Сынмин натягивает рукава толстовки на пальцы и улыбается, ощущая мягкость ткани. Это не его толстовка, но она греет гораздо лучше, чем любая самая тёплая вещь из его гардероба. Сынмин зарывается носом в ворот и прикрывает глаза, с наслаждением вдыхая чужой аромат. Эта толстовка принадлежит его парню, поэтому она действительно самая теплая и так вкусно пахнет — Сынмин ходит в ней всего день, но буквально чувствует присутствие любимого человека рядом. Это восхитительно настолько, что Сынмину хочется дышать чужим запахом всю свою жизнь.
— Сынмин-а, мой золотой, а можно вопрос? — Сынмин вздрагивает, поворачивая голову влево: рядом с ним с милейшей улыбкой приземляется одногруппник, сразу закидывая руку на его, сынминово, плечо. Сынмин кое-как кивает, сбрасывая чужую конечность и немного отодвигаясь. — Ты серьёзно встречаешься с Хван Хёнджином?
— Что за вопросы? — Сынмин дёргает бровью и незаметно сглатывает, скрывая волнение в ладошках под рукавами толстовки. — С каких пор вас вообще интересует моя личная жизнь?
— Ну… — парень хмыкает, растягивая гласную, и Сынмин чувствует себя ещё более неуютно. Он искренне не понимает, почему вообще кого-то волнуют его отношения, почему этим «кем-то» оказывается одногруппник, почему к нему пристали именно с этой темой. Лучше бы списать попросили, честное слово. — Просто понимаешь, он же, по сути, местный гопник. Ходит всегда в чёрном, преподам грубит, на парах не отвечает, на учебу забил большой и толстый… Дерётся постоянно, ругается матом, за корпусом курит. Не удивлюсь, если он каждые выходные бухает по-чёрному, судя по всему, это — его естественный образ жизни.
Сынмин хмыкает, вспоминая все яркие вещи в гардеробе Хёнджина, вспоминая о его непереносимости табачного дыма, о любви к щенкам, о тщательно выполняемом домашнем задании. Сынмин вспоминает чужое волнение о его здоровье, вспоминает, как Хёнджин покупает ему каждый вечер черничный йогурт, потому что «ну твой же любимый, Минни, я четыре магазина оббежал в поисках именно этого» вспоминает любовь Хвана к диснеевским мультикам, особенно к «Моане», и понимает, насколько же злы слухи.
— Хёнджин? Курит? — Сынмин выгибает бровь, поворачиваясь к одногруппнику, который такого вопроса, кажется, вовсе не ожидает. — С чего ты взял?
— Так его с сигаретой видели пару дней назад.
Сынмин ровно секунду роется в памяти и снова хмыкает. Пару дней назад Хёнджин стоял за корпусом рядом с ним, ждал, пока Сынмин зашнурует кроссовки и держал в руках его справку, свёрнутую в небольшую трубочку. Возможно, издалека она действительно похожа на сигарету, но что-то Сынмин не помнит, чтобы Хван хоть раз подносил её к губам. Какие же они до смешного глупые.
— У него аллергия на табачный дым — он задыхается, даже если кто-то курит в двух метрах от него, — Сынмин пожимает плечами, смело обзывая непереносимость аллергией. Лучше так, чем ещё три тысячи вопросов.
— А ты откуда знаешь? Вы всё же встречаетесь? — одногруппник дёргает бровью и даже подаётся вперёд, едва не стукаясь носом о нос Сынмина, который, испуганно икая, резко отодвигается назад.
— Даже если встречаемся — и что с этого? — Сынмин пожимает плечами, снова одёргивая рукава и хмурясь.
— Ну как… Ты же такой хороший мальчик… Это странно, когда правильный отличник встречается с таким идиотом, как Хёнджин, — одногруппник пожимает плечами и возвращается в своё изначальное положение, рисуя что-то на парте сынминовым карандашом.
— Хёнджин не идиот, — Сынмин поджимает губы, отбирая карандаш и хмурясь. — Он замечательный. Он добрый и заботливый. Он подкармливает бездомных котят и собак, отдаёт мне свои толстовки, когда я мёрзну, хотя сам тоже может замёрзнуть, вовремя сдаёт домашки, пускай и после пар, всегда старается помочь тем, кто в этом действительно нуждается. А ходит всё время в чёрном и ведёт себя с вами грубо, потому что вы его таким сделали. Вы издевались над ним и смеялись, вы говорили, что ему всё легко достанется из-за его внешности, хотя сами понятия не имеете, насколько он прекрасный. И после этого вы называете его идиотом? Идиоты тут только вы, — Сынмин недовольно фыркает, слишком резко убирая карандаш в пенал и поджимая губы. — Не приближайся ко мне больше. И к Хёнджину тоже.
— У-у, ребята, так вы оба на голову больные, — парень хмыкает, присвистывая, и быстро встаёт из-за стола, направляясь к своей компании, чтобы рассказать свежие новости.
«А говорят, что девушки сплетничают», — Сынмин недовольно фыркает, складывая руки на парте и роняя на них голову. Как будто не в универе учится, а в детский сад поступил, честное слово. Не хватает только начать лопатками мериться.
