Sweater Weather all the time

12 апреля 2012 года. Кладбищенский пояс Куинса*

Ливень обрушивался с неба громоздкими каплями. Дождинки с характерным звуком бились о листву деревьев и струйками вырисовывали на ней причудливые узоры. Где-то вдалеке вспыхнула молния, но одинокая фигура напротив одного из серых надгробий упрямо не двигалась с места. Подрагивающей рукой она держала чёрный зонт, второй при этом иногда поправляя съезжающие с переносицы солнечные очки, совершенно неуместные в такую погоду. Присев на корточки, фигура тяжело вздохнула и всё же оставила тщетные попытки удержать несчастные очки, отправляя их в карман. Освободившейся рукой она провела по выгравированному на камне имени и вздрогнула словно всем телом в вырвавшемся всхлипе. Ладонь её оторвалась от надгробия и в отчаянном жесте прижалась ко рту, словно кто-то мог услышать и осудить. Но на кладбище больше никого не было, а ливень и не думал прекращаться.

Спустя пару минут беззвучной скорби, она снова посмотрела на надгробие, проводя теперь одними лишь пальцами по надписи. Пальцы методично выводили контур выгравированных букв, что складывались в имя близкого ей человека. Близкого человека, которого больше не было рядом. Который ушёл, и теперь не мог её защитить. Её отца.

"Джонатан Моррис Риверс

14 июня 1973 года - 8 апреля 2012 года"

- Пап... До сих пор не могу поверить что тебя больше нет. Что теперь я совершенно одна... Знаешь, я решила что ради тебя мне нужно начать жить. Найти наконец способ вылечиться от этой болезни. Знаю, ты бы не одобрил. Ты всегда говорил что мне надо смириться с тем, что я никогда не смогу почувствовать на своей коже тепла от солнечного света. Смириться с тем, что я буду слишком уязвима для нормального существования вне нашей квартиры, но... Теперь я так не могу. Я не хочу мириться с этим. Я хочу жить полной жизнью, также как другие люди. Теперь, когда тебя больше нет со мной, я ощущаю это как никогда сильно.

Тихий девичий голос тонул в шуме дождя и грозился снова сорваться на всхлип, но она не обращала внимания. Лишь упрямо продолжала говорить с фотографией на сером безжизненном надгробии, с которой на неё смотрел улыбающийся отец.

- Я смогу с этим справиться. Жаль, что ты этого не увидишь, пап... Но я постараюсь за нас двоих. Я буду таким же героем, каким был для меня ты. Обещаю.

Проведя последний раз по имени отца, девушка встала. Прошептав одними губами "прощай", она снова надела очки и направилась к выходу с кладбища, держась обеими руками за зонт, словно за спасительную соломинку.

***

Родная квартира встретила Алекс гробовой тишиной и тьмой. Чёрные гардины были запахнуты, и старательно не пропускали и крупицы света из внешнего мира. Кондиционер усиленно охлаждал воздух, наматывая огромные счета за электричество. Это могло бы стать проблемой для неработающей Алекс, однако Джонатан позаботился о том, чтобы его дочь ни о чём не заботилась, в том числе и о финансовой стороне вопроса самостоятельной жизни.

Переступив порог входной двери, Риверс кинула чёрную худи и зонтик куда-то в угол и, не снимая обуви, прошла прямо на кухню. Кроссовки оставляли за собой грязные следы на ламинате, а с русых волос капала вода, но Алекс не обращала на это ни малейшего внимания. Она в полной прострации открыла верхний кухонный шкаф, благо её рост в метр восемьдесят это вполне позволял, и достала откуда-то из глубины бутылку отцовского виски. Открыв её, девушка поморщилась из-за запаха и страдальчески вздохнула.

- Что ж, Алекс, тебе только-только исполнилось восемнадцать, а уже за алкоголь? Отличное начало взрослой жизни, ничего не скажешь. Отец бы гордился тобой.

Говорить с самой собой вошло у девушки уже в привычку за эти несколько дней. Ей казалось что это начальная стадия, а потом ещё немного - и она просто свихнётся от одиночества. Солнечные очки отправились куда-то на стол, Алекс же прямо с горла отпила виски и чуть не подавилась. На вкус было мерзко. Она пыталась бороться с настойчивым желанием выплюнуть это всё в раковину, но в итоге оно победило. Адское пойло расплылось по серебристой поверхности раковины, а девушка схватила кувшин с водой и жадно начала пить.

- Какая мерзость! Отлично, даже виски осилить не можешь. Как же ты собираешься бороться с болезнью, Алекс?

Вопрос мёртвым грузом повис в воздухе, а девушка закрыла бутылку и кинула её в мусорное ведро. Взгляд Риверс невольно упал на полку с фоторамкой. На снимке ей было около двух, она ещё не болела странным недугом и в ярко-зелёном платье счастливо восседала у отца на плечах. А сбоку её поддерживали руки улыбающейся женщины с густыми русыми волосами. Голубые глаза лучились счастьем и любовью к своей семье. Но Алекс прекрасно помнила, что всего через год после этого фото Ванессы Риверс не станет, и счастье на фото казалось слишком обманчивым.

Тяжёлый вздох прервал густую тишину квартиры в Бруклине. Алекс взяла рамку в руки и опустилась с ней на пол, спиной прислонившись к кухонной тумбе. Пальцы сами по себе начали мягко обводить контур матери. До боли хотелось узнать какой она была. Какой бы она была сейчас. Но отец практически никогда о ней не рассказывал. Риверс понимала - ему слишком больно о ней говорить и не донимала расспросами. А сейчас было уже некого. Она так и не узнала какой была её мать, и теперь никогда не узнает.

- Ты обязана бороться. Ради себя и ради родителей. Они хотели бы этого.

Аккуратно отставив фотографию в сторону, Алекс потянулась в карман и достала мобильный. Спустя пару минут в интернете нашёлся телефонный номер ближайшей больницы, она набрала его и терпеливо стала дожидаться ответа. С этого дня всё будет иначе.