать дух истинного праздника Снежной.


      Затея казалась баловством – чем-то детским, чего Скарамуш был лишен из-за самой сути своего появления на свет. Но он не стал правителем – лицом Эи, так что сейчас мешает совершить простую и такую человеческую шалость? Возможно, гнев доктора, если бы Скарамуш был простым рядовым служащим, был бы решением оригинально покончить с жизнью под Новый год, но он и сам был частью экспериментов, столь любимых Дотторе. Хотя, конечно, безэмоциональной механике в степени расположения он проигрывал.


      Всего через пару часов лаборатория, обычно пребывавшая или в идеальном порядке, или, напротив, являющая собой царство хаоса под управлением гения мысли, радостно сияет, переливаясь праздничными отблесками. И Скарамуш, глядя на проделанную работу, чувствует что-то странно напоминающее удовлетворение и удовольствие. Он сидит на кушетке, болтает ногами. Смотрит на искусственный снег, всё ещё мягко планирующий во взболтанном снежном шаре, который теперь украшает чужой стол. Стрелки на часах, мерно тикающих в тишине кабинета, близки ко времени, когда Дотторе, наконец, должен вернуться, раздражённый духотой наигранных любезностей.


      И правда, стоило подождать ещё с полчаса, как дверь лаборатории отворилась, впустив немного коридорного света. Из-за полумрака Скарамуш не мог точно разглядеть выражение лица Дотторе, но фантазии вполне хватало на красочный образ удивления. Может, немного приукрашенный. Для яркости образа.


      – И зачем?..


      Не размениваясь на приветствия, он затворяет дверь, включает пару ламп, заставляя искорки причудливых гирлянд из камней поблёскивать и переливаться. Качает головой, оглядывая «беспорядок», учинённый его несносным экспериментом, который, ухмыляясь, сидит, закинув ногу на ногу. Явно доволен проделанной работой.


      – Решил внести разнообразия в твой интерьер. Новогоднего, в лучших традициях Снежной. Разве не нравится?


      Слова говорятся нарочито небрежно, смешливо, но в глазах искрит любопытство. Собеседник задумывается под цепким выжидающим взглядом Скарамуша, лишь через минуту отвечает:


      – Разбирать устроенное будешь сам.


      На этом вопрос исчерпывает себя. Лишь после двух бокалов с вином, оказывающихся на столе прямо у снежного шара, Скарамуш благосклонно принимает смирение Дотторе за одобрение. Всё равно истинного выражения довольства от него не так-то просто добиться, если ты не новый технический прорыв.


      Но сейчас это и не важно.


      Ведь Скарамуш впервые чувствует себя по-настоящему празднично.