Багровый закат постепенно сменяется ночью. Ральф курит прямо в открытое окно комнаты — он уже давно не думает, что за этим кто-то следит. Клуб сигаретного дыма растворяется в воздухе. Разум очищается, уже по-осеннему холодный ветер подмораживает кончик носа. Бесшумно открылась дверь. Ральф даже не оглянулся — он и так знал посетителя. Стервятник, весь в чёрных одеяниях, устроился с другого бока, тонкими пальцами доставая сигарету. Это был их молчаливый ритуал. Каждый думал о чём-то своём.
От второй сигареты остаётся маленький окурок. Фильтр неприятно обжигал губы, глаза слезились от едкого дыма. Ральф пару раз ткнул остаток в пепельницу, оставив окурок там же. Стервятник, по старой привычке, потушил окурок об руку. Нужда в самоповреждении прошла не без следа, и иногда проявлялась в бытовых ситуациях.
— Стервятник, я же просил, — Ральф с тихим вздохом сел на кровать. От старых привычек Стервятника его передёргивало. — Прекращай, пожалуйста.
— Прошу прощения, забылся, — парень сел рядом на кровать. Трость так и осталась у окна. Худыми руками он гладил лицо Ральфа, а ногами обвил торс. Тело было слишком угловатым, тощим и костлявым, что всё равно не отталкивало. Блондинистые волосы пахли тем самым шампунем, что покупает специально для него Ральф.
Стервятник всем телом прижимался к Ральфу. В последние пару лет именно он и стал его опорой. Тем, ради кого и продолжал жить Стервятник.
Парень затянул его в жадный, страстный поцелуй. Слишком горячо, мокро и жарко. Слишком слишком. Будто не виделись они не пару часов, а пару лет. Но в этом и была особенность Стервятника — многое за него говорило именно тело. Ральф никогда не останавливал это, скорей так же молча поддерживал — зарывался пальцами в волосы, поглаживал. За всё проведённое время они знали каждую слабую точку друг друга, и активно пользовались этим. Ральф целовал его шею, на что получал рваное дыхание в ухо.
Поцелуи с губ медленно переходили на шею. На этот раз безобидные поцелуи покрывали шею парня. Всё выше и выше подбирались они к лицу. Привычный поцелуй в лоб. Такой же привычный, как и всё вокруг. И родной.
— Душа моя, мой мальчик… — Ральф осторожно приподнимает рукава водолазки и многочисленные фенечки (подарки от птенцов). Проверка прошла успешно, новых ран нет. Шрамы понемногу затягиваются, в напоминание остаются лишь белые полосы. — Расскажи, что тебя беспокоит.
— Мы обязательно поговорим об этом позже. А сейчас дай насладиться временем с тобой, — Стервятник носом проводит по шее. Ральф тихо перевёл дыхание. Снова уходит от разговора. «Настаивать на разговорах нельзя, иначе пропадёт доверие, " — как-то так писали книжках по воспитанию. Но как тут не настаивать? Ральф чуть поджал губы и крепче обнял.
Стервятник снова затянул его в поцелуй. Более нежно, не так требовательно. Он слегка надавил на плечи и устроил Ральфа на кровати. Тот покорно лёг, даже не планируя двигаться. Головой Стервятник лёг на грудь мужчины.
— Новую фенечку подарили? — Ральф принялся рассматривать бесконечное количество браслетов
— Я думал ты не заметил, — Стервятник с улыбкой приподнял один из браслетов. Он отличался от других: менее аккуратный, яркого голубого цвета. — Это Конь сделал, представляешь?
— Конь? — Ральф сразу вспомнил бандерлога, довольно худощавого, но это не делало его менее безобидным. — Ну вы даёте…
Стервятник улыбался, что довольно редко можно было видеть на его лице. Большая Птица умеет улыбаться… И Ральф любил эту улыбку по-особенному.
Их встречи в комнате всегда проходили однообразно. Теплота пронизывала эти моменты и связывала их с другими, такими же моментами. Все они не особо отличались друг от друга, но были дороги каждому.