Свет единственной лампы в кабинете (хотя он здесь и вместо столовой, и гостиной) позволяет пришедшим как выйти на свет, так и остаться в тени, избегая мигающей лампы у края, где сидит председатель торгового профсоюза.
Гостья сразу садится, игнорируя запылившуюся вешалку и правила, предписывающие снять придерживаемый хозяином кабинета плащ или хотя бы не пытаться скрывать лицо в его тёмном вороте.
― Давайте сразу без предисловий, мистер Тетрас. Мне сказали, что в этом люксе можно найти много слухов. Или правду.
Эти волосы когда-то были мягкими и кудрявыми. Этого не скроет и короткая стрижка вместе с не такой модной, но практичной шляпкой, отмечает Варрик. На едва тронутой шрамом щеке ― загар, мазнувший поверх природно смуглых щёк. Только рот вот-вот сложится в лёгкую, всё ещё девичью улыбку.
― Ну что же, мисс…
Гостья безразлично машет рукой, точно разгоняя давно поселившийся в его кабинете дым от сигар:
― Беата. Называйте так, мистер Тетрас.
Варрик успел вызнать: чья она, кого снабжает, зачем ей Защитник, не мог ли он нанести гостье с вуалью на глазах каким-нибудь явных обид? А если мог, то зачем?
― Что за слухи вам нужны о Хоуке?
Она явно младше, до Киркволла жила на ранчо в Гварене, Хоуком интересуется, но в глаза видала лишь пару раз.
― Его брат. И его мать. Как давно её похоронили?
Могло ли случиться так, чтобы заинтересованный лишь в мужчинах Хоук её слишком резко отверг? Но его слушательнице неинтересны ни сплетни, ни подвиги, ни даже личная жизнь негласного героя этого гниющего города, что само по себе уже повод держать на примете эту незнакомку, скрывающуюся от спецслужб за экстрасенсорные способности. Тот факт, что шпионская сеть давно не суётся без прикрытия военной полиции в банды, давно привычен. Но то, что она, нигде не замеченная до Киркволла, не искала встреч с Андерсом уже изрядно настораживает.
― Брат на хорошем счету, говорят, он доказал свою силу, как Серый Страж.
Варрик делает паузу. Беата торопливо кивает и бегло смотрит на вторую руку. В лежащей на коленях ладони ― конверт с деньгами, где должна быть и доплата за молчание. Слышится приглушённое шуршание, и затянутая в темную бархатную перчатку рука кладёт конверт из плотной бумаги на стол.
― Почему вы пошли туда? Куда пропал ученик того сумасшедшего?
Варрик разводит руками, улавливая притупившуюся со временем ненависть в последнем слове легче, чем намёк на скинутый в канализацию труп Гаскара:
― А зачем ему оставаться?
Беата одними пальцами подвигает конверт по заваленной бумагами столешнице и вздохнув, шевелит ногой под низким для людей столом:
― Он мог бы многое рассказать. Об окружающих таких безумцев людях не любят судачить в газетах…
― О нет, только не он. Бедная миссис Хоук… Нет, что бы кто не думал, Деймон всё-таки хороший сын, хоть и кажется, что он больше любит воспоминания о своей погибшей сестре, а брата держал при себе на побегушках.
За полями шляпы не видно глаз, но Беату выдаёт резко сжатый край бумаги их стопки торговых деклараций. Эта молодая женщина явно была связана напрямую с Хоуком и хочет узнать больше, приходя сюда под разными именами якобы от прощелыг Атенриль. Так чем же он мог её обидеть?
***
Ей было десять, когда брат впервые обворовал бродяжку. Бетани лежала в саду, сквозь пальцы, которыми она заслонялась от солнца, били в глаза полуденные лучи, а руки казались горящими, как если выпустить огненный шарик на ладошке.
Гаррет принес ей ленты с невиданными узорами и вплетая в косы, смеялся:
― Будешь первая ходить со стихами в косах! Смотри, надень их, а воскресную службу, Солнышко!
А потом побирушка увидела на ней ленты. Бетани отдала их прежде, чем она заплакала или заголосила, буквально вырвала из неловко расплётенных, спутавшихся кос. Ещё и сбегала в сад за конюшни, к их высоким, но вечо пложоносившую червивыми грушами деревьям ― принести еды.
