автозаки, синяки и голосовые посреди ночи

Мы случайно встретились здесь с тобой

Я растворился в твоих глазах

Какое счастье, что мусор злой

Нас вместе посадил в автозак

Заточка — Автозак

Когда его вталкивают в автозак и громко захлопывают за ним дверь, Олежа всё ещё не до конца понимает, что произошло. Вот он идёт в толпе и выкрикивает вместе со всеми "Свободу Овальному!", вот с двух сторон их колонны внезапно появляются ряды омоновцев с дубинками наперевес, вот кто-то начинает кричать, все вдруг куда-то бегут, а Олежу хватают за локоть, грубо выдёргивают из толпы и тащат к почти забитому автозаку. Душнов пытается что-то говорить о законности мирных собраний, но ему лишь сильнее заламывают руки.

И вот он здесь, стоит среди десятка таких же пойманных ребят в тёмной железной коробке с решётками. Места почти нет, и Олежа вжимается спиной в решётку. На его появление практически не обращают внимания: ребята либо переговариваются друг с другом, либо копаются в своих телефонах. "Точно, — думает Душнов, — надо написать правозащитникам". Перед митингом он несколько раз перечитал памятку о том, что делать, если тебя поймали, и сейчас алгоритм действий сразу возникает в голове. Достав телефон из кармана джинсов и открыв диалог с заранее добавленным ботом, Олежа быстро печатает, что произошло, своё имя и номер. Его спрашивают, в какой отдел их везут. Он не знает.

И тут Олежа осознаёт, что сейчас их повезут в полицию. Что их опросят, оформят, составят протокол, будут держать в отделении не меньше нескольких часов... И это в лучшем случае. О худшем думать не хочется (Олежа знает, что с задержанными могут сделать в ОВД, Олежа не настолько наивный).

В автозак на передние сидения залезают полицейские, что-то обсуждая между собой и улыбаясь. Водитель заводит мотор, и они медленно выезжают на трассу.

— Куда нас везут? — спрашивает кто-то из задержанных.

— Сейчас узнаете, — с усмешкой отвечает им один из полицейских. Дальнейшие попытки ребят расспросить, за что и на каком основании их задержали и куда они едут, менты игнорируют.

Оцепенение постепенно отпускает Олежу, и на смену ему приходит страх. Он один, в чужом городе, его семья в Петербурге не знает, что Олежу арестовали, и он не спешит им об этом сообщать. Что будет в отделении? Уже поздно, около десяти вечера, сколько их будут там держать? Всю ночь? А если в универе узнают? Ему сделают выговор? Лишат стипендии? Отчислят? А если штраф? Где он возьмёт деньги? Придётся всё-таки рассказать родителям. Какой позор!

Тревожные мысли крутятся в голове Олежи, заглушая реальный мир. Тело начинает пробирать дрожь, ладони и лоб покрываются холодным потом, в глазах темнеет. Дышать становится труднее, грудь будто сдавило тисками, дыхание ускоряется и становится поверхностным. К горлу подкатывает паника, Олежа с силой стискивает пальцами решётку. Он может быстро побороть страх и выглядеть уверенным, когда выходит на сцену или выступает перед толпой, но собраться с мыслями, когда впереди пугающая неизвестность, у него не выходит.

Вдруг на его плечо опускается тяжёлая, большая ладонь, а сверху доносится обеспокоенный голос.

— Эй, ты в порядке?

Это выдёргивает Олежу обратно в реальность. Паника чуть отступает, и он поднимает глаза. Перед ним стоит высокий, крепкий парень, на вид чуть старше Олежи. Олежа смотрит в его тёплые светло-карие глаза так долго, что кажется, будто он сейчас в них утонет. На удивление, это немного успокаивает.

— Тебе плохо? — снова пытается достучаться до Олежи незнакомец.

Олежа понимает, что нужно что-то ответить.

— Н-нет? — скорее получается вопрос, нежели утверждение. — Не плохо, просто... страшно. Очень. — признаётся Олежа и отводит глаза.

"Страшно ему, ну конечно! А на митинг выходить было не страшно. — грустно думает Олежа. — Вот тебе и борец с режимом... ". Он знал, конечно, что на таких мероприятиях людей пачками задерживают, но даже не предполагал, что сам может оказаться в их числе. Душнов первый раз решился как-то заявить о своей позиции и поддержать единомышленников, хотя за деятельностью оппозиции следил ещё с 2012 года. Но одно дело читать новости, листая ленту Твиттера у себя дома на кровати, и совсем другое выйти на площадь. Олежа и сам не понимает до конца, как ему хватило на это смелости, ведь он раньше даже не постил ничего на тему политики в сети и ни с кем о ней не говорил, разве что родители иногда ворчали на низкие зарплаты или Оля что-то рассказывала об акциях феминисток.

— Первый раз, да? — понимающе улыбается парень, будто читая его мысли, а потом чуть хмурится, осматривая Олежу с ног до головы. — Они тебя не тронули? Не били?

— Нет, всё нормально! — мотает головой Олежа. — А что, кого-то..?

Он не успевает закончить вопрос, потому что автозак резко поворачивает, и незнакомец, не удержавшись, слегка заваливается на Олежу. Душнов отстранённо думает, что это могло бы быть даже романтично, вот только парень слегка морщится, будто от боли, и хватается рукой за правый бок.

— Ох, чёрт... — шипит тот. — Извини.

— Ничего страшного! У тебя что-то болит? Тебя ударили? — догадывается Олежа.

— Да, прилетело пару раз, хорошо, что на мне несколько слоёв одежды, — вымученно улыбается парень, похлопывая себя по боку. Во всех рекомендациях, что Олежа успел прочитать, было написано про многослойность, но, судя по тому, как его собеседник кривит рот при малейшем движении, его шерстяное плотное пальто, свитер, бадлон, и, возможно, что-то ещё, что Олежа уже не может разглядеть, не особо помогли. — Ты, кстати, написал правозащитникам? Сообщил близким? — начинает сыпать вопросами незнакомец, — тебе вообще есть восемнадцать? Извини, просто выглядишь довольно... юно.

