Катамаранов полусидел-полуспал у закрытого кабинета, где они с Инженером собирались встретиться. Был обед, и, поскольку столовая находилась в двух шагах, промелькивали те, кто поели или только собирались есть. Лапушкин выудил минутку, когда никого не было в коридоре, подбежал к двери, открыл ключом, поторопил Игоря войти и закрылся вместе с любимым.
Игорь поцеловал его дружеским и бесполым поцелуем, никак не выдававшим чувства, и они посмотрели друг на друга и засмеялись. На пол слетел ватник, обо всякий хлам звякнула каска. Комната состояла из хлама чуть менее, чем полностью: на полу лежали старые ЭВМ, разобранные на запчасти, ящики колб, небоскрёбы разных стульев, керамическая плитка, на полках дожидались пыльной смерти книги, распечатки, папки, плёнки, обои.
— Скрьпнув сталью, открылася дверь... — тихо запел Катамаранов.
— Это да, — дрогнул инженерин голос, — я теперь твой, и ты мой, и мы друг у друга… — положил на пустой квадрат стола шапочку, аккуратно сложил халат. Впился носом в худое тёплое плечо. Тело и одежда строителя источали утренне свежую горечь хвои и полыни, крепких сигарет и дубовых листьев. Всю неделю, пока Инженер был в командировке, воспоминание об этом аромате сводило его с ума. Однажды вечером он не выдержал, вышел на природу, набрал веточек полыни, вернулся в номер; разделся, рухнул на кровать лицом вниз, растёр цветики между пальцами правой руки и поднёс к лицу, а левой — непривычной, представляя, что это чужая рука его трогает, — дал себе волю, вышибал из себя такие вздохи, что пришлось вцепиться зубами в подушку. Окончательно довела его фантазия о том, что Игорь смотрит, видит, слышит, ухмыляется, а потом — касается следа на его постели… Мысль о наблюдающем за ним Катамарановым так и преследовала его, сначала казалась похабно поспешной, но потом притёрлась, породнилась, и он решил, что, если будет случай, то обязательно её озвучит.
— Когда же ты успел перед сменой на… наваляться?
— Магья, Инюш, и никакго мошеньчества! Вот те листочк для гербарья. — Катамаранов положил узорчатый зелёный листок на стол, на белоснежную форму.
— Что же у нас сейчас, ну, будет? — прямо спросил Инженер. — У меня, кстати, все нужные вещи, ну, защита, — он застучал по портфелю и поставил его на окно, — с собой.
— Ну, — оглянул забитую мебелью и мусором комнату Катамаранов, — польжать у нас не получитс. Да даж сесть.
— Неа.
— Ежель ты ток не найдёшь што постелить…
— Знаешь, Горь, тут лежат какие-то плёнки, клеёнки, всё такое, — Иннокентий принялся изучать содержание древних полок, — но если мы на них ляжем, с нас потом пыль выбивать можно будет.
— Эт да, — Игорь встал за его плечом, задумчиво провёл мизинцем по грязному полиэтилену и вытер палец об майку. Иннокентий развернулся, провёл по любимым рукам от плеч до запястий в узорах вен.
— Так… у тебя есть идеи? Я же вижу, что есть.
— Ну… — оробел Катамаранов. — Можн, я начну, как обычн, а потом кажу, што хочу?
— Сказать стесняешься? — мягко спросил Иня.
— Ч-чут-чуть. — Даже в его смутившейся улыбке мелькала задорная и хулиганская суть — а как она светилась в глазах, словами передать было невозможно.
— Ух ты, вот это что-то новенькое, — пролепетал учёный ему и коснулся губами мочки уха, — ну или хорошо забытое старенькое…
Игорь молча опустил жалюзи. Он вспоминал, как вот так же в их первый раз задёргивал шторы в Кешиной комнате и ходуном ходило его малахитовое сердце. И нервничал и стеснялся больше своего любимого. Вдруг он бы перешёл черту, тонкую, как лепесток цветка, грань, и милый Инюша отшатнулся бы от него навсегда? Но нет, тогда его водолаз пусть и запинался, но рассказывал о своих желаниях, направлял, дарил ласку и был красив и внимателен до, во время и после.
Катамаранов отвёл возлюбленного к одиноко пустому углу стены, как будто созданному для них, и принялся целовать без рук, уткнувшись обоими локтями в стену, и Кеша в ответ проталкивался в его рот бесстыжими землетрясными толчками, от которых стучало и зашкаливало в голове и хотелось бить по стене кулаком, дразнил щекоткой чувствительные места у подмышек. Иннокентий аккуратно повернул его голову в сторону, чтобы сказать:
— Нет, ты точно что-то затеваешь… Н-у-у скажи, — с большой наигранностью заканючил Инженер, перебирая в руках тёмные пряди.
