Триггер

У Яку триггер на светловолосых и высоких. Особенно, когда те играют в волейбол.

Куроо, как и иное большинство членов клуба, знают об этом не понаслышке. Он до сих пор помнит, как в прошлом году они поочередно утаскивали Мориске просто куда-нибудь, чтобы тот мог спокойно вернуться домой, без всего вот этого. Не то чтобы у них сильно получалось, но пытались они постоянно.

Так что, когда в команду внезапно приходит Лев, ожидать можно всякого.

Яку смотрит на Хайбу прищуренными глазами, напрягается всем телом на ответный, немного любопытный взгляд, и… ничего. Многие ожидали от либеро какой-либо реакции, однако он лишь морщится и отворачивается, говоря, что это будет та ещё головная боль. Ничего более.

Не то чтобы он ошибался, конечно.

У Льва куча ошибок, недостаток умений, и именно это приводит к тому, что он едва ли не каждый день во время и после тренировок занимается с Мориске. И смотрит на него с восхищением, когда тот с легкостью принимает подачи и удары, смотрит внимательно, будто бы и правда пытается запомнить, как это делается, чтобы потом облажаться в попытке повторить. Смотрит, но ничего не делает. Разве что получает каждый раз от Яку за очередные искренние вопросы и шутки про рост.

А потом происходит это.

Просто в один день на утреннюю тренировку Яку безбожно опаздывает. Впрочем, отчитывать его никто не спешит, потому что вид у парня просто отвратительный. Мятая рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами, растрёпанные волосы, галстук висит кое-как. И глаза бешенные, полные ужаса, а на запястьях — красные следы, быстро превращающиеся в фиолетовые браслеты синяков, что сойдут ещё не скоро.

И это первый раз, когда они все боятся. Боятся Льва.

Тот делает шаг вперёд, тянет аккуратно руку к Мориске, будто бы к дикому зверю, которому боится причинить боль, или уличному коту, и замирает, когда Яку дергается назад, смотрит с ужасом, не осознавая, кто перед ним.

— Я… — Лев гулко сглатывает, опускает руку вниз и внимательно смотрит на Куроо, который пытается успокоить своего друга. Потому что у Куроо, несмотря на высокий рост, темные волосы с отвратной прической. — Я принесу мазь от синяков.

Хайба отворачивается, идет быстро, скрываясь во втором входе-выходе, не смотрит совершенно в их сторону, но его напряжение, его ярость чувствуется абсолютно всем. Куроо в это время кладет ладонь на плечо Яку, пытается поговорить с ним, но ничего не выходит.

Возвращается, к слову, Лев довольно быстро. С сильнодействующей мазью от синяков, уже разбавленной водой, как и должно, и упаковкой бинтов. Капитан Некомы даже сначала тянется забрать у него это и сам помочь товарищу, когда натыкается на сосредоточенный взгляд кохая и отступает, пусть и следит за его действиями внимательно.

Но Лев действует аккуратно, Лев касается почти невесомо, будто бы боится сломать Яку или что-то в нём. Он наносит мазь на запястья и плотно, умело наносит бинт, стараясь не делать каких-либо лишних движений, будто бы чувствуя на инстинктивном уровне, что подобное лишь ухудшит ситуацию.

— Спасибо, — Мориске говорит это тихо, на выдохе. Так, что слышит лишь Хайба, который на это улыбается едва-едва и уходит с остатками мази обратно в раздевалку.

Когда Лев вызывается остаться и помочь Куроо с уборкой после тренировки, почти всем понятно, зачем на самом деле он остается.

Они молчат, пока убираются. Хайба не задаёт вопросов, выполняет взваленные на себя обязанности ответственно, будто бы он совершенно не хочет узнать. Будто бы он не заинтересован в этой истории. Хотя, конечно, любой знающий его человек скажет обратное — такая уж атмосфера стоит как вокруг самого Хайбы, так и в зале в целом.

Поэтому Куроо начинает говорить первым.

На самом деле, в этой истории нет каких-то особых сюжетных поворотов или особенностей. Просто, когда сам Куроо, Яку и остальные нынешние третьегодки команды только-только пришли как в старшую школу, так и в клуб, был у них один семпай, если этого человека можно так назвать. Высокий, светловолосый, чем-то даже похожий на самого Льва, но не то чтобы сильно. Никто не знал, чем ему приглянулся маленький, юркий либеро тогда, но все вылилось в сначала отказ на признание, а потом — в сталкинг и вот такие вот синяки на чужих запястьях, потому что сил на то, чтобы удерживать Яку, у него было не занимать.

Они с Куроо, честно сказать, именно так и стали друзьями. Потому что последний, оказавшись посвященным в ситуацию, не просто добился исключения их «семпая» из клуба, но и довольно часто находился рядом с Мориске, чтобы отбить у чертового сталкера все желание продолжать. И им ведь казалось, что получилось. Судя по всему, не сильно.

Хайба на его слова только кивает, показывает, что понял и принял к сведению, а потом, переодевшись, с улыбкой несется к Яку, размахивает руками и кричит, предлагает проводить до дома, но так непосредственно, что заподозрить его в чем-то почти невозможно, если не знать точно.