Через десять минут вся группа узнаёт, что хороший мальчик-отличник Сынминни встречается с идиотом-хулиганом Хёнджином. А ещё через пару уже весь универ гудит о том, что их отношения вообще абьюзивны, что Сынмин с Хваном встречается из жалости (в каких-то интерпритациях — наоборот), а Хёнджин Сынмина вообще избивает каждый день, поэтому на Киме столько тоналки. Откуда на нём тоналка, когда он ею никогда в жизни не пользовался, Сынмин понятия не имеет, но ничего не говорит, только поудобнее утягивает рюкзак на плечах и перекатывается с носка на пятку, стоя на крыльце у входа в институт в ожидании своего парня.
Хёнджин появляется из-за угла, — того самого, за котором он каждый день курит, — только не с сигаретой, а букетом ромашек. Он не выглядит угрюмым и злым, наоборот — радостным и довольным, и Сынмин чувствует, как у него теплеет на душе. Хёнджин широким шагом направляется именно к нему, чуть ли не подпрыгивая, и Сынмин прикусывает губу, чтобы счастливо не рассмеяться.
Студенты, заполнившие двор, замирают в шоке, смотря на едва ли не танцующего Хёнджина, который ловко взбегает по ступенькам прямо к умнице-отличнику Сынмину.
Сынмин широко улыбается и тянет руки навстречу старшему, который сразу же сгребает его в крепкие объятия.
— Я соскучился, — Хёнджин шепчет это прямо на ухо и обнимает крепче, судорожно выдыхая. Он и правда чертовски соскучился за день, и поэтому сейчас Сынмин в его объятиях ощущается до ужаса правильно и приятно. — Так мучительно проводить без тебя дни, ты не представляешь. Кстати, это тебе, — Хёнджин, улыбаясь, отстраняется, протягивая младшему тот самый букет ромашек, — я их случайно увидел, и сразу подумал, что они — твои цветы.
— Спасибо, — Сынмин смущённо улыбается, принимая букет и с наслаждением вдыхая аромат цветов. — А меня твоя толстовка весь день греет. В универе очень холодно.
— Тогда скорее домой, — Хёнджин улыбается, разворачиваясь к младшему спиной. — Запрыгивай, довезу тебя до дома. С ветерком не обещаю, но до автобусной остановки мы доберёмся быстро.
Сынмин широко улыбается и проворно забирается к старшему на спину, сразу целуя в макушку и держась покрепче. Хёнджин поддерживает младшего под бёдра и сразу направляется на выход из универститетского двора, полностью игнорируя удивлённые взгляды студентов и тихие перешёптывания.
— Они сегодня говорили, что ты хулиган и идиот, — Сынмин тихо фырчит, потираясь щекой о мягкие волосы. — Спрашивали, как такой правильный я могу встречаться с таким ужасным тобой. А ты не ужасный. Ты самый лучший. Ты знаешь, как сильно я тебя люблю?
— Знаю, — Хёнджин улыбается, жмурясь от поцелуя в висок. — Я тоже очень люблю тебя, маленький, поэтому дома нас ждёт романтический ужин при свечах. Только у меня не хватило мозгов придумать что-то оригинальнее роллов, пиццы и вина, так что прости меня за моё слабоумие.
— Слабоумие? Это звучит как идеальный вечер, — Сынмин широко улыбается, рассматривая ромашки. — Ты всего лишь сказал об этом, а я уже представляю, как это будет красиво и вкусно. Особенно если ты будешь меня кормить.
— Буду, — Хёнджин кивает, осторожно опуская младшего на ноги и всматриваясь в номер подъезжающего автобуса. — Не наш. Малыш, не слушай никого, ладно? Мне плевать, что они там шепчут за моей спиной, лишь бы оно никак не коснулось тебя. А на остальное — правда всё равно. У меня есть моё счастье рядом, признание или уважение других людей меня волнует в последнюю очередь.
— Я просто не хочу, чтобы они несли чушь, — Сынмин фырчит, осторожно касаясь пальчиками чужой ладони. — Ты же совсем не такой…
— Это только их сплетни, — Хёнджин улыбается, мягко целуя Сынмина в лоб и подмигивая. — Ты же знаешь, какой я на самом деле, верно? И это самое главное. Какая мне разница, что обо мне думают другие люди, когда мой любимый человек рядом, поддерживает меня и целует перед сном?
— Ты… — Сынмин поджимает губы, стараясь не расплакаться от внезапно нахлынувших чувств. — Как же сильно я люблю тебя, боже мой…
— Я люблю тебя сильнее, — Хёнджин тихо смеется, крепко сжимая чужую ладошку. — А вот и наш автобус. Идём.
Сынмин широко улыбается, сразу шагая за старшим и на секунду оборачиваясь. Чужие осуждающие, сочувствующие или просто презрительные взгляды уже кажутся совсем не важным. Важным кажется лишь их будущее домашнее свидание, вино и роллы, сырная пицца (Сынмин уверен, что Хёнджин заказал именно её, потому что они вместе обожают всё сырное) и обнимашки во время просмотра любимых сынминовых мультиков. Сынмин показывает толпе студентов язык и со счастливой улыбкой запрыгивает в автобус, сразу занимая задние места, чтобы можно было спокойно держаться за руки, шептать друг другу на ухо тёплые слова и тихо хихикать, потому что сдерживать свои чувства всё сложнее. И это действительно гораздо важнее, чем чьи-то там сплетни.