— Ладн, — Игорь закрыл глаза и выдохнул. — Я хчу смотреть, как ты делайшь себе прьиятно. — Как только он это сказал, услышал звук расстёгивающейся молнии и сквозь чёлку увидел готовую хитрецу на лице прижавшегося к стене. — И как… М-м… — Игорь наморщил лоб: в голову никак не могли прийти приличные описания того, что он хотел бы увидеть. — Как ты… как твой…
— Мою эрек — реакцию? — Инженер все так же хитро поднял брови и подвёл руку Игоря к паху. Игорь вытащил из его белья орган, в котором вот-вот зародится первый приятный зуд, и шепнул на ухо:
— Я хчу видеть… как ты твердешь. Услышать твои…
— Вот так? — спросил он, взял в кольцо наливающуюся кровью плоть и взглядом попросил Игоря посмотреть вниз. Игорь послушался — и чуть не ахнул.Иннокентий глядел в него в упор и дёргал рукой от основания до конца. Было так непривычно разглядывать эти ласки и осознавать, что Кеша занимается делом, в котором он более опытен, чем в их занятиях любовью. Было совсем в диковинку проникаться мыслью: его обычно застенчивый учёный делает это для него и совершенно себя не стыдится, наоборот, согласился начать вот так сразу. Да и к чему стыд, когда все занимаются этим, подумал Игорь, чувствуя, что в нём самом нарастает сладкое напряжение. — Тебе нравится?
Катамаранов отвлёкся; другой рукой Инженер закручивал его майку в узел похлеще узла в животе и тянул на себя.
— Оченно, Кеш, — взгляд скакал то к длинным ресницам зажмурившихся глаз, то к полуоткрытому рту, из которого выползали ежесекундно мучительно-томные и хриплые звуки, то к скулам и ушам, прилипшим к густому липкому румянцу, то к рукам, которые так старательно и умело трудились. Он погладил нежные костяшки этой руки, и она замерла в движении. Сам коснулся кончика его набухшего и отвердевшего стержня и легонько сжал. Иннокентий задрожал, выгнулся, безнадёжно выстанывая вздохи и два самых прекрасных слога, и внезапным рывком взял обе его руки в свои и переплёл пальцы.
— Поцелуй меня, Горюшка, — частое дыхание бежало быстрее крови по его жилам, и он проталкивал слова сквозь стиснутые зубы.
Игорь наклонил голову и прильнул к палящему влажному рту учёного. Иннокентий прижал Игоря к себе, и тот почувствовал, как Кешино естество трётся о его бедро, а пальцы вымаливают нежностей, электричеством скользящих по линиям на ладонях. Инженер оторвался от него, высунул язык и напирая лизнул игореву шею; Игорь наклонился и принялся совершенно неприлично вылизывать его язык в ответ, поселяя в голове ниишника бесов и дерзкую идею, что же им стоит сделать дальше. Кеша мягко отстранил Игоря, упёрся затылком в холодную стену и засмеялся звонкой натянутой струной, готовой вот-вот лопнуть от малейшего касания.
— Я уже почти забыл, как хорошо ты лижешь, — отдышавшись, сказал он. — Не хочешь ещё п-попрактиваться? На моей… Реакции, ну, там, — снова стрельнул глазами. Недвусмысленное предложение отозвалось в Игоре увлечённым согласием.
— Ох-хочу, — немедленно ответил Катамаранов и встал на колени. В следующее мгновение он принял Кешину напряжённую плоть в рот, стал лизать, ласково посасывать и слышать биение сошедших с ума вен — своей и чужой. Запах и вкус телесной чистоты и похоти желаний манили лучше скипидара.
— А-ах, Горь, да, да, как хорошо, — шептал и изнывал от экстаза Инженер. — Игорь стал вырисовывать языком узоры, запоминал рельеф возбужденного места; от этого тоже было чертовски приятно, но мысль о другом действе стучала в Кешиной голове, и он повелел, поскольку весь мозг был заражён бешеной, под стать Игорю, похотью: — Соси, соси, сильнее, сильнее, да, боже... — Крышу сносило отчаянно, Иннокентий бил каблуком об стену и мычал в унисон вкушавшему его любимому.
Строитель выпустил Кешу изо рта, залюбовался всем им снизу вверх, особенно непослушными взмокшими кудрями; поднялся с колен, поцеловал жадно капающей слюной, зашуршал рукой под клетчатой рубашкой, и их обоих раззадорила мысль о том, в какое пожарище он этим языком подливал огня.
— Не боишьс, что услышат?
