Прекрасное лишь только в сказках,
А жизнь – огромный кучевой туман.
Не знать мне счастья, я потаскан,
Открою сердце – вновь обман.
Воспоминания Птичьи снова меркнут.
Но только гляну из окна –
Бегут девчата-пионерки,
Над чем-то громко хохоча.
Я не забуду сцену и театр,
Тетрадку, голоса и лица.
И песни в голове звучат набатом,
А сердце начинает чаще биться.
Глаза прикрою на минуту.
Теперь я там, в стране далёкой,
Давно забытой и пропащей,
Открыл я прошлого Пандоры ящик.
И вспомнил? Нет, не забывал –
Его глаза, улыбку, красный галстук.
«Ну, здравствуй, Юрочка, я ждал,
И, кажется, что это – не напрасно».
В ночной тиши на нашей карусели,
Под лунным светом и сиянием звёзд,
Я понял, Юра, как несчастен,
Насколько путь к любви непрост.
Уверен был, что невозможно,
Считал себя до одури больным.
«Любить мужчину досмерти тревожно» –
Каким же глупым был и молодым.
Хотел остановить момент навеки,
Когда впервые ощутил,
Прикосновение губ чуть влажных –
Тот поцелуй, придавший сил.
Сложнее было расставаться,
Я бросил календарь в окно.
Но день за днём неумолимо мчался,
Костёр последний – всё предрешено.
Под звуки ночи и в объятьях ивы
Последний раз мы были искренни и живы.
На утро – грусть, слезливый взгляд,
Прости, но время не вернуть назад.
Большие города нас разделили,
Как и листы бумаги, ручки, марки.
Мы вдруг друг друга отпустили
И попрощались без оглядки.
Прошли года, я снова здесь.
Нет трепета от лагеря, Союза.
Я слишком резко повзрослел,
И для себя стал тяжкою обузой.
Желая встретить вновь тебя,
Я воссоздал гнездо для птицы.
Надеждою из раз в раз слепя,
При шансах равных единице.
Мы всё же встретились у ивы.
Я был так сладостно встревожен, рад
Не верил, что такой исход возможен –
Из глаз катился крупный град.
Прижал к себе я Юру сильно.
Не отпускал, хотел поймать,
Момент особый, словно в фильмах:
Мы снова можем этот мир держать.
.