― Вижу, что это не ты обобрала мою сумку, мелкая, ― капая соком себе на лохмотья, как-то удручённо хмыкнула нищенка.
Больше она её не видела. Деймон в ответ на её упрёки лишь потрепал по расчёсываемым кудрям:
― Тебе такие ленты больше к лицу, не жалуйся маме, зря, малышка!
Тогда Бетани думала, что это лишь пожелание. Может, нищенка ушла? Может, Деймон её покормил и извинился за ленты, пообещав, что больше так не будет?
А потом снова: «Бетани, это же мелочь! Чего злишься, глупая малышка?». И к воровству примешивались драки что все чаще становились избиениями всей толпой.
А когда к ним на ранчо пришли родители мальчишки, что подарил ей резной гребень, Бетани перестала молчать. И вот тогда, стоило оказаться вдалеке от отца, Деймон ударил Карвера.
― Зачем ты рассказал всё сестре? Кто просил тебя, щенка, ябедничать? Ты что, сделал для Бетани что-то получше?
Взмыленный, едва отрастивший себе какую-никакую бородку и усы, брат показался знающим, что ему не попадёт, точно тот огромный крыс, что одно время ошивался у них в подвале и мог запросто укусить, своровать или подставить кого угодно, считая их запасы своими.
Когда Бетани закрыла Карвера собой, его усмешка стала настоящим оскалом. Он мог отбросить, ударить Бет, она это знала, мог сказать, что подрались из-за её капризов, мама бы ему опять поверила, он этим уже пользовался. Но от того, что произошло дальше, Бетани почувствовала, как задрожали её руки, раскинутые и закрывающие в попытке хоть как-то преградить путь к Карверу. Присев на корточки, Деймон ткнул в неё пальцем прямо в застиранный воротничок:
— Будь хорошей девочкой, Бетани, и не высовывайся. Ты же не хочешь, чтобы за твоё плохое поведение досталось кому-то ещё?
Молчание спасло её от всего, что доставалось Карверу. Бетани кляла себя трусихой, а Хоук на людях заливался соловьём: вот посмотрите, какая у меня хорошая сестра! Добрая, милая, красавица, кто же здесь настолько хорош чтобы взять её в жёны как подрастёт?
Бетани лишь улыбалась, вспоминая что выпив побольше, Деймон любил ей вещать, по-отцовски отставляя указательный палец:
— Веди себя хорошо, Бет, может, глянешься какому городскому, а повезёт ― и богатому, отдадим тебя замуж! Ты же не хочешь, чтобы двое экстрасенсориков стали обузой для семьи?
Каждый раз Бетани жалела, что этого вслед за братом захочет и мама. Он сумеет её убедить.
***
― Да, монна Беата, весь завод теперь принадлежит Хоуку. А про Хьюберта ходят слухи, что тот сбежал от мэра не за неуплаченную пошлину или долги, а за поклёпы. Рабочих он и впрямь держал в цехах как за скот, но после Хоука они стали тише.
С её первого визита прошёл год. Варрик следил за этой Беатой. Ни связей с Орлеем, ни нападений, только сбор слухов. Единственное что он понял — что эту женщину давно коробит от власти, которую Хоук получил с шерифа: чем больше он её приобретал, тем большее раздражение приходилось скрывать Беате. Варрик понял, что ей многое известно: и то, как Хоук убивает конкурентов, как запугал помощника мэра, что тот прикидывается безразличным ко всему городу, как угрожал семьям рабочих, если те сунут нос в суд из-за пропавших, что приходили с жалобами на избиения к мэру, и то как помощница Джустинии пропала после визита в Киркволл вслед за посланными по её душу Воронами, а из Вал-Руайо идут письма Владычице, что та должна была принять её лично, не размениваясь на доверие к другим.
С каждой такой новостью Беата грустнела. Варрик ждал ответов на свои вопросы. Но всё что он понял ― это лишь её тающие надежды. Они были похожи на здешнее зимнее солнце, что мечтало всех обогреть своим теплом, надеждами на лучшее, но увы, до тех, кто нуждались в его тепле, его лучи так и не достигли. Лишь когда про неё уже год не было слышно в Киркволле, Варрик услышал от Андерса, что Хоук изредка при нём зовёт свою сестру во сне: Бетани, малышка, маленькое солнышко.
Эта Беата наверняка бы не поверила, что его друг, (а для города и своего родного брата — сущий ублюдок) может так сильно тосковать по ком-то из родных.