— Тут стены толстые, я знаю, никто нас не заста — застукает, ну а даже если услышат… Игорь, п-пожалуйста, докончи, а то я…
— Конешн.
Колени Игоря снова коснулись линолеума, и он впустил в себя любимого, которому не терпелось взорваться и потерять контроль. Иннокентий задвигал бёдрами. Его целовали и обсасывали то глубже, то совсем на поверхности, всё существо пульсировало жаждой. Он ощущал не только как его любят, но и как он тоже принимает участие и руководит происходящим, занимаясь любовью с его милым, но всё равно умолял взять его дальше, сильнее, жаднее. Катамаранов положил руки на его ягодицы и затолкал глубже, Инженер, не зная, куда деть руки, растрепал игоревы волосы и легонько дёрнул, вздрогнул и взвыл в последний раз. Внутрь рта строителя потекло тёплое наслаждение, и, когда оно выплеснулось до конца, Игорь оторвался от него, сглотнул и обнял руками его ноги.
Инино дыхание не смело приходить в норму. Привёл бельё в порядок, наклонился, коснулся подбородка Игоря пальцем, принуждая посмотреть в глаза, и со ставшей за этот день привычной коварной усмешкой сказал:
— Да-а, навыки ты совсем не растерял…
— Инечк, я тя так сего две ньдели назад, — Игорь поднялся, заскрипел, облизался.
— Помню, помню, — Иннокентий улыбнулся, вспомнил, как в прошлый раз происходило почти то же самое — только в его квартире, лёжа и без помощи собственных рук. Впервые за день на его лицо легла смущённая тень, и он уткнулся взглядом в пол и закусил губу, впервые за день собственные желания показались слишком неприличными.
— Што такое, Кеш?
— А ты бы меня сейчас… поцеловал? — раздался тихий и неловкий вопрос. Поняв, что именно смутило его водолаза, Игорь сам чуть растерялся, но утвердительно кивнул.
Кеша пробовал свой запах, свой след на чужом языке, на внутренней стороне щёк. Закончив поцелуй, единожды причмокнул, и Игоря это возбудило куда хуже. Потянул за резинку серых спортивных штанов, проверить, что Игорь ещё хочет, и руки строителя помогли приспустить их.
— Я сам, Кех, — улыбнулся Игорь. — У тя будьт какая-нидь салфетка? Нь хчу тут грязь разводьть.
— Я видел, тут в шкафу ветошь лежала, думаю, не страшно, если мы ее израсхо — испачкаем. — Иннокентий помчался к шкафу и протянул Горе несколько тряпок.
— Смотреть бушь? — хмыкнул Катамаранов сосредоточенному на его теле Инженеру.
— Ну а как же, ты же у меня такой хороший, красивый, любвеобильный, — погладил ляжку у самого «любвеобильного» места и в награду получил поцелуй в макушку.
Катамаранов начал удовлетворять себя стоя, глубоко дыша и поглаживая промежность, постанывал и пыхтел глубоким гулом, насколько хватало воздуха в лёгких. Инженер примостился у занавешенного окна и заворожённо наблюдал, блуждал взглядом по всему его телу, замирая и сгорая от любопытства. Строитель смотрел только на себя, как будто пойманный инженеров взгляд заставил бы его преждевременно сдаться оргазму. Через пару минут ласок Игорь ругнулся и с оглушающим стоном излился на хлопчатобумажную ткань, стёр с себя последние капли, натянул штаны и шагнул к окну. Промочил две чистые тряпки водой из стоявшей у засохшего фикуса лейки, протёр руки одной, дал другую Кеше.
— Вот он, сьекс в полевых условьях. — Игорь налил немного воды в ладонь и прислонил к горячему лбу.
— Хе, точно, Горь, лучше и не скажешь.
На подоконнике стоял иннокентьев портфель. Его хозяин выудил из него булочку с корицей, поделил надвое. До конца обеда оставалось пять минут.
— Булочку тебе стащил, вот, держи, — протянул выпечку Иннокентий.
— Пасиб. — Они поели, привели друг друга в порядок. Игорь сложил испачканную ткань, отправил в стоящую под столом мусорку. Инженер положил дубовый листик в карман халата, и строитель оглядел его с ног до головы ещё раз. — Ты эт, ширьнку не застьгнул.
— Правда? Ой, какой я расте — рассеянный, так бы и в люди вышел… — Бегунок молнии пополз вверх. Воцарилась приятная тишина, под опьяняющим действием которой Инженер вспомнил, что забыл сказать о главном. — Я скучал по тебе, Игорёш.
— Я вижу, — улыбнулся Игорь и потёрся щекой об его побагровевшую щёку. — Я тож, попугайч.