Олежу это не задевает, ему часто дают меньше лет, чем есть на самом деле. А что с него взять: щуплый, маленький, с большими глазами, такого, как он, легко принять за подростка. Душнов думал о том, чтобы заняться спортом и, возможно, подкачаться, но денег не хватает даже на домашний спортинвентарь, не то, что на спортзал, а ходить на площадки с тренажёрами в соседних дворах, где часто упражняются местные качки, он стесняется. Оставались только упражнения из приложения, что он скачал себе на телефон ещё полгода назад, но просыпаться каждое утро на полчаса раньше, чтобы сделать зарядку, выше его сил.

— Я написал в бот, но родным не говорил. Они в другом городе, незачем их пока тревожить. — Олежа очень надеется, что его родители никогда об этом не узнают. Не хватало того, чтобы мама начала обвинять отца в плохом воспитании сына. — Мне есть восемнадцать, да, — успокаивает парня Душнов. Ему приятно, что кто-то обратил на него внимание, и его утешает то, что теперь он тут не один. — Как тебя зовут? Я Олежа.

— Антон, — представляется собеседник. Он хочет сказать что-то ещё, но тут автозак останавливается, полицейские вываливаются на улицу и куда-то уходят. За окном темно, хлопьями валит снег, ничего не видно, да и решётка не способствует лучшему обзору.

Ребята вокруг начинают переговариваться громче, сидящая рядом с дверью девушка открывает навигатор в телефоне, а затем громко, так, чтобы слышали все в автозаке, называет номер отделения и адрес. Олеже это ни о чём не говорит, кроме того, что они всё ещё где-то в центре. Москву он знает всё ещё плохо, несмотря на то, что живёт тут уже полгода. Душнов редко выбирается в город, особенно в центр, потому что не любит большие скопления людей; чаще он сидит в своей комнате в общежитии с домашкой или в университетской библиотеке с какой-нибудь интересной книгой.

— Не очень хорошо, — говорит Антон. — Но хотя бы не на другой конец Москвы увезли, — он легко усмехается. — Как-то нас доставили с Сахарова в Марьино, представляешь? И не лень было так долго ехать!

Олежа, если честно, представляет слабо, так как понятия не имеет, что такое Марьино, поэтому решает перевести тему.

— Так значит, тебя уже задерживали?

— Да, было дело, — Антон согласно кивает. — Не хочу тебя как-то пугать, но, судя по моему опыту, приятного будет мало.

О, Олежа догадывается. Он мысленно готовит себя к самому худшему, и внутри снова поднимается страх.

***

Спустя, кажется, бесконечное количество времени, двери автозака наконец-то открываются. Олежу обдаёт колючим, морозным воздухом, и он начинает мелко дрожать, но непонятно, от холода или страха.

— Выходим и встаём в очередь у двери! — гаркает полицейский. Ребята спешно вылезают на улицу, их сразу же окружают менты. Олежа тоже выходит и старается держаться рядом с Антоном.

Они стоят на улице уже минут пятнадцать, но внутрь их никто запускать их не спешит. Попытки ребят расспросить полицейских снова не приносят успеха. На улице снегопад и мороз, все начинают замерзать. Кто-то просится в туалет.

— Так, народ, вы знаете, как себя вести и какие у вас есть права? — вдруг громко говорит Антон. Все поворачиваются к нему, некоторые отрицательно мотают головами. Антон начинает быстро рассказывать, что полицейские имеют право делать, а что не имеют, что нужно отвечать, что писать и что такое 51 статья. Душнов всё это знает, но спокойный, уверенный голос Антона внушает такое необходимое ему сейчас спокойствие и уверенность в том, что всё будет хорошо. Полицейским, что их стерегут, эта импровизированная лекция не нравится, но разгонять собравшихся вокруг Антона людей они не спешат.

Олежа думает, что Антон очень хороший человек: он забеспокоился, когда увидел перепуганного Олежу, хотя сам был избит, попытался помочь остальным задержанным разобраться в собственных правах и терпеливо отвечал на их вопросы. Поддержка — это очень важно для них всех, особенно сейчас, и Антон смог эту поддержку всем дать.

Ещё через десять минут их наконец-то начинают звать внутрь по одному. Когда очередь доходит до Олежи, он заходит в участок и идёт к столу, за которым сидит полицейский. По его лицу видно, что он устал, что ему абсолютно плевать на задержанных и что он просто хочет разобраться со всеми побыстрее и пойти домой. Рядом со столом стоят ещё двое полицейских — мужчина и женщина.

— Паспорт, телефон и ценные вещи на стол, в бланк пишешь своё имя и подпись, — инструктирует его мужчина за столом и протягивает бумагу. — Рюкзак снимай и показывай, потом подойди к Мише, — полицейский кивает головой на стоящего рядом коллегу, — он тебя обыщет.

— Вообще-то вы не имеете права отбирать мои вещи, — протестует Душнов, — или должны составить протокол...

— Так, ещё один умник, — грубо перебивает его Миша. — Ты либо по-хорошему давай, либо отправишься сидеть в спецприёмник за невыполнение законных требований полиции!

"Да какие же они законные?" — ворчит про себя Олежа, но указаниям всё-таки подчиняется. Телефон и кошелёк заворачивают в лист бумаги, на которой пишут его фамилию, паспорт кладут в стопку с уже изъятыми у других ребят документами. Олежу быстро и небрежно обыскивают, в его рюкзак незаинтересованно заглядывает женщина и отдаёт обратно Олеже.

— Иди за мной, — велит ему Миша. Они проходят в какой-то тесный зал с партами и стульями, на которых сидит часть ребят. Олежа ищет глазами Антона — тот уселся на парту и разговаривает с двумя девушками. Обернувшись к вошедшему Душнову, Антон машет ему рукой, подзывая к себе.

— Олежа, иди сюда!

Когда Душнов подходит, Антон слезает со стола, кладёт руку ему на плечо и слегка приобнимает. Олежа немного смущается, его щёки заливаются розовым румянцем, но ему приятно. Он робко улыбается и поднимает глаза на Антона, и тот улыбается ему в ответ.

— Ну, ты как? — спрашивает его Антон. Он выглядит расслабленно и уверенно, и Душнову передаётся его спокойствие, хотя он и так уже почти не нервничает.

— Нормально, — отвечает ему Олежа, а потом спохватывается, — ты сам как? У тебя же, наверное, там синяки! А вдруг рёбра сломаны?

Душнов мягко скидывает руку Антона и чуть отходит, и тот задирает свитер с бадлоном вверх. От увиденного Олежа охнул. На боку Антона красовались два огромных синяка, уже начавшие опухать и наливаться кровью.