***
Эпидемия выкашивала всех.
Бетани не плакала, когда думала, что умрёт, нет. Просто ей досталось сожаление. О том, что потерян шанс на её городскую, мирную или не очень, но жизнь. О том, что так неловко оборвался её вроде как спасительный для всех них побег. О том, что некому будет спасать маму и Карвера, а может ― и всех, кто будет окружать их ― от Деймона. О том, что она ничего так им и не рассказала.
Последнее, что она услышала, после того как попросила оставить её здесь, было воспоминанием.
― Братик, а что это?
― Это венок из подсолнухов. Я нарисовал его тебе, ведь ты нам с Карвером вместо маленького солнышка!
Очнувшись в поезде на пути к Гварену, едва поняв, что она хоть и безоружна, но чудом жива, Бетани поняла, что была нужна брату, только когда была угодливым, милым и не мешавшим ему делать всё что захочется Солнышком. Иначе бы он не согласился оставить её прямо возле трупов у ранчо, не кивнул бы первым, бросая её умирать в этом требовавшем пожертвовать собой ради общего блага и семьи бреду.
***
Там, куда она пришла, были сплошь работающие фонари. Лавеллан удивлялась, как они ещё не разбиты в суматохе ни храмовниками, ни обезумевшими экстрасенсориками ни просто растащены на оружие в ближайшее гетто, а по осколкам стекла под ногами можно легко догадаться, куда их тащили. Дожидаясь ту, кого Сэра назвала «экстрасенсорка с фермы, это твои заморочки ― глядеть на демонов!», Лавеллан быстро вскарабкалась на пахнущий рыбой склад. После жизни в лагере повстанцев стоило привыкнуть к тому, что презентабельная обувь к этому вовсе не годится, а лезущая на склад незнакомка считалась в лучшем случае воровкой, хотя именно здесь всем было плевать. В ящике на крыше нашлась парочка уже чутка перезрелых, но вполне съедобных яблок.
Одно из таких и попало прямо в руки смугловатой женщине с вуалью на глазах, стоявшей прямо в центре яично-желтого пятна от фонаря. Лавеллан глухо протараторила:
― От рыжей Дженни. Для Беаты.
― От Беаты для Рыжей Дженни, ― ответила женщина, откидывая вуаль и доставая конверт, шуршавший от упакованной в него бумаги.
Когда Лавеллан спустилась, женщина уже застегнула свой плащ, и сжимая пакет с бумагами и смотрела на неё своими нежно-карими глазами.
― Вы хотели узнать, что же за личность скрывается под именем Гаррет Хоук, миледи Инквизитор?
Отряхиваясь от мха с крыши и игнорируя порыв «зовите меня просто по имени, вы ведь его знаете» Лавеллан присела прямо под фонарь:
― Да. Почему бы не вернуть ему пост мэра если город почти перестреляли старкхевенцы?
Женщина прошлась осторожным взглядом по Метке, мерцавшей из-под кожаной перчатки и вежливо отведя взгляд, ответила:
― Давайте я вам для начала скажу, кого я считаю хуже, а потом разъясню, идёт?
Обтерев яблоко об жилетку и отмечая, что это слишком цивилизованная для дочери повстанки привычка, Лавеллан кивнула:
― Я слушаю.
Беата отряхнула с кудрей поднявшуюся пыль и начала:
― Если вы хотите разбить мэра Ваэля, то Хоук пойдёт на это. Но потом вам некому будет помочь, чтобы справиться с самим Хоуком. То, что он стал шерифом, а потом и мэром ― лишь результат его привычек. Он обожает достигать своего, идя по головам, оставаясь для друзей непогрешимым героем.
― Но как же?..
Лавеллан с трудом понимала, что этому человеку и впрямь удалось задурить голову Варрику. Что если Хоук и впрямь убил того Андерса просто потому, что искал замену такому неудобному в своих экстрасенсорных способностях любовнику? Что если слухи снова не врут?
Беата подождала, пока Лавеллан провозится в кармане пиджака и достанет часть денег и отдала ей стопку писем и бумаг:
― Здесь все доказательства. Послушайте меня, миледи Инквизитор, если вы хотите, чтобы Киркволл вам действительно помог в вашей войне, сделайте для начала лишь одно. Не оставляйте Хоука в живых.