И, честно сказать, у Куроо впечатление такое, что этот вопрос он может оставить на кохая.

Лев и правда справляется с тем, чтобы едва ли не постоянно таскаться вместе с Яку, хотя им, на минутку, в совершенно разные стороны. Впрочем, его это мало волнует, несмотря на взгляды и вопросы либеро, которого он отвлекает глупыми шутками и неуместными вопросами, за которые получает. И ведь удивительно, что с такой силой ударов Мориске не может противостоять своему сталкеру.

Это случается неожиданно.

Просто в один день Льву приходится задержаться, потому что об этом попросил Некомата-сенсей, а Яку отчего-то думает, что Хайба сможет его нагнать, а потому медленным шагом направляется в сторону своего дома. Он совершает ошибку, и оказывается вновь прижатым к стене в каком-то переулке. Светловолосый парень говорит ему что-то, его глаза сверкают злостью, настоящей яростью, а Мориске не может разобрать ни слова, стоит, замерев от ужаса.

А потом Лев приходит, как спаситель. Он хватает сталкера за одну из рук, что удерживают запястья либеро, сжимает сильно и смотрит холодно-холодно. Так, что пробирает до самых костей, ещё надолго оставляя в душе и сердце ощущение животного страха, стоит только вспомнить чужие глаза.

— Знаете, если вам уже ответили отказом, то стоит принять это и оставить человека в покое, — голос у Хайбы не менее вымораживающий, чем взгляд. Он сжимает ладонь, в которой держит чужое запястье, до тихого шипения сжимает, а потом дёргает сталкера в сторону, заставляя отпустить Мориске.

Лев берет Яку за руку аккуратно, сжимает почти невесомо чужие пальцы в своей ладони и уверенно уводит его оттуда в сторону своего дома, чувствуя, как либеро трясет от нервного напряжения. Дома у него нет никого, даже старшей сестры, и чаем он отпаивает своего семпая в одиночестве. Как и в одиночестве обрабатывает новые синяки у него на запястьях. Или провожает того ровно до дома вечером, несмотря на все протесты Мориске.

В нём всё ещё бурлит злость и, стоит признать, страх от увиденного, который превращается в холодную ярость. И ничего сделать с этим парень не может.

А потом Хайба начинает замечать.

Он замечает чужую фигуру у ворот в школе, видит тень каждый раз, когда провожает Яку до дома, не может не обратить внимание на пристальные, ощутимые кожей взгляды. И то, как Мориске старается не показывать, что тоже знает обо всем этом, лишь ухудшает ситуацию.

Настолько, что в один вечер Яку, открыв дверь дома, видит на пороге Льва.

У Хайбы разбита губа, рассечена бровь и побаливает скула. Он выглядит до безумия виноватым тем, что потревожил Мориске своим присутствием, но идти в таком виде домой точно не мог — слишком много вопросов, давать ответы на которые он бы не хотел. Яку обрабатывает боевые ранения аккуратно, хмурится и шипит, когда Лев дергается из-за лёгкой боли или жжения.

— Кто это тебя вообще так? — он задает вопрос, когда заканчивает обрабатывать царапины, и, не услышав вопроса, оборачивается, чтобы увидеть все еще виновато выглядящего Хайбу, но причина теперь явно в другом. Парень сцепляет пальцы в замок, сжимает их и на семпая не смотрит от слова «совсем», будто бы… боится. Или смущен своим поступком. — Лев?..

— Вас больше не будут преследовать, Яку-сан.

Сначала до Мориске даже не доходит смысл слов, честно. Потому что голос у Льва глухой, тихий, будто бы он думает, что от признания собственных действий произойдет что-то непоправимое и, обязательно, плохое. Будто бы не может быть иного варианта развития событий, честно.

А потом Яку понимает. Он вцепляется в стол ладонью, пытаясь удержать себя, потому что ноги абсолютно точно с этим не справляются, и смотрит прямо на Льва, хватает ртом воздух. Взгляд сам по себе скользит по обработанным участкам, пока в голове бьется одна-единственная мысль.

Лев подрался с человеком, который старше него на четыре года, чтобы прекратить сталкерство за Яку.

Эта мысль настолько сильно выбивает землю из-под ног, что у Мориске не сразу получается смириться с ней, осознать ее полностью. А потом в груди растекается-разрастается огромный пузырь из нежности, теплоты и иных прекрасных чувств, что могут быть по отношению к другому человеку, и Яку дёргается вперед.

Он хватает Льва за ворот футболки, тянет на себя, чтобы мазнуть по чужим губам своими в странном, мимолетном поцелуе, способном передать все, что он сейчас чувствует, и утыкается своим лбом в лоб Хайбы, смотря в его удивленные, но, на самом деле, счастливые от подобного глаза.

— Спасибо, Лев.

У Яку Мориске всегда был триггер на светловолосых и высоких. Особенно, когда те играют в волейбол.

Но на Хайбу Льва этот триггер почему-то никогда не работал.