— Мда, не самое приятное зрелище, — задумчиво тянет Антон. — Не думаю, что у меня что-то сломано — рёбра не болят, да и дышать не больно.

Олежа облегчённо вздыхает, а потом начинает думать, что можно приложить к гематомам. Ничего холодного у него не было, даже бутылка воды уже успела нагреться и была едва тёплой. И тут Душнов бросает взгляд на окно. Оно было обычным, пластиковым с железной решёткой снаружи. Олежа подходит к окну и воровато озирается, но кроме непонимающе смотрящего на него Антона никто не обращает на Душнова внимания. Полицейских у двери тоже не видно, и Олежа решается приоткрыть окно. На подоконнике лежит много свежего снега. "Отлично!" — мысленно восклицает Олежа. Недолго думая, Душнов стаскивает с себя пуховик, а затем тонкую рубашку, накинутую поверх футболки, зачерпывает горсть снега и заворачивает его в ткань.

Антон подходит к Олеже и с интересом смотрит на эти манипуляции.

— Что ты делаешь?

— Компресс! — радостно отвечает Олежа. — Подними свитер, пожалуйста.

Антон снова задирает одежду, и Олежа медленно и осторожно прикладывает импровизированный компресс к синякам. От холода Антон резко вздрагивает, но потом выдыхает и расслабляется. Когда снег начинает таять, Олежа проделывает всё заново, а затем, аккуратно и едва касаясь, стирает воду с бока Антона рукавом рубашки, и снова прислоняет холод. Антон следит за действиями Душнова как заворожённый, привыкнув и уже не дёргаясь от снега. Бок потихоньку перестаёт гореть, припухлость спадает.

Девушка, стоящая рядом и наблюдающая за "лечением", начинает что-то искать в своей сумке. Через пару секунд она достаёт мазь и протягивает её Олеже.

— Вот, это от синяков. Хорошая.

Олежа берёт мазь и благодарит девушку. В голову приходит мысль, что в следующий раз надо будет взять с собой хоть что-нибудь для оказания первой помощи. "Следующий раз, хах, — думает Душнов. — Как будто я ещё куда-то выйду после сегодняшнего".

— Спасибо, Олеж, — говорит Антон спустя несколько приложенных к боку компрессов и заботливо наложенной мази. — Мне правда стало легче.

И снова Антон улыбается. Олеже очень нравится его улыбка.

Пока они занимались лечением, в зал завели всех ребят из их автозака. Стульев хватило не всем, так что кто-то уселся на пол на свои куртки. Олежа тоже бросает на пол свой пуховик, садится на него и прислоняется спиной к стене.

— Антош, садись, — говорит он и хлопает рукой по месту рядом с собой, а потом осознаёт, как он назвал Антона. Олеже сразу становится неловко — они знакомы всего несколько часов, не стоило так фамильярничать. Но Антон никак не комментирует это, а просто плюхается рядом и медленно выдыхает.

— Интересно, как долго нас тут продержат... — бормочет Антон и тоже откидывается спиной на стену, запрокидывает голову и закрывает глаза.

— А сколько вы ждали в прошлый раз? — Олежа хочет расспросить Антона подробнее о его прошлых задержаниях, но тот выглядит таким уставшим, что Душнов решает повременить с этим.

— Один раз нас держали в отделении всю ночь, в другой я просидел часов пять. — Антон устало вздыхает. — Понимаешь, у них тактика такая — заморить тебя бесконечным ожиданием. Сначала ждёшь в автозаке, потом на улице, потом в отделении... Если сразу доставят в суд, то в суде ждёшь заседания чуть ли не до закрытия.

— Ты был в суде? — вырывается у Олежи. Чёрт, ну решил же не допытывать вопросами! Но Антон не выглядит недовольным, наоборот, он открывает глаза, поворачивается к Олеже и начинает рассказывать о своих прошлых визитах в полицию. Оказывается, Антона один раз уже задерживали на митинге, а другой раз привезли из-за одиночного пикета. Олежа восхищается тем, что Антон не побоялся выйти снова. Сам он сомневается, что ещё раз сунет нос на митинг.

От задержаний и протестов разговор плавно перетекает в беседу об учёбе и увлечениях. Олежа узнаёт, что Антон — будущий юрист, учится в главном вузе страны (Душнов не спрашивает о том, почему того ещё не отчислили за такое количество "правонарушений", хотя его так и подмывает узнать), любит классическую музыку, раньше ходил на множество занятий, но в итоге выбрал фехтование, что Антон — волонтёр в правозащитной организации, и что у Антона есть блог о политике, который он ведёт анонимно. Олежа было спрашивает название, но Антон мягко уводит его от этой темы.

На его фоне Олежа кажется себе каким-то скучным неудачником — учится в театральном, в свободное время занят либо домашкой и репетициями, либо смотрит документалки. Но Антон искренне восхищается Олежей, а когда узнаёт, что парень играет на гитаре, то радостно сообщает, что сам он хорошо поёт и было бы здорово им вместе что-нибудь исполнить. Олежа не понимает, в шутку это было сказано или нет.

За разговорами время пролетает очень быстро, по ощущениям Олежи, прошло уже часа полтора. Он как раз хочет обсудить с Антоном книгу, которую они, оказывается, оба недавно прочитали, но тут в зал входит мужчина в гражданском и с кучей бумаг в руке. Мужчина представляется адвокатом от правозащитной организации, в которую они все писали сообщения, и его сразу же окружают ребята. Олежа тоже подходит ближе, а Антон остаётся сидеть на полу.

Адвокат подробно разъясняет, что нужно написать в объяснительной и как правильно зафиксировать все нарушения, допущенные сотрудниками полиции, снова упоминает 51 статью и отвечает на бесконечные вопросы ребят. По его словам, им всем, скорее всего, дадут статью о нарушении общественного порядка. Это либо штраф, что наиболее вероятно, либо административный арест. От последнего сердце Олежи пропускает удар.

Душнов на ватных ногах возвращается к Антону, грузно опускается на пуховик, подтягивает к себе ноги и утыкается носом в колени.

— Эй, ты чего загрустил? — обеспокоенно спрашивает его Антон.

— Про арест подумал... Да и штраф не радует, — вздыхает Олежа. — Хотя, наверное, штраф всё-таки лучше.

Но Олежа всё равно не представляет, откуда он возьмёт на него деньги.

