У Олежкиной Соньки вечно разбитые коленки, дрожащие тонкие пальцы и неистребимая тяга к справедливости. За что она регулярно и огребает.
В детдоме - холод изо всех щелей, яд в каждом третьем взгляде, одиночество лютое, волчье. А Олега обнимать тепло и безопасно. Он всегда ее защитит и никогда не даст в обиду.
«Да, все так, пока он может быть рядом», - ехидно уточняет Сонин внутренний голос.
Соньке ночью снятся черные вороны, они кружат-кружат-кружат над ее головой, заслоняя блекло-серое небо. Просыпается она со знакомой мелкой дрожью и глотает слезы молча, закусив кулак.
Слабой быть нельзя. Растопчут. Порвут на части.
С Олегом можно все. Олег поймет.
***
- Ну что, успокоилась? – спрашивает Олег флегматично, продолжая слегка укачивать наплакавшуюся вдоволь рыжую катастрофу.
Катастрофа молча кивает и утыкается носом в плечо, как будто ей лет шесть, никак не больше. Олег обреченно вздыхает и не спешит отлеплять Соню от себя.
Что-то подсказывает ему, что в ее глазах все еще стоит хрустальная влага, да и плечи вздрагивать пока не перестали.
- Я птиц боюсь, Олеж, - говорит Соня бесцветно и до невозможности тоскливо.
- А волков – нет? – усмехается невесело приятель.
- А волков я люблю, - снова сопит в плечо, но теперь прячет там улыбку, а не слезы-сопли.
Ну вот что ты с нею будешь делать. На кого такую оставить?
Остается лишь одно – не оставлять никогда.
***
- Да не умер я, не умер, глупая, - Олег снова так до боли привычно гладит рыжие волосы и бережно массирует кожу головы, зная, что от этого Соня расслабится быстрее и заснет крепче хотя бы на пять часов.
Собственный недосып ему привычен и не так уж и важен, по сути.
- Это хорошо, что ты не умер, - тихо говорит Сонька, совсем как та девочка из детдома, что некогда цеплялась за Олежкин рукав. – Иначе бы я сама умерла. Насовсем.
Олег привычно проводит рукой по худому плечу и целует в висок, зная, что это-то наверняка сработает лучше любого успокоительного.
- Жить мы с тобой будем, Соня. Жить. Насовсем, - беззлобно передразнивает он ее странную манеру выражаться.
Через несколько минут спокойное дыхание личной катастрофы убаюкивает и самого Олега. Он знает, что птицы ей больше не приснятся.
И почему-то так глупо и наивно верится, что впереди есть для них свет и надежда.