Венерина мухоловка

Стол в его кабинете завален бумагами: накладные, отчёты, прошения, долговые расписки. Быть самым богатым человеком в Снежной одновременно лучшее и худшее, что случалось в его жизни.

Панталоне подписывал очередную накладную, предварительно её изучив. Выходной день кончился, всё вернулось на свои места. Снежная жила своей холодной жизнью дальше.

Дверь жалобно скрипнула. Немногие могли и смели войти в его кабинет без стука.

— Дополнительное финансирование в этом месяце можешь не ждать. Ты не принёс мне отчёты за два последних, — Панталоне не стал даже поднимать взгляд. Прекрасно знал, кто именно нарушил его одиночество.

— Как всегда категоричен и холоден, — из-под маски виднелась лишь клыкастая улыбка. — Но я пришёл не за морой.

— Хм? — предвестник поправил очки и посмотрел на Дотторе. — И что же тогда тебе нужно от меня, Седьмой? Вроде бы ты ещё не настолько обнаглел, чтобы попытаться трахнуть меня в кабинете посреди рабочего дня.

— Это предложение, Девятый? — ещё один оскал.

— Говори, зачем пришёл или катись в Бездну.

— О, я там уже был.

— Что тебе нужно, Седьмой? — Панталоне устало потёр виски. — Выходной так сильно вскружил тебе голову? Не помню, чтобы тебе нравилось «ходить вокруг да около». Если ты устал от своих экспериментов, то не мешай мне.

— Что ты, Девятый, разве я могу потерять интерес к исследованиям? Не раньше, чем ты отдашь своё богатство на благотворительность. Всё своё богатство.

Панталоне оставалось лишь закатить глаза в ответ.

— Один из моих верных клонов направился в Сумеру, — кажется, Дотторе решил наконец перейти к сути, — разузнать о Сердце Бога для Царицы.

— С отчётами о проделанной работе не ко мне, Седьмой, — Панталоне уткнулся в бумаги, пытаясь сосредоточиться, — Первый с огромным удовольствием послушает рассказ о твоих успехах. Меня волнуют финансы.

— Не беспокойся, Девятый, — в этот раз вместо оскала на его лице заиграла улыбка. — Я прекрасно знаю, что трогает струны твоей гнилой души.

— И у кого ты научился так красиво говорить, Дотторе? — он наконец обратился к нему по имени, а не по номерам, коими называл всех предвестников.

— У меня был отличный учитель ещё в Сумеру, как жаль, что его быстро не стало после моего отчисления, — послышался нервный смешок. — Но важно не это. Я не собирался рассказывать тебе о своих успехах на благо нашей страны.

Панталоне не стал ничего отвечать. То, насколько Дотторе оттягивал, пытаясь заинтересовать собеседника ещё больше, злило. Дотторе в целом вызывал в нём бурю не самых лучших эмоций. О чём прекрасно знал.

— Прежде чем заняться делами, он посетил одно место. Думаю, ты помнишь его по своему прошлому. Кажется, вы часто бывали там с братцем… Как его… Байчжу, кажется?

— Дотторе, — в голосе звякнула сталь.

— Самая большая оранжерея Сумеру, — предвестник никак не отреагировал на собственное имя, — несколько саженцев заинтересовали его для наших исследований. Но ещё кое-что нашлось там для тебя.

Только после этих слов Пантелоне заметил, что его собеседник всё время держал руки за спиной, будто что-то пряча. Дотторе сделал шаг, приближаясь к столу. Секундой спустя поверх бумаг оказался небольшой горшок. В хэде она большая, но она обязательно ещё вырастет! У растения в нём листья причудливо складывались в нечто похожее на капкан.

— Нам показалось, что это прелестное растение так похоже на тебя, — Дотторе провёл кончиком пальца по краю одного из листиков. Послышался звук похожий на смыкающуюся ловушку. — Стоит положить палец вам в рот — вы попытаетесь его откусить.

Панталоне усмехнулся.

— У тебя странное представление о хороших подарках, Дотторе.

— Я уже обещал уронить мир к твоим ногам, — с привычным оскалом напомнил он.

— Но я куплю его намного быстрее, если захочу, — Панталоне поднялся из-за стола, отложил очки и приблизился к Дотторе. — Но тебе удаётся удивлять меня.

— У меня открыт путь к струнам твоей гнилой души.

— Пока я сам этого хочу, — холодная рука приподняла маску, открывая обезображенное лицо. Панталоне внимательно смотрел в красные глаза, наполненные безумием.

— Ты так уверен в этом, Девятый?

— Более чем, Седьмой, — вторая рука коснулась одежды, притягивая ближе. — С тобой проще, когда ты молчишь или работаешь.

Очередная ответная колкость утонула в грубом поцелуе.