— Ничего не лучше, Олеж, — протестует Антон. — Если признают виновными, будем апелляции подавать. Нельзя с таким мириться.

— Да, ты прав, — соглашается Душнов, — но всё равно как-то стрёмно. А вдруг в универе узнают? Да и родителям рассказать придётся...

— Ну узнают в универе, ну и что? Из твоего за такое не отчислят. Максимум выговор сделают. — Олежу очень радуют слова Антона, уж выговор он переживёт. — А родителям ты всё-таки зря не рассказал, родных всегда о таком лучше предупреждать. Или сестре бы написал, ты же говорил, что вы с ней хорошо общаетесь.

Общаются-то они хорошо, но Олежа в первую очередь подумал о том, как сильно будет волноваться за него Оля, и как будет её тяготить то, что даже маме о таком рассказать нельзя. Он хочет объяснить это Антону, но тут в зал заглядывает полицейский.

— Олегсей Душнов! За мной.

Олежа вскакивает с пола и идёт за полицейским. Они заходят в какой-то кабинет, его усаживают за стол, опрашивают, а затем дают бланк, чтобы он проверил, всё ли правильно заполнено. После Олеже снова зачитывают 51 статью и дают лист для написания объяснительной. Руки немного дрожат, но Олежа глубоко вдыхает и медленно выдыхает, успокаивая себя. Это просто объяснительная. Его версия событий. Всё хорошо.

Олежа ещё раз перечитывает написанное, и, довольный собой, забирает копии бумаг и возвращается в зал. Они с Антоном снова сидят на полу, пока полицейские медленно вызывают других задержанных, но больше не разговаривают. Тишина между ними уютная, Олеже кажется, что он может сидеть вот так рядом хоть всю ночь. С Антоном легко говорить и легко молчать, Душнов ни с кем, кроме Оли, такого не чувствовал.

— Антон Звёздочкин!

Антон встаёт и выходит из зала. "Звёздочкин, — повторяет про себя Олежа, — даже фамилия у него под стать".

Антона держат дольше, чем остальных, и Олежа начинает волноваться. Когда Антон наконец-то возвращается, то выглядит он слегка недовольным. Олежа пытается узнать, случилось ли чего, но Звёздочкин просто отнекивается и старается не смотреть Олеже в глаза.

Спустя ещё где-то два часа ожидания, разговоров и шуток (Олежа выяснил, что у Антона не только красивая улыбка, но и замечательный смех, и это открытие сводит его с ума) их всех наконец-то оформляют. Олежа уже не так боится ближайшего будущего, но к тому, что происходит, когда к ним заходит полицейский (этого они ещё не видели, и, судя по погонам, в которых Олежа не особо разбирается, этот дядька — важная шишка), он оказался не готов.

— По одному подходим к двери, забираем вещи и выходим из отделения!

Все в зале недоумённо переглядываются, но спустя пару секунд радостно начинают одеваться и выстраиваться в очередь. Олежа с Антоном тоже встают.

— Это так странно, — тихо произносит Олежа. Антон угрюмо кивает. Душнову снова хочется пристать к Звёздочкину с вопросами, но тот ясно дал понять, что не хочет говорить о своём внезапно испортившемся настроении. Что ж, Олежа умеет уважать чужое личное пространство.

— Олеж, — зовёт его Антон, — подождёшь меня у выхода, хорошо?

— Конечно! — улыбается ему Душнов. Он радуется, что, несмотря на неожиданную угрюмость, Антон не закрывается и не отворачивается от него.

Очередь доходит до Олежи, ему отдают его вещи и выводят на улицу. Снег всё ещё валит, на улице никого нет — время уже близится к двум ночи — и Олежа вдыхает морозный воздух, наслаждаясь долгожданной свободой. Спустя пару минут из отделения выходит Антон.

— Олеж, ты не против обменяться контактами?

— Конечно не против! — радостно отвечает Душнов, доставая телефон. Он и сам хотел это предложить, но Антон опередил его. — У тебя есть Телеграм?

— Да, записывай...

Забив контакты друг друга, они убирают телефоны и в тишине наблюдают за медленно падающим снегом. Красиво. Молчание нарушает Антон.

— Олеж, тебе вызвать такси?

Олежа краснеет. В их разговорах он вскользь упомянул то, что ему иногда не хватает денег и приходится выбирать между едой и проездным, чтобы не плестись по сугробам в универ, что уж говорить о такси. В любой другой ситуации Олежа бы отказался, но метро уже закрыто, а в общежитие ему и до утра пешком не дойти.

— Было бы неплохо, если честно. Но я тебе всё верну! — Олежа уже прикидывает, как будет возвращать Антону деньги со своей и так небольшой стипендии. Наверное, снова придётся пожертвовать проездным.

— Олеж, забудь, для меня это не проблема.

— Антон, ну не смогу я так... — начинает Душнов, но Антон продолжает стоять на своём.

— Давай вот как поступим: ты мне отплатишь, но каким-нибудь другим способом, окей?

— Другим — это каким? — не понимает Олежа.

— А этого я пока не придумал! — смеётся Антон. — Как придумаю — обязательно сообщу!

Олежа хочет как-то ответить, но к ним подъезжает такси, которое ему вызывал Антон. Олежа садится в машину и машет Звёздочкину рукой.

— Спасибо, Антон! — он благодарит его не только за такси. За то, что успокаивал, за то, что был рядом, за то, что не давал падать духом.

— И тебе, Олежа. Спишемся потом, хорошо?

— Хорошо!

Олежа захлопывает дверь, и машина уезжает от отделения. Душнов провожает взглядом удаляющуюся фигуру Антона.

***

Когда Олежа добирается до общежития, он устало валится на свою кровать. Как же он рад, что с утра ему не надо никуда идти! Прежде, чем заснуть, Олежа, чуть поколебавшись, решается отправить сообщение Антону.

Олежа Душнов, 02:37

Антон, спасибо огромное тебе ещё раз! Я уже в общежитии! У тебя всё в порядке, ты добрался до дома?

Ему отвечают через несколько минут.

Антон Звёздочкин, 02:43

Поверь, я благодарен тебе не меньше! Рад, что ты в безопасности. У меня всё нормально, я вызвал скорую к участку, чтобы снять побои. Только что вышел из травмпункта, собираюсь домой. Уже поздно, тебе лучше лечь спать.

