Искоркой выжглась расщелина,
Ярких глаз синеву слепя,
Ситхов убить было велено,
Но ты уничтожил себя.
Лава в моих жилах кипела,
Горя нашим с тобою огнём,
Сжигалось лишь твоё тело,
Но душой мы сгорали вдвоём.
Нет оправданий убийце,
Что оставил печать на мне,
На детях, на ученице,
Алым сургучом — на жене.
Но сын твой ревел не по-детски,
Стал раненым зверем кричать,
А вместо материнской отметки
На нем лишь твоя печать.
Печать полыхает красным,
Рыжим, золотым янтарём.
Я помню, все мы загаснем,
Все мы и скоро умрём.
Я знаю, что ты их любил,
И ставил метку, убив, потому.
Я давно уж тебя простил,
Но, надеюсь, никогда не пойму.
Не пойму, почему в глазах золото
Неба синего стало милей,
Почему от тебя веет холодом,
Если сердце горит от мечей.
Я думал, я давно понял,
Что за печатью твоей стоит,
Кровь, что течёт по ладоням,
Вина, что боль мою упоит.
Но, сделав замах рукоятью,
Я себя обзову слепцом.
Ведь за твоей печатью
Было только твоё лицо.