Ого. Олежа даже не подумал о том, что Антону нужно ещё и побои снять. Но почему он тогда не вызвал скорую, когда они только приехали и у них ещё не отобрали телефоны? Как же всё сложно... Антон прав, уже поздно и у Душнова слипаются глаза, но он печатает ответ, продираясь сквозь усталость.

Олежа Душнов, 02:45

Будешь подавать жалобу? И почему ты не вызвал врачей, когда нас доставили в отделение?

Антон Звёздочкин, 02:54

Да, буду. Хотя вряд ли это к чему-то приведёт — у меня нет ни имени, ни номера жетона того, кто меня избил. К вопросу о том, почему не позвонил врачам сразу. Сам не уверен, если честно, но тогда мне показалось, что если я это сделаю из-за двух синяков, то разозлю ментов ещё сильнее. Сейчас думаю, что не стоило так бездействовать. Нам повезло, что всех отпустили так быстро. Я, кстати, просил самих полицейских вызвать врача, чтобы зафиксировать травмы, но они, конечно, этого не сделали.

Олежа несколько раз перечитывает пришедшее сообщение, а потом печатает ответ.

Олежа Душнов, 02:57

Получается, ты тогда тоже волновался? Я бы никогда не подумал, ты выглядел таким уверенным и собранным... Меня, да и всех остальных, это успокаивало

Антон Звёздочкин, 03:04

Конечно я волновался! Всё-таки меня не каждый день задерживают, Олеж :)

Вау. Вау. Несмотря на часы общения, Олежа даже не подумал, что Антон тоже, как и все они, колебался. И уж тем более Душнов не представлял, что Звёздочкин — человек, который будет использовать в переписке смайлики.

Антон Звёздочкин, 03:05

Кстати, я рад, что смог успокоить тебя (и других ребят)! Я уже приехал домой, и сейчас пойду спать.

Олежа и сам уже еле держится, чтобы не заснуть.

Олежа Душнов, 03:06

Тогда спокойной ночи!

Олежа хочет спросить, спишутся ли они снова. Ему очень нравится Антон, возможно они могли бы стать друзьями? У Душнова нет друзей не только в Москве. Их не было и дома, если не считать Оли. Есть, конечно, приятели, но с ними он чувствует себя скованно. Они не понимают его. Они не понимают его так, как Антон.

Олежа уже спит, когда на телефон приходит новое сообщение.

Антон Звёздочкин, 03:09

Спокойной ночи, Олежа.

Вопреки опасениям Олежи, Антон пишет ему снова. Антон пишет ему каждый день, утром и вечером, в перерывах между парами и пока стоит в пробках. Они желают друг другу доброго утра и спокойной ночи, много говорят о политике и протестах, перейдя ради этого в Сигнал, делятся мнением о прочитанных книгах и просмотренных фильмах, вместе составляют список того, что они хотели бы прочитать и посмотреть, чтобы потом обязательно обсудить это. Олежа даже кидает Антону мемы на грани гранжа и кринжа, и Антону они нравятся. Осмелев, Олежа записывает кружочки, как он репетирует этюд, который им дали в универе. Звёздочкин восхищается игрой Олежи, его мимикой и жестикуляцией, и пишет длинное сообщение о том, какой Олежа молодец, несмотря на то, что совершенно ничего не знает об актёрском искусстве. А ещё Антон вскользь упоминает, что Олеже очень идут очки. Душнов перечитывает это сообщение каждый вечер, прикусив кончик одеяла, чтобы не запищать, и все последующие кружочки снимает исключительно в очках.

Ради Олежи Антон начинает интересоваться театром. Он слушает аудиоспектакли и смотрит видео постановок, которые кидает ему Олежа, расспрашивает того обо всём, что кажется ему непонятным или нелогичным, а Душнов с радостью и в подробностях объясняет всё Звёздочкину. Антон обнаруживает, с удивлением для самого себя, что ему действительно начинает нравится театр.

Они составляют друг для друга плейлисты: Антон — с классикой и роком, а Олежа — с зарубежными хитами и редкими инди-песнями на русском, а ещё планируют сходить вместе на спектакль и на концерт, когда у обоих будет чуть больше свободного времени.

Проходят недели, но повестки из суда, которую с некоторым страхом ждёт Олежа, всё нет и нет. Антон говорит ему забить и уверяет, что она, скорее всего, вообще не придёт, и об их протоколах просто забыли. Олежа не уверен, что всё это работает именно так, но Антон уж очень убедителен, и Душнов ему верит.

Единственное, о чём они не говорят — блог Антона, о котором он упоминал в отделении. Звёздочкин упорно не хочет говорить Олеже название, и Душнов не понимает, почему. Судя по их разговорам, Антон очень подкован в теме политики, так что плохих постов, уверен Олежа, у него быть не может. Тот извиняется и объясняет свою скрытность тем, что пока не готов открыть эту часть своей жизни. Олежа не понимает Антона, они ведь познакомились в автозаке. По его мнению, они уже открылись в этом плане друг другу как могли. Но Душнов всё равно не давит. Если Антону нужно время — он его, конечно же, даст.

Один раз они даже встречаются — Антон пишет, что будет проезжать мимо универа Олежи и предлагает подбросить того до общежития, и Олежа с радостью соглашается. По пути они заезжают в огромный книжный и застревают там на несколько часов. В итоге Звёздочкин покупает Душнову пару книг, на которые Олежа засматривался и капал слюной во время обхода магазина. Олежа сначала отнекивается, но Антон говорит, что потом он возьмёт у Олежи их почитать, и вообще это подарок на Новый год (аргумент, что Новый год был почти два месяца назад, Звёздочкин игнорирует), и Душнов успокаивается, принимая книги. После книжного Олежа предлагает другу зайти к нему посмотреть фильм, о котором они говорили недавно. От кино они переходят к залипанию на всякую ерунду на Ютубе, и когда Олежа выбирает какой-то видос про призраков на заброшке, Антон картинно закатывает глаза. Они долго спорят по поводу мистики, смотря уже шестой ролик про паранормальное, но скептицизм Звёздочкина побороть не удаётся.

Олежа готовит им ужин на общажной кухне, и Антон признаётся, что давно не ел домашней еды. Так Душнов узнаёт, что его друг совершенно не умеет готовить, и грозится как-нибудь нагрянуть к нему домой, чтобы дать пару уроков кулинарии. Антон говорит, что это будет отличной расплатой за то такси из отделения.

Они делают совместное фото в честь того, что наконец встретились, и позже Олежа ставит его на обои в телефоне.

Олежа очень не хочет, чтобы Антон уходил, но у обоих с утра пары, поэтому они, тепло обнявшись, прощаются. Душнов думает, что было бы здорово почаще так встречаться, но сейчас у Антона слишком много работы, да и у самого Олежи не так-то много времени из-за большой нагрузки в универе.

После того дня они начинают не только переписываться, но и созваниваться. Они снова смотрят фильмы и глупые видео, слушают музыку, делятся историями из жизни и засыпают под голоса друг друга. Иногда Антона мучает бессонница, и Олежа наигрывает ему что-нибудь на гитаре.

***

Как-то спустя три месяца их бесконечных разговоров Олежа лежит ночью в кровати и не может заснуть. Олежу, наверное, впервые в жизни переполняет такое количество положительных эмоций. Что-то будто рвётся у него из груди и не даёт вдохнуть, когда он листает их с Антоном переписку. Душнов вскакивает с кровати, делает пару кругов по комнате и включает запись голосового сообщения.

— Антон, эм... Ты, скорее всего, уже спишь, да и я не знаю, зачем вообще начал это записывать и будешь ли ты это слушать... — Олежа сглатывает. — Но мне очень нужно тебе кое-что сказать. Я всю жизнь чувствовал себя одиноким, ненужным, неправильным, мне кроме сестры даже поговорить особо было не с кем. Но Оле тоже не всё расскажешь, понимаешь, да и интересы у нас с возрастом начали расходиться. Переезд в Москву вообще оказался каким-то кошмаром. Нет, мне очень нравится здесь, мне нравятся мой универ и однокурсники, но я чувствовал себя таким потерянным. Меня ведь даже отец не поддерживает в моём стремлении стать актёром. Всё казалось таким унылым и безнадёжным, я даже думал всё бросить и вернуться домой, хотя мне бы и там лучше не стало. А потом... а потом в мою жизнь пришёл ты и раскрасил серый мир яркими красками. И всё как будто снова обрело смысл. Я никогда не чувствовал себя таким... важным кому-то. Таким свободным и уверенным. С тобой очень легко, я будто знаю тебя всю жизнь. Иногда мне кажется, что я слишком надоедаю кучей сообщений, но ты так искренне мне отвечаешь и тоже по-многу, что все сомнения исчезают. Мне приятно, что ты ради меня вникаешь в то, чем никогда не интересовался, никто для меня раньше такого не делал. Я часто слушаю плейлисты, что ты для меня составляешь, мне очень приятно, что кто-то тратит своё время и подбирает музыку, которая могла бы мне понравиться. Спасибо тебе, Антош. Я очень рад, что ты есть в моей жизни. Правда. — Олежа шумно и неровно вздыхает, — чёрт, глупо как-то всё это, наверное, да?

Олежа отправляет сообщение, выключает экран и закидывает телефон под подушку. Боже, как ему неловко! Он ещё никогда не был ни с кем таким откровенным. Олежа сидит на кровати, закрыв пылающее лицо руками и пытается успокоиться. Так проходит несколько минут. Может, удалить, пока не поздно, пока Антон не увидел? Олежа достаёт телефон, вертит его в руках, всё ещё думая, как поступить, и тут ему приходит сообщение. От неожиданности парень роняет телефон на подушку, а потом спешно хватает и открываете Телеграм. Сообщение от Антона. Тоже голосовое. Дрожащим пальцем, не сразу попадая по кнопке, Олежа включает запись.

— Олеж... — голос Антона хриплый, будто он только проснулся, — это не глупо, это вовсе не глупо. Я очень тронут твоими словами, и хочу сказать, что чувствую то же самое. За эти месяцы ты стал очень важным для меня человеком. Меня всегда окружало множество людей, но никто из них не стал мне так близок, как ты. Я могу обсудить с тобой всё, и ты обязательно меня поймёшь. Ты замечательный, светлый человек, ты никогда мне не надоедаешь, я всегда радуюсь новым сообщениям от тебя. Меня поражает твой ум, Олеж. Ты невероятно сообразительный и быстро всё схватываешь. Ещё ты всегда искренен, а я... — пауза. Олежа задерживает дыхание. — А я был не до конца честен с тобой.

Что? Олежа не понимает, о чём говорит Антон. Он продолжает слушать.

— Есть кое-что, что мне нужно тебе рассказать. Кое-что важное о моей жизни. Я бы хотел с тобой увидеться утром, если ты можешь.

Сообщение заканчивается. Олежа гадает, что такого важного мог утаить от него Антон. Внутри что-то неприятно свербит.

Они встречаются утром в пустом кафе рядом с общежитием. Это их первая встреча после той ночи, и Олежа, несмотря на непонимание происходящего, очень рад видеть Антона. Тот сидит напротив Душнова, его спина напряжена, а взгляд, направленный на Олежу, кажется немного виноватым. Какое-то время они молчат, потягивая чай, а потом Антон достаёт телефон, что-то там ищет и протягивает Олеже.

— Вот. Это мой блог.

Олежа несколько секунд смотрит на экран, осмысливая то, что видит, а потом округляет в шоке глаза.

— Ты? Ты — Дипломатор?!

Олежа не может поверить. Дипломатор — защитник студентов, автор популярных текстов про коррупционных политиков, человек, который всегда может нарыть эксклюзивный и компрометирующий материал на любого чиновника Москвы — его друг Антон Звёздочкин, который сидит напротив Олежи и шикает на него.

— Тише ты! Об этом никто не должен узнать!

— Извини! — Олежа понижает голос. — Но я правда не ожидал, даже подумать не мог, что он — это ты.

— Да, оставаться инкогнито — моя цель. Но тебе я решил рассказать, потому что, во-первых, доверяю тебе, а во-вторых, наши разговоры часто наталкивают меня на идеи для новых текстов.

Олежа следит за блогом Дипломатора, и он замечал, что в последнее время посты блогера то и дело перекликаются с его мыслями. Теперь стало понятно, почему. Олежа, конечно, иногда гадал, кто бы мог скрываться по ту сторону экрана, но предположить, что Дипломатор — такой же студент, как он, пусть и на пару лет старше, Душнов не мог. Уж слишком большую работу каждый раз проделывает блогер. И откуда Звёздочкин только берёт материал? У Олежи очень много вопросов, но он решает пока повременить с ними. Олеже, на самом деле, доверие Антона очень польстило. Оказалось приятно быть посвящённым в эту сторону личности друга. Олежа хочет ему об этом сказать, но Антон снова начинает говорить.

— Это... ещё не всё, в чём я хотел признаться.

Душнов думает, что Антон больше ничем его не удивит, но он ошибается.

— Олеж, — Антон практически шепчет и наклоняется ближе, — знаешь, почему нас тогда отпустили из отделения?

Это явно не тот разговор, которого ожидал Олежа. Душнов тоже наклоняется, и они практически касаются лбами. Олежа понимает, что намечается какая-то серьёзная беседа, но он не может перестать любоваться этими красивыми карими глазами напротив.

— Они отпустили нас из-за меня.

— Чего? — Душнов честно пытается понять, о чём говорит Антон. — В смысле? Это из-за того, что ты Дипломатор? Они узнали об этом?

— Нет, — Антон мотает головой, — это из-за того, что мой отец — чиновник при деньгах, и полиция об этом знает.

Они оба на какое-то время замолкают. Олежа обдумывает услышанное, а Антон выжидающе на него смотрит.

— Но... если это так, то почему тебя осудили в прошлый раз? О чём с тобой говорила полиция? Ты вышел таким недовольным, я помню. И как ты, в таком случае, можешь вести свой блог, если разоблачаешь таких же людей, как твой отец?

Антон всё ещё смотрит на Олежу и вдруг ласково ему улыбается.

— Какой же ты любопытный, — улыбка исчезает с лица Антона, и он начинает объяснять. — Отец, очевидно, против моей гражданской позиции. Что у нас с ним, кстати, взаимно. Я всю жизнь наблюдаю за системой изнутри, и с годами чувствую всё больше отвращения. Когда первый раз вышел на митинг, отец был в ярости, сказал, чтобы я в случае чего на него не рассчитывал. Я, впрочем, и не собирался. Когда меня задержали в первый раз, он, как и предупреждал, не стал за меня вступаться, подумал, что ночь в отделении и поездка в суд станут для меня отличным уроком. Вот только проблем в итоге оказалось больше у него — ему на работе такую головомойку устроили, что он потом ещё несколько месяцев на меня орал, едва завидев. Мой второй визит в полицию из-за пикета обошёлся без составления протокола, отец о нём вообще не знает. Ну а когда меня снова раз поймали на митинге, я понимал, что тут без суда не обойдётся. Отца за такое во второй раз точно уволили бы. Мне эта мысль какое-то злорадство доставляла, — Антон грустно усмехается. — Я не знаю, кто ему сообщил, что меня задержали, но когда в полиции меня вызвали, со мной решили побеседовать. Говорили о том, как я подставляю отца, какой он замечательный чиновник и всё такое, а потом сказали, что раз уж у них такой гость, то они, так и быть, сегодня всех нас отпустят, и даже дела в суд не передадут, но всех задержанных в базу всё равно внесут, на всякий случай. Я тогда разозлился, потому что понимал, что просто так из-за статуса моего отца нас бы не отпустили. Позже я нашёл в документах и записях звонков отца то, как он уговорил полицию. Мне до сих пор мерзко, хотя я рад, что ни на кого не завели дел.

Антон делает большой глоток чая и продолжает.

— По поводу блога... О нём отец не знает. Нет, он знает о Дипломаторе, искренне ненавидит его, но о том, что это я, даже не догадывается. Я использую его связи, чтобы добывать нужную мне информацию. Хоть что-то полезное есть в его работе. Я бы и на него расследование сделал, там материала невероятно много, но тогда отец начнёт искать того, кто его слил. Он и так меня подозревает — не зря, кстати — в утечке информации о своих коллегах, и я пока как-то выкручиваюсь, но вот если реально начнёт копать — обязательно всё узнает. И тогда деанон, преследования и новые аресты. Вот как-то так, если вкратце.

Звёздочкин глубоко вздыхает, замолкая, и между ними снова повисает молчание. Олежа, не моргая, смотрит на Антона, собирается с мыслями, и, наконец-то, отвечает.

— Антон... Во-первых, спасибо, что рассказал. Я очень ценю твоё доверие.

— Ты не злишься, что я сделал это так поздно?

— Нет, что ты, я понимаю, что это не то, что можно рассказать при первой встрече с практически незнакомым человеком. И такое не пишут в сообщениях.

Антон, услышав это, расслабляется, чуть сползает со стула и трёт пальцами глаза.

— Олеж, ты не представляешь, как сильно я тебя обожаю.

От этих слов сердце Душнова начинает биться быстрее, а щёки с ушами краснеют.

— Да чего ты, так бы любой отреагировал...

— Не любой, да и реакция других меня не волнует, — Антон чуть выпрямляется и выжидательно смотрит на Олежу, — ты сказал "во-первых". Что во-вторых?

— А во-вторых я восхищаюсь тобой. Это же чертовски круто! Твои расследования, то, что ты пошёл против отца и не боишься высказываться, твоя деятельность! Ты же просто невероятный!

Олежа не уверен, что сможет словами передать Антону свой восторг, но Звёздочкин на его слова широко улыбается и смотрит с благодарностью.

Они ещё долго сидят и говорят про Дипломатора, расследования и протесты, пока кафе не начинает заполняться людьми. Тогда Олежа предлагает пойти в общежитие, подальше от чужих ушей. Антон взял с собой ноутбук, и он показывает Душнову наработки для нового поста. Олежа, удивляя самого себя, предлагает Звёздочкину вещи, которые можно было бы добавить или слегка поменять, указывает на то, что кажется ему нелогичным, и Антон с энтузиазмом вносит правки. Новый текст обещает быть сенсацией.

Поскольку Антону было больше нечего скрывать от Олежи, они стали чаще видеться. Теперь Звёздочкин мог спокойно говорить о том, чем он занят, и сидеть в комнате Душнова со своим ноутбуком. Антон часто консультируется с Олежей, потому что тот действительно помогает делать посты лучше и качественнее. У них появляется много идей и планов для новых проектов.

Как-то Олежа замечает, что на заставке телефона Звёздочкина тоже стоит их фотография. Внутри разливается приятное тепло.

***

Оставалась одна вещь, которой Олежа очень хотел, но иррационально боялся поделиться с Антоном. Он никогда и никому об этом не говорил, ему было нормально и так. Но Антону хочется рассказать. Олежа впервые задумывается о каминг-ауте.

Он знает, что Звёздочкин не гомофоб — тот писал несколько постов в поддержку ЛГБТ-сообщества, и даже помогал студенту, которого выгнали с факультатива из-за ориентации, однако Олежа всё равно переживает. Он решает признаться Антону сегодня вечером, он как раз попросил его прийти, чтобы друг оценил его идею для этюда.

Они сидят на кровати Олежи, заканчивая обсуждать наброски Душнова для занятия. Через несколько минут Олежа захлопывает ноутбук, сжимает руками колени и, не мигая, смотрит в пол, пытаясь собраться с мыслями. Он на мгновенье крепко зажмуривается, а потом открывает глаза и поворачивается к Антону.

— Тоша...

— Что такое, Олеж? — Антон чуть хмурится, видя серьёзное лицо Душнова.

— Я хочу сказать тебе кое-что. Я, вообще-то, никому ещё не рассказывал, но подумал, что тебе можно. — Олежа глубоко вздыхает. — Тош, я би. Биромантичный асексуал, если точнее.

— Ого, — на мгновенье Антон теряется, но потом приходит в себя. — Спасибо, что рассказал. Я рад, что ты мне доверяешь.

Олежа думает, что Антон почти повторяет его слова, когда они первый раз говорили о Дипломаторе. Это кажется ему забавным.

— И если у нас вечер признаний... То я тоже би. Бисексуал, если точнее.

Антон улыбается. Олежа улыбается в ответ, и через секунду они начинают смеяться. Олеже кажется, что у них стало на одну общую тайну больше.

— Я... спасибо. Я так волновался, если честно, ты не представляешь, — всё ещё посмеиваясь, говорит Олежа.

— Понимаю, каминг-аут — это всегда волнительно. Особенно в первый раз.

— А у меня с тобой много чего в первый раз. Первый раз в полиции, первая крепкая дружба, первый каминг-аут... И я рад, что это именно ты.

Антон какое-то время смотрит на Олежу, а потом протягивает руки, обхватывает его и прижимает себе, крепко сжимая в объятиях. Олежа обнимает его в ответ.

— Олеж, ты самый невероятный человек, которого я знаю. Я тоже очень рад, что ты есть рядом со мной.

Они сидят в объятиях, наслаждаясь теплом друг друга, пока за окном не начинает темнеть.

***

Сегодня у Олежи последний экзамен, после которого он наконец-то увидит Антона. У обоих выдалась сложная сессия, поэтому в июне они встретились всего один раз. Посреди месяца Антон узнал, что Олежа хочет, но всё никак не может заставить себя заняться физкультурой, и Звёздочкин решил вытащит друга на пробежку. Олежа, начавший умирать после первый трёх минут бега, божился, что больше никогда ничем подобным заниматься не будет, но Антон пообещал ему всерьёз взяться за него после экзаменов.

Им пришлось ненадолго приостановить свои расследования, но они всё равно периодически накидывали друг другу идеи и мысли, чтобы позже собрать их в единое целое.

Олежа выходит из универа и вдыхает полной грудью. Наконец-то! Экзаменационный показ прошёл прекрасно, Олежа выложился на все сто, и теперь его ждут заслуженные каникулы.

Душнов идёт к воротам, как вдруг видит идущего ему навстречу Антона. В руках у Звёздочкина букет из розовых хризантем. Олежа замирает в шаге от Антона, смотря то на него, то на букет. Антон улыбается и протягивает цветы Олеже.

— Это... мне? — Олежа неуверенно принимает букет и прижимает его к себе, вдыхая приятный аромат. Ему никогда раньше не дарили цветов.

— Конечно! Хорошему актёру полагаются цветы!

Олежа смущается и отводит взгляд.

— Да я ж не актёр ещё даже, ты чего...

— Но обязательно им станешь! Ты прекрасен, Олеж, у тебя обязательно всё получится.

Олежа не выдерживает и бросается на Антона с объятием, шепча ему на ухо слова благодарности. Он никогда и ни от кого не получал столько поддержки, никто в него так не верил, как Антон. Звёздочкин посмеивается и крепче прижимает Олежу к себе.

Они долго гуляют, наслаждаясь тёплыми солнечными лучами, обедают в какой-то маленькой уютной кафешке, а потом Антон провожает Олежу до общежития. Они идут близко друг к другу, соприкасаясь плечами, рука Олежи то и дело задевает руку Антона, но никто из них не отстраняется. Олежа думает, что это очень похоже на свидание, и эта мысль заставляет его сердце биться быстрее.

Никто из них не хочет прощаться, и Олежа приглашает друга к себе. Антон уже сотню раз был у Олежи, но Душнов чувствует, что в этот раз всё по-другому.

Они делают вазу из пластиковой бутылки, и Олежа ставит в неё букет.

Они стоят посреди комнаты так близко, что могут услышать чужое дыхание, и смотрят друг к другу в глаза. Олежа, как и в первый день их знакомства думает, что в этих глазах можно утонуть. Антон первым нарушает молчание.

— Олеж...

— М?

Антон проводит языком по губам, и Олежа сглатывает.

— Можно тебя поцеловать?

Сердце Олежи пропускает удар, и он кивает, не в силах что-то сказать. Антон наклоняет голову, медленно приближаясь к лицу Олежи, на мгновенье замирает и, наконец, касается его губ своими. Антон не напирает, даёт Душнову привыкнуть, и через несколько секунд Олежа подаётся ближе, кладя руки Звёздочкину на плечи. Тот обхватывает Олежу за талию и прижимает к себе.

Они мягко целуются несколько минут, а потом Антон чуть отстраняется, трётся носом о нос Олежи и начинает осыпать его лицо невесомыми поцелуями. В висок, кончик носа, лоб, уголок губ... Олежа задыхается от этой нежности.

— Ты не представляешь, как давно я хотел это сделать, — шепчет Антон в перерывах между поцелуями. Олежа обхватывает его шею руками и прижимается лбом ко лбу Антона.

— Я тоже, Тош, я тоже.

Остаток вечера они лежат на кровати в объятиях друг друга, постоянно целуясь и болтая о всякой ерунде. Олежа никогда не был таким счастливым.

***

Они смотрят новый обзор-реакцию на их последнее расследование, когда Антон задумчиво говорит:

— Олеж, как ты смотришь на то, чтобы создать своё гражданское движение?